— Вот, Леонид, выпей. Встанешь на ноги в кратчайшие сроки. Я могу сказать про англичан одно: чай они делать умеют.
— Продавать они его умеют, — поправил его Вольский. — А выращивают китайцы.
— А, уже взялся за старое?
— Мне уже гораздо лучше. Стены больше не вращаются, а желудок не пытается вывернуться наизнанку. Но что случилось, пока я был в отключке? Мне показалось, что мы опять вели огонь.
— Да, тебе стоит знать, лучше раньше, чем позже. Товарищ Карпов решил палить по всему в пределах ста пятидесяти километров от нас.
— Британцы?
— Да, но Федоров сказал, что мы также атаковали американскую оперативную группу. Она должна была доставить самолеты в Исландию. Федорова это очень расстроило. Карпов отстранил его от обязанностей.
— Отстранил? — Адмирал с обеспокоенным видом поднял глаза. — Мы получили повреждения?
— Нет, с кораблем все в порядке. Но боюсь, американцы не могут сказать то же самое. Карпов потопил несколько их кораблей. А они так и не поняли, что случилось.
Вольский закрыл глаза и выдохнул, словно пытаясь собраться, а затем открыл глаза, опасаясь, что все вокруг опять начнет вращаться. К счастью, этого не случилось.
— Что это были за корабли? — Спокойно сказал он.
— Нет, не спрашивай меня, Леонид. Надо вызвать Федорова.
В этот момент раздался стук в наружную дверь, и Золкин обернулся, посмотрев поверх очков и увидев, что в полуоткрытую дверь вошел капитан.
Карпов проводил обход корабля, и это была его вторая остановка. Ранее он уже обрушился на начальника инженерной части Добрынина, сказав ему, что если корабль не сможет развить по крайней мере двадцать узлов через час, то он отстранит его от обязанностей. Вскоре после этого ему сообщили, что проблема с системой охлаждения была устранена, и корабль мог развить любую скорость, вплоть до полной в тридцать два узла. Капитан связался с мостиком и приказал перейти на курс сто восемьдесят и увеличить ход до двух третьих. Затем он направился в лазарет, чтобы проверить состояние адмирала.
— Входите, капитан, — сказал ему Золкин. — Мы пьем чай. Не говорите, что у вас болит живот.
Карпов вошел, удивленный и в душе разочарованный тем, что Вольский уже был в сознании и, судя по всему, в курсе ситуации.
— Рад видеть, что вы идете на поправку, адмирал, — солгал он. — Как ваше самочувствие?
— Как и следовало ожидать, я полагаю. Похоже, тридцать лет в море все же взяли свое. Как корабль?
— Была проблема с теплоносителем в реакторе, но инженерная часть устранила ее. Следуем на юг на скорости двадцать узлов.
— Понятно, — сказал Вольский. — Добрынин говорил что-либо о реакторах? Какие-либо необычные показания?
— Никак нет. Проблема была в системе охлаждения. Она полностью устранена.
Адмирал словно испытал облегчение.
— Теперь расскажите мне о том, в кого вы стреляли, Карпов. — Было очевидно, что это было требование, а не вопрос.
— Адмирал, мы были атакованы надводными и воздушными силами врага, угрожавшими проникнуть в внешнюю запретную зону. Британцы прекратили преследование. Их боевые группы на севере и востоке отвернули.
— Запретную зону? Вы проявляете слишком сильную вспыльчивость по отношению к британцам. Что американцы? Это была оперативная группа, доставлявшая припасы в Исландию для их контингента. Они перевозили самолеты и другие грузы. Только не говорите, что вы потопили транспортные корабли.
— Никак нет.
— Это был всего лишь авианосец, — тихо сказал Золкин, сложив руки на груди. Карпов посмотрел на него с раздражением.
— Авианосец? — Вольский напрягся и сел прямее. Его тяжелые черты лица выдавали явное удивление.
— Мы были атакованы крупным соединением самолетов. Я принял необходимые меры для защиты корабля и его экипажа, — немедленно ушел в оборону Карпов.
