Третья ипостась. Часть 3

Это стало последней каплей. Я резко вскочила и в своих лучших традициях забегала по спальне, сопровождаемая пристальным взглядом лежащего на кровати барона.

Как, как это вообще может быть? Чтобы Глеб одновременно являлся этим дистрофиком? Бред, бред! Я никогда в это...

— Почему это они не знают? — отрывисто спросила я.

— Потому что они, в отличие от нас, на самом деле становятся разными существами, с разными сознаниями. И не помнят ничего при смене ипостаси. Они до сих пор гадают, как могли появиться одновременно на одной планете, не зная, что являются одним народом.

— А почему им никто не скажет?

— Они не склонны к общению.

Ну, да, весомый аргумент.

— Значит, когда они больше шести тысяч лет назад исчезли...

— Они просто сменили суть, причем у них это происходит спонтанно, не по их воле.

— Но ведь они должны задуматься, как оказались в каком-то месте, куда вроде не собирались?

— Психика ловцов очень гибкая. Они умеют все себе объяснять. Убеждать себя. Вот и...

Точно! Я еще быстрее забегала, движение всегда помогало сосредоточиться. Рассказ Лондвана многое объяснил, по крайней мере, ответил на вопрос, который возник у меня после высказанной Глебом версии. Он колыхался мутным осадком, не давал мне покоя все это время. Как они выбрались из стазиса? Глеб не объяснил, а меня терзали очень смутные сомнения, не желавшие оформиться в мысли. Как они выбрались? Мелькнуло что-то, еще тогда, в Руре, образы неких единомышленников, штурмом бравших неприступную цитадель дистрофиков, а на самом деле они сменили сущность и их просто выпустили...

— О, Боже! — заорала я. — Таша! Она же... ее надо предупредить! Ее надо...

Я резко затормозила, дернулась пару раз, потом внезапно застыла. Она не поверит мне. В эту чудовищную историю она не поверит никогда. Она... что же делать?

— Ты всегда ее берегла! — тихо произнес Лондван. — Но от всего не спасешь!

— Но ей же могут причинить вред! — с надрывом выдавила я. — Они же гонялись за нами, чуть не прикончили...

— Они гонялись за тобой. Таша... не пойми меня неправильно, но в глобальном смысле она твое дополнение. Твой спутник. Ее сила — осколок твоей. Я знаю, что она замечательный человек, лучшая подруга, неимоверно сильна характером, но моя оценка объективна. Ей ничего не грозит, ну, в этом плане. А вот в другом...

Он только покачал головой.

Я судорожно вздохнула. Ну да, конечно, не могу же я притащиться в любовное гнездышко молодоженов на одной из планет Большого Магелланова облака и начать свои бредни о чудовищной сущности Ташиного мужа. В лучшем случае она не будет со мной разговаривать пару сотен лет. А Влад... Он ведь ничего такого не помнит. Я не могу...

— Она должна сама это увидеть, ты не поможешь ей...

Он пожал широкими плечами. Простыня сползла, обнажив торс с четко выраженными мышцами, к необычному виду которых я уже успела привыкнуть. И мне вдруг стали параллельны все эти подвохи, которые может есть, а может и нет в этой непростой ситуации. На моей кровати лежит мужчина, которого я люблю и хочу до боли, до слабости в коленках. Я не стану думать сейчас о своих страхах. Стоит сделать несколько шагов, и я забуду обо всем, кроме взрывающего тело вожделения, я буду получать и дарить чистую энергию страсти, выпаду из пугающей реальности еще на весьма длительное время. Не знаю, как долго он будет со мной, поэтому надо с толком использовать каждую минуту... Я замерла, завороженная потрясающим зрелищем. А потом пошла к нему, не имея сил и желания сопротивляться притяжению пристального немигающего взгляда цвета черного жемчуга...

