— Гнусные черви — услышал Мен"ыр шепот По-на-ло. — Они хотят надругаться над нашими женщинами!
Мен"ыр узнал пленницу, которую избивал Пыин-ли. Это была молодая жена Т"эмо.
Ге"пья сделал знак и По-на-ло замолчал.
Тем временем первый Пыин-ли подвел свою добычу к загородке и стал перетаскивать ее наружу. Он, по всей видимости, ослабил хватку на ее волосах и девушка, мотнув головой, легко вырвалась и кинулась к группе пленников. Пыин-ли кинулся за ней. Девушка, как загнанная лань, заметалась из стороны в сторону, наткнулась на воина, избивающего жену Т"эмо, и сбила его с ног, сама тоже распласталась на траве. Пыин-ли, гнавшийся за ней, тотчас оказался рядом и, вновь схватив ее, намотал волосы девушки себе на руку, кулаком ударил ее по лицу. Девушка дернулась и затихла.
Второй Пыин-ли тоже поднялся и, нагнав избитую жену Т"эмо, ползущую к своим, вновь обрушил на нее свой гнев. Женщина повернулась к нему лицом и засучила ногами, стараясь защититься от града сыплющихся на нее ударов. Пыин-ли обернулся к собравшимся воинам и позвал на помощь. Три или четыре человека, легко перепрыгнув через загородку, побежали к нему на выручку. Они схватили обеих женщин за руки и за ноги и потащили к изгороди.
— Что же, мы — так и будем смотреть на это?! — вновь зашептал По-на-ло. Его братья тоже заворчали.
— Тихо! — Ге-пья стукнул ладонью по земле. — Не двигаться! Мы не поможем им.
По-на-ло встал на четвереньки и отошел назад. Он более не в силах был наблюдать за происходящим. Грудь охотника тяжело вздымалась и из раздувающихся ноздрей вырывался тяжелый сап. Он был вне себя от гнева и досады, не в силах что-либо изменить.
Двух женщин вытащили из загона и прижали к земле. До притаившихся в кустах Сау-кья доносились их плач и причитания, больно ранившие уши мужчин. Мен"ыр ткнулся лицом в сырую землю. Среди его товарищей прошел ропот.
— Берите оружие, — велел Ге-пья, держа натянутый лук наизготовку. Охотники, все как один, поднялись с ним рядом. Оставалось сделать всего шаг, чтобы оставить поросль и выйти на удобную для выстрела прогалину.
И именно в этот момент со стороны тропы, ведущей к горам, послышались громкие крики. Сау-кья вновь припали к земле. Со стороны леса, огибая крутой берег озера, двигался большой отряд чужаков. Они шли в строгом порядке. Лица всех чернели от сажи, а на обнаженных руках и шее извивались при ходьбе, словно живые, непонятные белые знаки. На головах красовались берестяные конусы. Немного впереди основной массы шел настоящий великан, воин могучего сложения, выделявшийся от остальных круглой шапочкой, с притороченным к ней длинным хвостом лошади. В правой руке он сжимал большую плоскую палицу, утыканную обломками камня. На левом плече он нес длинный лук. Короткий кожаный плащ чуть колыхался за его спиной. Во всех его движениях чувствовалась сила и крепкая воля. Поравнявшись с тхеремами, он поднял палицу и опять что-то прокричал: точно ворон прокаркал. Пыин-ли и чужаки, загнавшие двух девушек, разом отпрянули в сторону.
— Это их вождь, — прошептал кто-то рядом с Мен"ыром.
Великан быстрыми шагами приблизился к месту, где лежали избитые женщины и, не проронив ни слова, вдруг взмахнул палицей и ударил ею стоящего ближе к нему Пыин-ли — одного из тех двоих, кто издевался над пленницами. Тот со сдавленным стоном присел и схватился за плечо, по которому пришелся удар. Остальные отступили. Вождь чужаков опять что-то сказал и пленниц, подхватив под руки, водрузили обратно за загородку загона. Потом он круто повернулся и скрылся среди хижин. Воины начали расходиться.