— Эти самолеты не атаковали нас, — отмахнулся Вольский. — Они просто переправлялись в Исландию. На этом авианосце даже не было ударных самолетов. Вы что, не спросили Федорова?
От этих слов капитан закипел еще сильнее. Федоров был младшим лейтенантом, и мысль, что он должен был спрашивать его совета прежде, чем что-либо делать, сильно раздражала его.
— Это мог быть тот случай, когда книги Федорова оказались бесполезны, адмирал. Я видел на радаре тридцать самолетов противника, направляющихся в нашу сторону. Это была угроза, и я поступил соответственно. Англичане могли проинформировать американцев о нас, — он начал выстраивать логику своих действий. — Все американские корабли получили приказ атаковать нас. Федоров может это подтвердить. Если так, то история могла измениться. Эти самолеты могли быть перевооружены для удара. Я должен был позволить им пролететь прямо над нами? Мы были прямо на линии их движения.
Вольский закатил глаза, но от досады, а не от головокружения.
— И почему же так получилось, капитан? Вы помните наш разговор? Я говорил вам, что нам следует избегать контакта с противником и атаковать только в том случае, когда у нас вообще не будет иного выхода. Я сказал вам полагаться на скорость, чтобы уклониться от их кораблей и сказал, что я буду решать, как поступать с их авианосцами. Вам, возможно, приходило в голову, что вы могли направиться на восток в открытый океан задолго до этого? А что авианосец? Это должен быть "Уосп", я помню по книге Федорова. Вы уничтожили этот корабль?
Карпов помолчал, затем сложил руки на груди и поднял подбородок.
— Именно это я и сделал, адмирал. По моему пониманию...
— Вашему пониманию? Вы хоть представляете себе возможные последствия своего поступка? Вы хотели помешать американцам достигнуть Рейна? Что же, весьма вероятно, что вы только что дали им четыре месяца форы! — Вольский отставил чай, и в явном расстройстве провел рукой по волосам. — Я слышал пуски ракет через сон, — тихо сказал он. Было заметно, что его руки дрожали. — Я думал, мне просто снится кошмар. Теперь я проснулся только затем, чтобы узнать, что этот кошмар наяву. Какой сегодня день? — Он даже не подумал спросить об этом Золкина раньше.
— 6 августа 1941 года, — сказал доктор. — Или так мы полагаем.
— 6 августа... Всего через три дня британцы и американцы прибудут на встречу в бухте Арджентия. Наша текущая позиция, капитан?
— Мы находимся восточнее мыса Фарвелл в Гренладнии. Я только что распорядился перейти на курс 180. Остатки американской оперативной группы отходят на юг. Они получили урок, адмирал. Я не думаю, что нас побеспокоят снова.
— Да, но кто преподаст урок вас, Карпов? Получается, я зря сотрясал воздух во время нашего последнего разговора?
— Я обещал вас, что вражеские самолеты не будут угрожать нас снова, адмирал. Я нейтрализовал угрозу и авианосец, с которого они взлетели. В подобных обстоятельствах я бы поступил так и снова.
Адмирал пожал плечами.
— Всякий раз, как я ухожу с мостика, вы начинаете применять ракеты. Мне что, поставить в цитадели раскладушку и спать там? Сколько ракет вы израсходовали в своих атаках?
— Это не были атаки, адмирал. Это были необходимые оборонительные действия.
— Не пререкайтесь, капитан. Отвечайте на вопрос.
— Израсходовано двенадцать "Москит-2" и еще несколько С-300.
— Двенадцать? Господи. На том корабле должен был твориться полный ад. Вам не приходило в голову, что не нужно использовать настолько массированное подавление одной цели?
— Вы меня не поняли, адмирал. Я использовал ракеты предельно избирательно. Только три были нацелены на сам авианосец. Еще три были использованы для поражения кораблей его охранения, а остальные шесть использованы ранее, вскоре после того, как вы заболели. Тогда я отогнал британские корабли, приближающиеся к нашей позиции, в том числе два авианосца на севере. Мы больше не видели их самолетов либо вертолетов. Мы научили их уважать нас, адмирал.