* * *

Солнечный зайчик, прорвавшийся сквозь густую листву, прыгнул на мое обтянутое мягким белым хлопком брюк колено, поразмышлял несколько секунд и ловко перескочил на голую ступню. Я качнула ей, спугнув золотистого грызуна в заросли сочной травы. Уже полдня сижу на широком сиденье качелей, подвешенных на толстой ветке дерева — точной копии гиганта, росшего во дворе дома моих вторых родителей. Густо обложилась подушками, удобно поджала под себя одну ногу, а кончиками пальцев второй тихонько отталкивалась от огромного гладкого камня, уложенного рядом на газоне.

Все еще не могу отойти от того, что вывалил на меня спящий сейчас беспробудно в моей постели Пу... Лондван. Не могу осознать, что Глеб и Влад, что это именно они, скорее всего, были теми самыми менторами, помогавшими Эллеру и военным с этим экспериментом. И сами же саботировали свою работу. Теперь я понимала, куда они на самом деле отлучались еще в ту пору, когда мы были вместе. Глеб придумал какую-то тетушку, Влад рассказывал о бизнесе в столице. В чем же смысл их существования — быть врагами самим себе, довести себя почти до полного уничтожения, и не знать об этом? Что это — еще одно напоминание о неизбежном дуализме всего сущего — добро и зло, черное и белое, дух и материя? Что две противоположности на самом деле часть чего-то целого, что не бывает одного без другого?

А, возможно, дело в другом. Ведь Глеб упомянул, что они были первыми разумными существами. Может, в то время творец еще не знал, как все должно выглядеть, просто тренировался, хотел посмотреть, что получится, и зачем-то разделил их так категорично. Сделал бессмертными, в надежде оставить их единственными своими творениями, да вот только поздно понял, что однообразие уныло, скучно и бездушно. И рука снова потянулась творить...

Потом мысли плавно перетекли на спящего мужчину. Ведь если разобраться: я любила Глеба, очень любила, и вовсе не надеялась на взаимность, а он взял и ответил на мои чувства. Не стал ли он мне после этого менее желанен? Каким же образом я тогда смогла полюбить другого парня, Апреля, и тоже, кстати, без надежды, уж больно много было препятствий, начиная от возраста и заканчивая самой моей сущностью. А теперь вот еще и это — осознавать, что в то же самое время я влюбилась в собственного пса? Снова это мое вопреки. Я считала Глеба слишком прекрасным, Апреля слишком молодым, Пуша слишком собакой. Но они все равно полюбили меня, каждый по-своему. Неужели, отвечая на мои чувства, они становились менее привлекательными? Неужели я такая поперечная особа, мне нужно только вот это — страдания и вечные поиски? А может, этого требую вовсе не я, а моя судьба, нелегкая доля держателя вселенского равновесия, непрошенная, но обретенная?

Неприятные размышления были прерваны крайне неожиданно. Я вскинула голову, услышав шум, доносящийся из дома. Громкий, ввинчивающийся в мозг женский крик и хриплый вопль. Какого черта?...

Через мгновение я была уже в своей спальне. Картина маслом: разгневанная Эгида, убивающая полуголого, едва надевшего штаны, барона. Если бы я не перепугалась до смерти, померла бы от смеха. Таша, совершенно обезумевшая от страха, вытянув руку, на расстоянии пригвоздила гигантское тело моего возлюбленного пса к стенке и душила так, что лицо его уже совсем почернело. Да, с такой фурией шутки плохи!

— Таш, брось! — завопила я.

Подруга обалдело распахнув глаза, обернулась ко мне, рука ее дрогнула, Лондван с грохотом упал на пол и сумел сделать первый хриплый вздох, после чего затих.

— Вита, ты в порядке? — тревожно спросила меня подруга, не забывая поглядывать на неподвижно лежащее тело, и снова подняла руку.

— Перестань, ты его убьешь! — заорала я, кидаясь к пострадавшему от Ташиной бдительности.

Я присела рядом с ним на колени, приложила палец к шее, к запястью... Ничего! И он не шевелится!

— Ты убила его! — забормотала я, судорожно пробегая пальцами по неподвижному телу, в поисках хоть какой-то пульсации.

— Я... я испугалась! — воскликнула Таша. — Я пришла, а он... тут! Я подумала...

