На краю Дикого Поля

Пушка слегка довернула свой хобот, чуть приподнялась... Бабах! Секунды спустя снаряд вышиб искры из валуна и с визгом ушел вверх.

— Ура! — раздался крик позади нас. Только сейчас я увидел, что берег усеян толпами нарядно одетых лодейнопольцев. Ну что же, сегодня суббота, людям нужен праздник, а тут такой подарок: очередной этап в достижении главной нашей цели, строительства мощного военного флота.

— Вот шельмецы! С первого выстрела попали, а от пушки до валуна никак не меньше трёх кабельтовых! Или это случайность?

— А ты проверь! — в азарте крикнул я.

— Слушаю, адмирал. Канониры! По той же цели! Три снаряда! Огонь по готовности!

Бабах! Бабах! Бабах!

Промазали только в последний раз, но ненамного: снаряд взрыл и разбросал обледенелые камни метрах в пяти от валуна.

— Не шельмецы, а мастера! — поправил я — Хаген, поощри их за отличную стрельбу, и от моего имени вручишь вот эти значки.

— Хрена с два! — неожиданно ответил Хаген -Люди знаешь, как к тебе относятся? Для них будет огромная радость получить эти значки прямо из твоих рук, так что порадуй их, князь Александр Евгеньевич.

— Ну раз так, то давай команду на построение.

— Канониры и мастера! В одну шеренгу становись!

Участники монтажа орудий и канониры скорым шагом подошли к нам и выстроились неровной линией. Мне пришлось произносить речь, иначе не поймут, да и у самого радостное чувство от хорошо сделанного дела.

— Товарищи мои! Мастера и канониры! Сегодня мы проверили как работает сделанная нами пушка, и как отлично умеем мы ею пользоваться. Благодарю вас за искусный труд и за отличные воинские умения. Ура!

— Ура-а-а!!!

— В ознаменование сегодняшнего дня хочу вручить каждому из вас памятный значок.

Я двинулся вдоль строя, вручая каждому, по знакомой любому моему, в прошлом, соотечественнику, особенно из числа послуживших в Армии, эмблему артиллеристов: перекрещенные пушечные стволы. Крепиться эмблема должна традиционными 'усами' на задней части значка. Хватило всем, я брал с запасом. Кроме эмблем я каждому вручал по гривеннику, неплохую по нынешним временам сумму.

— Как лучше прикрепить её? — спросил меня на неплохом русском языке, последний из канониров, здоровенный, на две головы выше меня, датчанин.

— Смотрите все, как надо.

Я достал из кармана складной нож и выдвинул из него шило. Потянул канонира за воротник, и он понятливо нагнулся. Я проколол в уголку воротника дырочку вставил туда значок, и разогнул усики с обратной стороны.

— Понятно? Теперь все издалека будут видеть, что вы не просто так, а артиллеристы.

— Благодарствую, князь-батюшка.

Вечером в моём доме собралось небольшое общество: кроме меня и Липы присутствовали: Лодейнопольский воинский начальник, сотник Иван Иванович Волков с женой Клавдией Петровной, Хаген Андерссон, старший из турецких корабельных мастеров Кемаль Гурган, начальник особого отдела Лодейнопольской верфи Михаил Юрьевич Озеров с супругой Натальей Ивановной, и мой вечный спутник, отец Гурий.

После угощения играли в лото и лениво обсуждали местные дела, но неожиданный поворот темы разговора заставил забыть о лото. Начала Клавдия Петровна:

— Скажи, Хаген, а как долго ты намерен служить русскому государю?

— О том решение принимать не мне, а русскому царю, а я со своей стороны кровно заинтересован в своей службе ему. Но почему ты спрашиваешь, Клавдия Петровна?

— Не сочти за вторжение в твои дела, но коли ты хочешь продолжать служить, то тебе надо укорениться на нашей земле.

— Как это?

— Так, как сделал, к примеру твой нынешний начальник, князь Ольшанский. Ты ведь из благородного сословия своей страны?