— Да, и не только, — сказал Вольский. Он сделал паузу, глядя на Карпова тяжелым взглядом. — Вы знаете, что они делают сейчас, капитан? — Адмирал указал пальцем куда-то в сторону. — Англичане не побежали домой пить чай. Их премьер-министр сейчас находится на корабле, направляющемся в эти самые воды. Нет... Скорее всего, они соберут все военные корабли в пределах тысячи миль от нашего последнего известного местоположения, и в следующий раз, когда они появтся на экране у Роденко, там будет намного больше отметок, чем вы можете себе представить. Что же касается американцев, то сейчас они думают о том, как обратить свой шок и гнев на ваше бездумное нападение в уверенный и устойчивый импульс, который втянет их войну, которую они объявят не Японии, а Германии. И тогда они отправят весь свой Атлантический флот, чтобы найти корабль, потопивший "Уосп" и его экипаж... Найти вас, капитан.
— И, к сожалению, всем остальным находящимся на борту придется жить с последствиями вашей вспыльчивости и рвения к войне. Именно это мы и получим, Карпов. Они не отправят несколько кораблей туда, а несколько туда. Они придут со всеми своими силами, чтобы затравить нас, не думая ни о чем, кроме мести и не желая ничего, кроме мести. И знаете что? Я думаю, они даже будут в какой-то мере соревноваться в том, что первым найдет и потопит нас. — Он сделал паузу, желая увидеть, что придет в голову Карпова по этому поводу, но тот казался флегматичен и расслаблен как никогда.
Месть была тем, что он слишком хорошо понимал.
— Они не единственные, кто требует мести, адмирал. Теперь они отведают ее и от нас.
Вольский вздохнул.
— Вы полагаете, что эти люди виновны во всех неудачах нашей жизни? Вы считаете, что они привели наши экономику к краху, наши города к застою и загниванию? Все они умрут задолго до того, как рухнет Железный занавес, и страна, которую построили такие люди как Сталин и Хрущев превратиться в помойную кучу. Чего вы надеялись добиться этой атакой?
— Я лишь защищал корабль, адмирал.
— Я начинаю понимать, что этот спор не ведет нас ни к чему. Защищали корабль? Вы добились лишь того, что увеличили число опасностей, которые ждут нас впереди. Мы могли бы достичь какого-то понимания с этими людьми. Я задал курс, чтобы попытаться это сделать, но после всего этого, я боюсь, они не будут слишком настроены на дружескую беседу.
— По крайней мере, они будут уважать нас, — сказал Карпов, только немного слишком резко. Доктор, сразу обративший внимание на его тон, беспокойно двинулся в кресле.
— Это приводит нас к ситуации, когда я ощущаю себя вынужденным объясниться, — сказал он, посмотрев на Золкина. — Возможно, доктор оставит нас?
Золкин посмотрел на него снизу вверх, а затем откинулся на спинку кресла, заведя руки за голову.
— Я полагаю, вы хотели поговорить о ядерном оружии? Нет, капитан, я не намерен идти в лазарет и бренчать там стетоскопом и термометрами. Я капитан второго ранга и третий человек на корабле. В действительности, в мои обязанности входит определение того, насколько вы или любой другой человек на борту пригоден к исполнению своих обязанностей. Так что я считаю нужным остаться. Если у вас есть какие-то идеи насчет того, чтобы взорвать мир, я хотел бы их выслушать. Это поможет мне определить, в здравом ли вы уме.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
ГОРНИЛО СУДЬБЫ
"Хорошо ли, дурно ли, но разломать иногда что-нибудь тоже очень приятно"
— Федор Михайлович Достоевский
ГЛАВА 28
* * *
7 августа 1941 года
Крейсер "Августа" и корабли его сопровождения шли максимально возможным ходом, вдвое быстрее, чем степенные пятнадцать узлов, на которых они двигались ранее. Позади него медленно полз старый линкор "Арканзас". Два других крейсера и быстроходные эсминцы 7-й эскадры держались с "Августой". Президент спешил, и "Арканзасу" придется догонять их.
