Перкалевый ангел 2. Война этажерок

Естественно, уничтожать все шестьдесят два форта проходило по разряду невыполнимого. Да и не стояло такой задачи. А зачем? Все равно штурма разом со всех сторон не предполагалось вовсе. Так еще при первом штурме Перемышля среди командующих армиями велась весьма сильная дискуссия по поводу направления главного удара. Брусилов настаивал на атаке куда более слабых западных фортов, мотивируя свое решение возможностью привлечения меньших средств для прорыва обороны на данном участке, Щербачев же, считал необходимым атаковать именно восточные форты с тем, чтобы выдавить засевшие в крепости войска на запад, к позициям армии генерала Брусилова. Корпевшие над планом крепости пилоты в целом были согласны, что уничтожать куда более старые форты, не рассчитанные на противодействие современному вооружению, являлось более разумной и реализуемой идеей, вот только стоявшая с запада 8-я армия была вынуждена воевать на два фронта, как удерживая осаду Перемышля, так и отбиваясь от атак 3-й и 8-й армий Австро-Венгрии, стремившихся прорваться обратно к крепости, что уже случалось в середине октября. Атаку австрийских войск тогда все же отбили, в очередной раз нанеся противнику тяжелый урон, но угрозы повтора подобного наступления снять не вышло, и это приходилось принимать в расчет при планировании нового штурма. Возлагать в сложившейся ситуации на 8-ю армию еще и тяжесть штурма одной из лучших крепостей мира, нечего было и мечтать.

К концу авиационный отряд закончил со всей предварительной подготовкой и приступил к непосредственному выполнению ранее разработанного плана. По причине крайне малого количества тяжелых бомб, первые удары было принято решение нанести по расположениям живой силы противника. Все же крепость, учитывая два десятка тысяч мирного населения, была рассчитана на содержание гарнизона в 40000 человек, но никак не втрое большего количества. Особенно в условиях зимы! Потому для размещения солдат приходилось приспосабливать все имеющиеся здания, что и стали первыми целями тяжелых бомбардировщиков, наряду с обнаруженными десятками тысяч лошадей и складами съестных припасов.

Первый налет на Перемышль был произведен 27-го ноября. В полдень над крепостью показались восемь крупных трехмоторных аэропланов, которые сбросили свой смертоносный груз на первую выбранную в качестве целей группу зданий. Бомбить каждое отдельное строение с полуторакилометровой высоты эрзац бомбами, сделанными из старых снарядов, не было никакой возможности, потому и били по площадям. Каждый самолет нес по шестнадцать трехпудовых бомб, выполненных из старых шестидюймовых снарядов. И хотя по осколочно-фугасному воздействию они уступали современным снарядам тяжелой артиллерии и уж конечно уступали настоящим авиационным бомбам, применяемое количество нивелировало недостаток точности и мощности. А подобных бомб на складах аэродрома скопилось уже более двух тысяч штук, и подвоз все продолжался хоть и с черепашьими темпами, в то время как менее мощные бомбы уже неделю как применялись полком легких бомбардировщиков для уничтожения многочисленной австрийской полевой артиллерии.

Небольшие, большей частью деревянные, здания складов и казарм скрылись за стеной разрывов более чем сотни бомб, чтобы вскорости представить ошарашенным взглядам людей картину смерти и разрушений. Конечно, далеко не все бомбы угодили в здания. Большая их часть разорвались на земле, но даже тех немногих единиц попавших точно в цель хватило, чтобы причинить весьма немалый урон. Три казармы оказались почти полностью разрушены, погребя под руинами свыше полутысячи человек. Еще с десяток зданий украсились многочисленными осколочными пробоинами снаружи и лужами крови внутри — некоторое количество из тысяч разлетевшихся в разные стороны осколков нашли свои жертвы в переполненных казармах. Склады тоже пострадали. Некоторые оказались просто разбиты, а хранимое в них имущество разбросало по ближайшим окрестностям, другие загорелись, и занявшийся огонь даже не думал утихать. Второй налет состоялся уже через три часа. Восьмерка бомбардировщиков вновь обрушила свой смертоносный груз на здания казарм, обеспечив пожарным командам и медикам новый фронт работ.