— Вне всяких сомнений. Мой дед был рыцарем в свите короля Кристиана, а отец служил королю Гансу на защите рубежей Дании, но заслужил лишь разорение после боевого увечья и презрительный отказ принять его отпрыска при дворе Кристиана Второго. Мне самому пришлось восстанавливать престиж своего дома, став моряком. Хвала всевышнему, что русский царь дал мне возможность служить ему так, как подобает благородному человеку.

— А скажи, Хаген — не унималась Клавдия Петровна — есть ли у тебя жена?

— Нет, Клавдия Петровна, я вдовец. Но к чему эти нескромные вопросы? — чувствовалось, что Хаген уже готов взорваться.

— Прости, уважаемый Хаген — вмешался сотник — я не знаю, к чему клонит Клавдия Петровна, но моя жена чрезвычайно умна, и зря расспрашивать не станет. Прошу тебя, ответь ей на её вопросы.

— Хорошо. Но я хочу знать, чего хочет добиться Клавдия Петровна.

Пришлось вмешаться и мне:

— Клавдия Петровна, скажите прямо, что вы хотите узнать?

— Моя подруга, вдова прежнего воинского начальника, погибшего на охоте, Стасова Ирина Андреевна, с большим интересом поглядывает на Хагена Андерссона. Хаген, в свою очередь, весьма симпатизирует Ирине Андреевне. Все мы понимаем, что без постороннего вмешательства их отношения так и не начнутся, поэтому и решила помочь людям.

— И в самом деле, Хаген — поддержал я самодеятельную сваху — как вы смотрите на возможность укорениться в России? Брак в таком случае очень хорошее подспорье. Ирина Андреевна происходит из старинного благородного и весьма разветвлённого рода. Великий государь жалует благородных людей, решивших связать свою судьбу с Россией, так что Клавдия Петровна в значительной степени права.

— Я целиком за такую идею — легко согласился Хаген — но ведь мне придётся принять православие?

— Не вижу в этом ничего страшного. — неожиданно вступил в разговор Кемаль Гурган — Я знаю, что все придворные королей Кристиана и Ганса приняли лютеранство, а раз твой отец или дед пошел на этот шаг, значит это пристало и тебе.

— Тебе легко говорить, Кемаль — возразил Хаген — ты мусульманин и тебе не надо переходить в иную веру.

— Мой предок, так же как и я строивший корабли, был христианином, но потом приял ислам. Я не знаю, что подвигло его на такой шаг, среди моих соседей много христиан, но я знаю, что этот шаг принёс очень много пользы моей семье.

— Видимо ты прав, Кемаль. — подумав ответил Хаген.

— К какому бы ты решению ни пришел, — сказал молчавший до этого момента отец Гурий — я буду рад побеседовать с тобой, Хаген. Приходи в любой удобный для тебя час, и я тебя встречу. А теперь, если уважаемые хозяева не против, предлагаю спеть вместе. Я уже немного освоил скрипку, и смогу помочь твоему, Александр Евгеньевич, баяну. А Клавдия Петровна, я знаю, уже недурно играет на итальянской кифаре. А то что все обладают хорошими голосами, нет никаких сомнений. Так что споём для начала?

Общим голосованием выбрали 'Тонкую рябину'.

В воскресный день, после обязательного посещения церкви, я с Ладой и дочерью отправился гулять по набережной Свири. Настюша вполне бодро топала ножками, я по руку с Липой шел следом, а за нами двигался паромобиль и десять охранников.

Что называется, почувствуй себя непринуждённо. Впрочем, никого это не смущало, позади прогуливающихся первых людей Лодейного Поля тоже двигались их эскорты. Встречаясь мы раскланивались, перебрасывались ничего не значащими фразами... В общем, отчаянно форсили.

— Что у тебя со здешней школой? — поинтересовался я у Липы, подхватывая слегка уставшую Настюшу на руки.