Сообщения поступали по всем каналам обмена, от разведки британского Адмиралтейства, от их Флота Метрополии, координировавшего визит премьер-министра, от Оперативной Группы 16, медленно отходящей к Сент-Джонсу на Ньюфаундленде с выжившими из ОГ-1. Капитан "Миссисипи" Джеральд Райт был вынужден бороться с желанием развернуться. Увидев обломки "Уоспа" и "Винсеннеса", он хотел немедленно направиться на север, чтобы разобраться с немецким рейдером, но возобладали более холодные головы.
Адмирал Кинг отдал ему прямой приказ отходить. Кроме того, тот также связался с базой ВМФ на Лонг-Айленде и приказал осиротевшим ударным эскадрильям с "Уоспа" перебазироваться на аэродромы вблизи Шип-Харбор на Ньюфаундленде. Это место быстро превращалось в один из самых активных военных объектов на Восточном побережье. Там уже бросили якоря более двадцати американских военных кораблей, и еще больше направлялись туда. Англичане располагали сопоставимыми силами. Они находились всего в дне пути. Боевые соединения стремились как можно быстрее доставить своих высокопоставленных пассажиров на секретную конференцию, а затем быстро выйти в море, чтобы выследить немецкий корабль. "Летающие лодки" PBY "Каталина" 7-го патрульного авиакрыла и "Маринеры" 71-й и 72-й эскадрилий действовали с Ньюфаундленда, осторожно следя за севером.
Адмирал Эрнест Кинг был шестидесятитрехлетним командующим Атлантическим флотом. Ему были ближе прозвища "Король" или просто "Рей", которые он получил, служа капитаном линкора во время Первой Мировой. Он даже видел бой, будучи наблюдателем на нескольких кораблях Королевского флота в то время. Жизненный опыт сделал его несколько подозрительным и настороженным по отношению к британцами, явно считавшим себя хозяевами Атлантического океана, а все другие корабли находящимися там с их позволения. Тем не менее, хотя Соединенные Штаты были могущественной морской державой, они еще не были готовы реально взять в свои руки Атлантику, как это делали британцы в течение многих десятилетий. Новые базы, арендованные у Великобритании в обмен на пятьдесят старых американских эсминцев были для США лучшим средством для того, чтобы продемонстрировать свою власть, и Арджентия была одной их них.
После Великой войны, Кинг некоторое время барахтался в делах подводного флота, а также на должностях, связанных с военно-морской авиацией, получив свои квалификационные "крылья" в 1927 году. В июне 1930 он был назначен командиром "Леди Лекс" — авианосца "Лексингтон". Он оставался самоуверенным человеком, несколько угрюмым и вспыльчивым, склонным к едкому соперничеству с другими обладателями больших погонов, многие из которых сильно его не любили, и, в конечном итоге оказался почти на кладбищенской должности в Комитете по общим вопросам Военно-морского флота, сборища седых старцев, погрязших в политике и дискуссиях по программам кораблестроения. Одним из немногих его союзников был адмирал Гарольд Старк, главнокомандующим военно-морским флотом, который счел, что он будет в большей степени на своем месте на должности командующего Атлантическим флотом. На эту должность он был, как некоторые говорили "помазан" в конце 1940 года.
Рузвельт однажды описал его как "человека, который каждое утро брился паяльной лампой" за его нрав и склонность молниеносно и легко выходить из себя. Как и генерал Паттон, когда что-то случалось, он неделикатно высказывался относительно "послали же сукиных детей". Он сам был одним из таковых. Его первой мыслью, когда он узнал о потоплении "Уоспа" было приказать капитану "Миссисипи" Райту немедленно найти немцев и пооткручивать им головы. Но старый друг и начальник адмирал Старк посоветовал ему проявить осторожность.