Охотники Сау-кья приникли к прорехам среди листвы, выжидая, что же будет происходить дальше. Они ожидали, что Пыин-ли вступятся за своего сородича, который получил ощутимый удар от вождя чужаков: дело даже не столько в самом ударе, сколько в том, что его можно было считать оскорблением. Но, к их удивлению. За обиженного никто не вступился. Пыин-ли лишь сбились в кучку у одного из тхеремов и, как ни в чем не бывало, разговаривали между собой. Это было странно. Обычно Тхе-вей не позволяли, за исключением поединка, когда все идет по давно устоявшимся правилам, бить кого-либо. А тут вождь пришельцев, совсем чужих людей, на глазах у всех, безнаказанно ударил Пыин-ли и спокойно ушел. Странные люди... Тхе-хте, вспоминая это, всегда удивлялся. Он говорил, что тогда все они сильно испугались: если чужаки так обращаются со своими союзниками, то можно представить что ожидает их врагов.
Когда в тхе-ле улеглось оживление и у загонов остались лишь одни сторожа, охотники Сау-кья окружили Ге-пья. Все ждали, что скажет он, их предводитель. Ге-пья был хмур. Он долго не мог собраться с мыслями, а когда заговорил, его приглушенный голос дрожал.
— Мы не можем оставаться здесь, как бы не желали поскорей освободить своих жен и детей. Сейчас мы только навредим им. Пора уходить к Ге-ч"о и просить у них помощи. Они поймут нас, ведь враг, захвативший наши земли позарится и на их охотничьи угодья. Мы соберем побольше мужчин и вернемся, чтобы отомстить чужакам. Я не знаю, что еще вам сказать. Это все... — Ге-пья мотнул головой, смахивая со лба черную прядь.
По-на-ло сплюнул. Его брат Мо"кья поковырял кончиком лука прошлогоднюю листву.
— Надо всеже забросить к ним по одной стреле, чтобы было за чем возвращаться, — пробормотал он и исподлобья взглянул на охотников. Ге-пья покачал головой и Мо"кья разочарованно засопел.
Со стороны стойбища снова послышался какой-то шум. Привлеченные им, Сау-кья приникли к просветам в листве. На первый взгляд все было спокойно. Вот только мальчиков, тех что постарше, отделили от остальных пленных и согнали в самый центр загородки, где около них встали четверо вооруженных палицами воинов, по одному на каждого мальчишку. Что-то было не так. Это сразу заметили Сау-кья и решили повременить с отходом. Здесь что-то назревало...
В глубине стойбища, среди тхеремов, началось какое-то движение: из хижин выходили воины. Нестройно и медленно они потянулись к загону, где замерли напуганные пленники. Лица врагов были серьезны, никто не смеялся. Все были при оружии, словно собирались куда-то идти. Они подходили к загородке и располагались на траве. Чуть впереди других сели старейшины чужаков. Последним, в сопровождение одного Пыин-ли и нескольких воинов, подошел вождь чужаков. Сразу стихли все разговоры и над поляной повисла тишина. Даже собаки, и те, уняли свое ворчание. Вместе со своей свитой, вождь прошелся перед рядами воинами, остановился у группы вождей и, повернувшись к собравшимся, громким зычным голосом заговорил, обращаясь к ним, все лица повернулись в его сторону, все внимательно слушали. Потом вождь обернулся и указал рукой на пленных. По рядам воинов прошел сдавленный ропот.
Закончив свою речь, великан уселся на приготовленое ему место среди старейшин, из числа которых поднялся худой человек преклонных лет, чьи волосы уже тронула седина. На его щеках белой краской было намалевано два четырехугольника. Он степенно расправил сбившийся плащ и тоже заговорил. Говорил он негромко, но не было сомнений, что все его слышат. Воины слушали его, пожалуй, с еще большим вниманием, чем своему вождю. Легкий ветерок бренчал множеством костяных пластинок на его одежде. Под конец, седоволосый воздел руки к небу и прокричал какие-то слова. Взмахнув полой плаща, мужчина вернулся в круг старейшин.