— Чего ты подумала? — вызверилась я. — Что кто-то ворвался в мой дом и завалился спать?!

— Я... не ожидала...

— Черт, он не дышит! — паниковала я. — Что делать?...

— Не там ищешь! — услышала я спокойный голос "трупа".

Я вскинула глаза к его лицу, принявшему уже обычный серый цвет. На меня спокойно смотрели трехзрачковые глаза, а рука уже нашарила мою ладонь и приложила к солнечному сплетению. И вот там-то я и ощутила ровные, гораздо более медленные, чем удары человеческого сердца, ритмичные толчки.

Я всхлипнула и кинулась на широкую грудь, прижалась максимально плотно, чтобы всем своим существом чувствовать ровные сильные удары его сердца. Напряжение, сковывавшее всего несколько минут назад, внезапно отпустило, выплеснувшись бурной истерикой и потоками слез. Я только сейчас вдруг осознала, как близка была к тому, чтобы потерять его. К тому, чтобы вечность, маячившая перед нами, закончилась очень быстро и безвозвратно. Эти мгновения судорожных поисков пульса дали больше ответов, чем я получила из прежних длительных рассуждений и расспросов.

Да, любовь может сделать нас слабыми. А я ведь уже решила, что не могу себе позволить такой роскоши. Ответив на чувства, я могу стать уязвимой, прежде всего перед этим самым человеком, а это уже вопрос доверия. Могу ли я доверять ему настолько, чтобы признаться, насколько он дорог мне. Как на самом деле отношусь к нему. Как я его люблю.

— Ну, ну, ничего мне не будет! — большая ладонь накрыла мой затылок, успокаивающе гладила трясущуюся от рыданий голову. — Все нормально, не волнуйся! Тебе не нужно будет прятать мой труп.

— Даааа... — сквозь всхлипы ныла я. — А на вид было совсем ненормально! Я так перепугалась, что потеряю тебя! Ты, балбес...

— Ты что, этого испугалась?

Откровенное недоумение, звучащее в голосе, заставило меня поднять залитое слезами лицо.

— А что? — пробормотала, шмыгнув носом. — Конечно, я ведь...

Я осеклась. Вот он, очередной выбор. Могу свести все к шутке, встать, похлопать его по плечу и избавить его и себя от долгой мучительной агонии, в которую, скорее всего, превратятся наши начинающие отношения. Оба повязанные своим призванием, опутанные ответственностью, могли ли мы даже допустить такую мысль? Но был и другой вариант. Он большой мальчик, вполне возможно, гораздо меня старше, и любит меня. Защищает меня. Ни одного раза в жизни он не подвел моего доверия. И я знаю, как поступить.

— Что ведь? — с нажимом спросил он. — Что ты хотела сказать?

— Я люблю тебя, глупый пес! — ответила я, улыбаясь сквозь слезы.

По-моему, он этого не ожидал. Как-то неуверенно скользнул взглядом по моему лицу, будто ждал подвоха.

— Правда? — переспросил осторожно.

Кивнув, я обняла его крепче. Он с силой сомкнул руки на моей спине и потянулся ко мне губами...

— Что здесь происходит?! — ворвался в уши самый противный голос во Вселенной.

Я безнадежно застонала. Господи, совсем забыла о ней. Лондван со стуком уронил голову на пол и закрыл глаза. Потом стукнулся затылком еще несколько раз и тоже застонал. Я начала подниматься со своей удобной лежанки, упираясь в него локтями и коленями, и от каждого такого толчка парень мученически охал и дергался. Не обращая внимания на злостную симуляцию, я легонько попинала громадину по почкам (в самое ближайшее время досконально изучу его анатомию, надоело гадать, как устроен господин барон), потом схватилась за ухо и потянула его вверх. Повинуясь моим цепким пальцам и врожденной настойчивости, Лондван с кряхтением дряхлого старца (каковым и являлся по версии обычного среднестатистического человека) отлепился от пола. Он поднимался достаточно медленно, вырастая настоящей глыбой перед уже начавшей привыкать к его габаритам мной и неуклонно охреневающей от нашей компании Ташей.