— Знаешь, всё просто превосходно. В школе учится семьдесят детей обоего пола, в возрасте от шести до тринадцати лет и сто тридцать шесть взрослых. Ученики разбиты по классам, в зависимости от уровня обученности. Большинство, сам понимаешь, начинают с азов, поэтому букварей и арифметик страшно не хватает. Однако четыре класса для детей и три класса для взрослых в школе открыты.

— Какая-то помощь требуется?

— Да, и большая. Для уроков географии нужны глобус и географические карты. Я помню, что ты собирался наладить издание карт, получилось ли это?

— Не получилось пока. В типографии думают каким образом это организовать, а у меня до них просто руки не доходят.

— А не мог бы ты изготовить глобус для школы?

— Почему бы и нет? Пусть твои ученики сделают шар, а я его разрисую.

— Хорошо, завтра же найду мастеров среди учеников.

— И пусть поторопятся, уже январь, глазом моргнуть не успеешь, а уже апрель, и сойдёт лёд, а там и начнутся учения нашего флота.

— На верфи, я слышала, заложили ещё пять пароходов?

— Да, как только построили ещё пять стапелей под общей крышей, так сразу и заложили, да. Металлоконструкции киля и шпангоутов завезли ещё осенью, а паровые машины можно установить и после спуска, козловой кран достаточной мощности с паровым приводом уже строится.

— Интересно, как будет устанавливаться паровая машина, она же ужасно тяжёлая!

— Тяжёлая не сама паровая машина, а её котёл. Но и его при помощи крана установим довольно быстро. Если хочешь, я приглашу тебя на установку котла и машины, и всё покажу.

— Конечно хочу! А можно я возьму с собой детей из школы и своих подруг, им ведь тоже интересно.

— Судостроение действительно страшно интересно. Вот построим боевые пароходы, а потом займёмся грузовыми, и будем их строить быстро и дёшево. И не только для себя, но и на продажу всем желающим, так что работы предстоит очень много.

— Как здесь хорошо! Красиво, тихо, спокойно.

— А шум на верфи?

— Ты знаешь, этот шум и не воспринимается как шум, он успокаивает.

— Понимаю — кивнул я — если шумит, значит всё в порядке.

— Истинно так.

— Ну пойдём домой. Видишь, Настюша нагулялась и засыпает.

И мы двинулись домой.

А на следующей неделе я отправился в Новгород, проинспектировать ход строительства транспортных пароходов. Двинулись мы на трёх паромобилях, в сопровождении двух тракторов с бульдозерными щитами, для расчистки дороги. Предусмотрительность принесла свои плоды: в пяти местах нашего пути пришлось прочищать путь, а остальное время ехали совершенно спокойно. Двое суток, и мы на месте, у верфи построенной ниже Новгорода, на берегу Волхова. Впрочем, первым делом я совершил визит вежливости новгородскому наместнику, князю Андрею Ивановичу Ногтеву Суздальскому.

Андрей Иванович принял меня весьма приветливо, в своём рабочем кабинете, в присутствии десятка важнейших людей города.

— Какими судьбами прибыли в наши края? — поинтересовался наместник у меня после длительной процедуры знакомства.

— Приехал проверить всё ли благополучно у Артамона Палыча Ремизова. К весне он, как и я должен построить десять пароходов, и нужно удостовериться что повеление царя-батюшки будет выполнено.

— На верфи ты ещё не заезжал?

— Первым долгом я отправился к тебе, князь Андрей Иванович, чтобы засвидетельствовать своё почтение.

— Понятно. Я и значительные люди Новгорода также прилагаем силы для строительства кораблей, но у нас, и я обязан тебя об этом предупредить, князь Александр Евгеньевич, имеется некоторое количество изменников, пытающихся мешать воле великого государя.

— В чём это выражается?

— Было несколько попыток поджога верфи и лесных складов. Там у верфи, ты увидишь, когда приедешь, рассажены на колах около полусотни злодеев, и некоторые из них, боярских родов.

— Я поражён.

— Таков приказ великого государя, и этот приказ справедлив.

— Нет ли известий, когда потребуются строящиеся пароходы?

— Полагаю, не раньше следующей весны. Так что у нас имеется больше года на подготовку.