Снова встал вождь. Он отдал какие-то распоряжения и несколько человек живо перепрыгнули в загон и направились к подросткам Сау-кья. Стражи стоявшие рядом, подняли мальчишек на ноги и передали подошедшим. Те отогнали детей в сторону. Еще несколько чужаков подбежали к женщинам и детям, сбившимся в угол, и стали древками копий и палицами подымать их и толкать к изгороди перед собравшейся толпой. Потом по знаку вождя воины схватили одну женщину и вытащили ее из загона, поставили перед взволновавшимся сборищем. Это была немолодая женщина с уже изборожденным морщинами лицом, жена Мелк"кья, у которой было двое детей. К ней подошел Пыин-ли, что сопровождал вождя чужаков и что-то спросил. Женщина указала на толпу пленных: там из-за изгороди выглядывали двое ее детей — мальчик лет шести и девочка чуть постарше. Пыин-ли подошел и вытащил их, подвел к женщине. Вождь подошел к женщине и жавшимся к ее бедрам ребятишкам. Осмотрел их и обратился к своим воинам, что-то объясняя. Воины заулыбались, защелкали языками; кто-то вытолкнул рядом стоявшего соседа на открытое место, последний, смущенно поморгал глазами, снова вернулся назад. Вождь громко захохотал и воины поддержали его. Напуганные их гоготом собаки вновь залаяли. От группы старейшин отделился тот самый седоволосый человек в осыпанной украшениями одежде, что недавно держал слово и подошел к женщине и детям. Вождь одобрительно кивнул.
— Ступай за этим человеком. Он теперь твой хозяин, — закричал на напуганную женщину Пыин-ли, сопровождавший вождя чужаков.
— Это же Су-оп! — зашептал Ге-пья, узнав говорившего. — Вождь Пыин-ли.— Мен"ыр кивнул; он вождя Пыин-ли раньше не видел, но в словах Ге-пья не сомневался: Ге-пья знал многих, бывал повсюду, ему виднее.
Су-оп подтолкнул жену Мелк"кья к степенно стоявшему седоволосому чужаку.
— Великий человек тебя избрал, чтоб ты вошла в его хижину. Он жрец Неба! — Су-оп подпрыгнул от своих слов. — Иди!
Жрец протянул ей руку и женщина безропотно подала свою. Седоволосый повернулся и повел свою новую женщину в тхе-ле и вскоре они скрылись за спинами галдевших воинов.
— Да они же делят наших женщин! — гневно зашептал По-на-ло. — эти черви станут осквернять наших жен!
На место только что ушедшей со жрецом чужаков женщины и ее детей тут же вытолкнули следующую женщину, ту самую, которую раннее избивали — жену Т"эмо.
— Кому нравится эта женщина, носящая в своем чреве ребенка, братья? — говоривший Су-оп обернулся к своим сородичам. — Вождь наших друзей предлагает делать свой выбор и вам. Смотрите на эту женщину и, если понравится, забираете ее.
Один из Пыин-ли сделал шаг вперед и поднял руку. Вождь чужаков сумрачно глянул на него и обернувшись к своим, что-то спросил. Тут же с земли поднялся и вышел вперед один из его воинов, угрюмый и мрачный, с толстыми кряжистыми, как сучья старого кедра руками. Он зло взглянул на осмелившегося выйти Пыин-ли и тот затрепетал, отвел глаза в сторону. Вождь подошел к старейшинам и они стали совещаться. Потом подозвали Су-опа и стали что-то ему объяснять.
Пыин-ли, что осмелился сделать выбор, напряженно ждал решения старейшин, а могучий чужак презрительно оглядывал его и переговаривался с друзьями. Наконец от старейшин вернулся Су-оп.
— Брат! — громогласно заговорил он. — Ты можешь забрать ее. Один из наших друзей уже взял себе женщину, и мудрейшие решили, что теперь пришла наша очередь сделать свой выбор.
Обрадованный таким оборотом Пыин-ли, с горящими глазами подскочил к женщине и вцепившись ей в руку, потащил в сторону. Но жена Т"эмо заартачилась, уперлась в землю, не желая идти. Тогда на помощь собрату пришли его друзья. Вместе, они быстро сломили упорство девушки и поскорей увели ее прочь. Могучий чужак недоуменно крутил головой, пораженный решением вождей. Вождь крикнул на него и тот вернулся в толпу. А вслед неудачнику полетели задорный смех и злые шутки соплеменников.