Вид у нее прямо сказать, был нездоровый. Подруга молчала и только переводила обалделый взгляд с одного на другого.

— Таш, я сейчас... Что? — воскликнула я, увидев, что девушка близка к истерике.

Она кинулась мне на шею.

— О, Таля, это было ужасно! — она уже рыдала. — Влад, он...

О, Боже! Это произошло. И по всей вероятности, прямо у нее на глазах. Обернувшись, я сверкнула глазами на Лондвана, после чего того ветром выдуло из спальни.

— Он вдруг как-то... как-то размылся, будто стоял за стеклом, на которое плеснули грязной водо-о-ооой! — рыдала Таша. — И вот уже синий весь, и лицо другое... и глаза!... А потом отвернулся и просто ушел! Таля, что это? Как это может быть?! Таляяяя...

— Успокойся, все, все! — я крепко прижала к себе вздрагивающее тело. — Не знаю, с чего начать...

— Ты знала?! — резко отстранилась она от меня. — Поэтому и...

— Нет! — я быстро покачала головой. — Тогда я не знала. Мне Лондван недавно рассказал?

— Кто?

— Ну... — я потыкала пальцем себе за плечо. — Тот большой парень, которого ты чуть не задушила.

— Кто он? Я правда испугалась...

— Ничего, все нормально.

— Так ты знала? — поразилась она. — И ничего мне не сказала...

— Ты бы поверила мне? — спокойно спросила я, глядя в ее надувающееся гневом лицо.

Таша хватала ртом воздух, наверное, придумывала мат поядренее, а потом вдруг сдулась.

— Ни фига бы я не поверила! — призналась она. — Решила бы, что ты спятила. У меня у самой мозги чуть в кашу не спеклись! Просто так ужасно все выглядело!

— Согласна. Садись, это долгая история...

* * *

— Девочки, я там завтрак сгоношил! — в дверь просунулось заботливое лицо барона.

— Ух, ты! — восхитилась Таша. — Он еще и готовит!

— Да, я такой! — самодовольно заявил Лондван. — Прошу!

Он успел одеться полностью. Усадил нас за стол и очень трогательно ухаживал, болтая ерунду и выкидывая разные фокусы, то есть прилагал все усилия к тому, чтобы немного отвлечь Ташу от пережитого кошмара. Я рассказала ей все. О странной сущности ловцов. И не менее странной сущности барона фон Лонгвирца. О нашем положении в Обетованном. И даже ее быстрый ум не смог сразу разобрать все эти нагромождения.

— Даже не пытайся сразу во все вникнуть! — предостерегла я. — Лично у меня до сих пор не все в голову уложилось, кое-какая инфа еще из ушей торчит.

Таша покивала, медленно отпила кофе из чашки тонкого белого фарфора, потом подняла на меня больной взгляд.

— Я не оставлю его! — лихорадочно блестя глазами, бормотала она. — Я не оставлю его. Это как будто он болен чем-то неизлечимым, а я его из-за этого бросаю. Ведь это всегда он? Даже в том ужасном облике?

Она повернулась к Лондвану.

— Не совсем. У них совсем разное сознание. Он не помнит тебя сейчас, но вернется, надо только подождать.

Таша покивала.

— Как же мне узнать? Когда он вернется?

Лондван пожал плечами.

— Он придет за тобой. Где ты еще можешь быть, кроме как у подруги? Просто решит, что ты ее навещаешь, и все. Говорю же, у них очень гибкая психика, он подгонит реальность под свои представления.

— Господи, звучит так, будто он болен шизофренией! — воскликнула Таша. — Но я люблю его... Я его не брошу!

— Конечно, не бросишь!

А что сказать? Какие аргументы окажутся достаточно вескими, чтобы унять дикий страх и удержать в груди выскакивающее сердце? Да и вообще, есть ли слова, способные успокоить боль раненой души? Есть ли хоть что-нибудь?... Время? Я вас умоляю...