— Это превосходно. В этом случае имеется достаточно времени на тренировки экипажей и артиллеристов. Мы там в Лодейном Поле сделали новое противооткатное устройство, оно весьма способствует более точной пальбе.

— Надеюсь, ты применишь эти устройства и на строящихся у нас пароходах?

— Разумеется, князь Андрей Иванович, применю.

— А как обстоят дела на Лодейнопольской верфи, нет ли каких-то проблем с поставками металлоконструкций для верфи?

— Металлоконструкции мы доставили ещё осенью, до ледостава, и сейчас благополучно их монтируем. Недостающие детали отливаем у себя же на верфи, для этого имеется вагранка. И слава богу, о попытках поджогов или иного злодейства, у нас даже и мысли не возникало. Были попытки краж, но стрельцы быстро разобрались, и страшнее порки наказаний не бывало.

Мы ещё обменялись несколькими фразами, и я отчалил. Да, уж. Неспокойная здесь ситуация, не зря Ивану Васильевичу пришлось тут наводить порядок. Тут ничего не поделаешь: всегда найдётся кучка идиотов, считающих что свой царь плох, давай-ка нам иноземного короля, и уж под шведом-то мы непременно заживём. Смердяковщина неискоренима, и что любопытно, имеется среди более или менее значительной группки идиотов, практически во всех народах. Но тут, как правильно говорит один в меру злобный персонаж: 'Только массовые расстрелы способны спасти Родину'.

Артамон Палыч Ремизов встретил меня как родного: обнял так, что едва не переломал кости, одарил таким троекратным поцелуем, что я едва не задохнулся, и сразу потащил за стол: время было обеденное. И уже за столом, усаженный на почётное место по правую руку хозяина, я испытал всю неукротимую силу ремизовского гостеприимства. Блюда подавались одно за другим, и хлебосольный хозяин требовал у меня откушать каждого. Пришлось принимать меры.

— Артамон Палыч, Степанида Макаровна и почтенное ваше семейство. Не желаете ли услышать одну басню?

— Сделай одолжение, князь Александр Евгеньевич, с удовольствием послушаем.

— Написал эту басню Иван Андреевич Крылов, и называется она 'Демьянова уха'

"Соседушка, мой свет!

Пожалуйста, покушай".—

"Соседушка, я сыт по горло".— "Нужды нет,

Еще тарелочку; послушай...

Закончил я под громогласный хохот семейства Ремизовых, а отсмеявшийся хозяин повинился:

— Уж прости великодушно, Александр Евгеньевич, но я так душевно рад твоему посещению, что забыл старое правило: 'Потчевать можно, неволить грех!'.

— Папенька — раздался с края стола детский голосок — позволь задать вопрос князю Александру Евгеньевичу?

— Дозволяю, задавай.

— Князь Александр Евгеньевич, а не мог бы ты записать сию басню на бумаге, а я с братьями и сестрицей сделаем стекла для светоскопа!

— Разумеется напишу. И не только эту басню, но и другие.

— Ой как здорово! А прочти другие, пожалуйста! — раздался хор детских голосов.

— Нет, дети. — строго сказал отец — Сейчас мы перейдём в гостиную, и наш гость прочитает столько басен, сколько он захочет. А неволить грех! Иначе получится как с демьяновой ухой.

Уже в гостиной, устроившись в удобном кресле, я стал читать семейству Ремизовых басни Ивана Андреевича Крылова, которые учил много тому назад, в школе. По счастью, мне записывать не пришлось, за карандаш взялась дочь Ремизова, Ольга.

— А как вы собираетесь рисовать стёкла, ребята?

— У нас Павлик очень хорошо рисует, а Дима хорошо придумывает какие картинки рисовать. А Оля пишет удивительно красиво. — ответил мальчик, который и задал мне вопрос о баснях.

— А ты что умеешь, и как тебя, кстати, зовут, молодой человек?

— Меня зовут Артамон, у нас в роду положено старших по имени отца называть. Я умею всего понемногу, вот всем и помогу.