За первыми пленницами последовали другие. Их выводили по одиночке и с детьми, и быстро отдавали в руки желающих. Ряды пленников быстро редели. Когда из загона выпихнули жену По-на-ло, лицо последнего посерело. Женщину, вместе с ребенком взяли сразу двое чужаков, совсем еще молодых воина. Старший сын По-на-ло, Мья, отделенный вместе с тремя сверстниками от других пленников, хотел было кинуться за матерью, но его удержали, мальчик заплакал и опустился на корточки. По-на-ло вскочил. Глаза его вращались, а из ноздрей вырывалось горячее дыхание. Если бы не Ге-пья, который вовремя удержал его, По-на-ло выскочил бы из укрытия и бросился бы на врагов.
— Спокойно, брат! — зашептал Ге-пья ему в самое ухо. — Твои жена и дети живы. Наших жен и детей уже раздали. Крепись, крепись, как это делаем мы. Мы вернемся и обязательно их освободим.
Жену и детей самого Ге-пья уже отдали двум Пыин-ли. А одного сына охраняли, как и мальчишку По-на-ло.
Мало-помалу женщин и детей разобрали, осталась только хромая Тона с тремя маленькими детьми, да престарелая Маналы. Их угнали в стойбище под охраной двух воинов. В загоне остались только подростки и их стража.
Вожди снова собрались вместе. Вокруг все еще толпились воины и не торопились расходиться. Значит, ждали чего-то еще. Охотники Сау-кья тоже не тронулись с места, догадываясь, что враги обсуждают судьбу мальчишек, отобранных у матерей. Ведь зачем-то же их отделили от остальных! Долго ждать не пришлось. Вождь снова встал перед воинами и заговорил, а Су-оп, вождь Пыин-ли, как мог, переводил его слова.
— Братья! — начал Су-оп. — Вождь великого народа Кагаа благодарен вам за помощь в борьбе с родом Сау-кья. Сегодня старейшины и па-тхе Кагаа решили оказать нам великую честь. От имени своего народа, лучшие люди Кагаа просят нас совершить священный обряд МЕДЧАН. Здесь стоят дети Сау-кья, чьи сердца уже никогда не очистить: они отравлены гневом и жаждой мщения. Поэтому, в жертву духу войны будут отданы именно они, те, кто, если дать им вырасти, обратят свое оружее против нас. Их кровь должна пролиться прямо сейчас и, если будет на то воля духов, — Су-оп запнулся и чуть прикрыл веки, — эта кровь станет последней, в этой войне... — Су-оп умолк.
Мен"ыр видел (вождь Пыин-ли стоял к нему в пол-оборота), как Су-оп нервно вытер губы и смахнул выступивший на лбу пот. Видно и для него, того, кто воюет со своим народом честь, оказанная Кагаа, была не лучшим подарком...
Мен"ыр от только что услышанного замер. По спине его забегали мурашки и заныли корни волос на голове.
— Неужели, они в самом деле сделают это? — услышал Мен"ыр шепот Ге-пья.
— Выведите их сюда, да держите покрепче, — глухим голосом добавил Су-оп и распрямил опустившиеся плечи.
Несколько Пыин-ли тут же перепрыгнули через загородку и пошли к подросткам сидевшим под охраной Кагаа. Мальчишки попытались уклониться от протянутых к ним рук, начали отбиваться, звать на помощь своих матерей. Стражи Кагаа помогли Пыин-ли усмирить детей и вытащить их из загона. Но едва их поставили на ноги по другую сторону ограды, мальчишки с отчаянным напором вновь попытались освободиться. Врагам пришлось пустить в ход палицы. Уже избитых, покрытых ссадинами и кровоподтеками, Пыин-ли прижали маленьких храбрецов к земле.
Охотники Сау-кья взяли луки наизготовку...
Вождь Кагаа крикнул и из толпы вышел седоволосый жрец. В руках у него был какой-то сверток. Жрец на вытянутых руках передал его па-тхе Кагаа. Великан быстро развернул шкуру и извлек из нее большой обсидиановый нож. Он подозвал к себе Су-опа и отдал ему оружие, потом улыбнулся и провел рукой по шее, показав что требовалось сделать... Мен"ыр, мой тхе-хте, рассказывал мне что он навсегда запомнил лицо Су-опа, когда тот принимал нож из рук вождя Кагаа. Тхе-хте говорил, что Су-оп был бледен, как снег, глаза его застыли, устремленные на сверкающее лезвие, а руки слегка подрагивали...