В течение последующих пяти дней У-3, как по расписанию, трижды в день наведывалась в Перемышль, сравнивая с землей все новые склады, конюшни и казармы. Всего за неделю защитники крепости потеряла свыше четырех тысяч убитыми и ранеными, а тех, кому повезло уцелеть, приходилось распихивать по фортам и казематам из ставших смертельно опасными для проживания казарм. Все попытки сбить русские аэропланы из винтовок и пулеметов, путем ведения залповой стрельбы, так ни к чему и не привели, поскольку русские бомбили цели по всей территории укрепрайона, и подгадать их появление в том или ином месте, пока не представлялось возможным. Да и многие солдаты предпочитали залезть поглубже под землю, нежели вести огонь из винтовки, когда с неба начинали сыпаться бомбы. Но первые отряды раннего предупреждения уже начали формировать, используя имеющиеся линии полевых телефонов.

В целях противодействия налетам попытались применить аэростаты воздухоплавательной роты, но они не смогли подняться на высоту, с которой действовали большие русские аэропланы, а вскоре и вовсе оказались уничтожены прямо на земле во время налета двух дюжин легких бомбардировщиков. Потому вскоре из крепости было отослано сообщение с просьбой вернуть авиационные роты, действовавшие с аэродрома в Журавице ранее. К тому моменту из дюжины аэропланов 11-й и 14-й рот в строю оставалось лишь десять машин, но все они относились уже к новейшему типу Альбатрос В1 и весьма неплохо показали себя с начала боевых действий, хоть ряд машин и были сбиты в боях с русскими аэропланами вооруженными пулеметами. Поскольку ангары, запасы топлива и масла оставались в крепости еще со времен осенних боев, требовалось лишь перегнать сами аэропланы, что для набравших немалый опыт длительных разведывательных вылетов пилотов этих рот было вполне по силам.

Всевозможные согласования затянулись еще на неделю, в течение которой русские беспрепятственно продолжали наносить бомбовые удары, раз за разом уничтожая солдат и припасы австрийских войск. Но уже 10 декабря стоило восьмерке жутких русских аэропланов вновь показаться на горизонте, как по телефонным проводам пошел сигнал вызова, и на крепостном аэродроме раздался звонок.

Капитан Жемо Кара проверил, достаточно ли легко выходит из кобуры его штейер и насколько удобно доставать из подсумка обоймы с патронами, после чего поинтересовался у своего наблюдателя готов ли тот к вылету. По сравнению с Пфейльфлигером, с которыми 14-я рота начала войну, и которые все были потеряны в боях и авариях, его новый Альбатрос В1 являлся превосходной и весьма надежной машиной. Вот только он так же являлся разведчиком и не нес никакого вооружения в отличие от некоторых аэропланов русских, с которыми им пришлось столкнуться еще в августе. Потому для противодействия вражеским аэропланам наблюдателям выдавались карабины, а пилотам надлежало вести огонь из личного оружия.

Один раз он уже смог наблюдать строй русских бомбардировщиков и по достоинству оценил размеры этих машин. Сбить такую громадину из карабина или пистолета нечего было и мечтать, но иных способов противодействия, за исключением разве что тарана, никто придумать так и не смог. Потому их роль заключалась лишь в том, чтобы помешать русским отбомбиться по намеченной цели и заставить уйти восвояси.

Окинув взглядом всю свою роту, он махнул рукой и первым пошел на взлет. Русские аэропланы летали очень высоко и даже их новейшим Альбатросам требовалось более трети часа, чтобы забраться на нее, отчего следовало поторопиться, чтобы взлетающая следом 11-я рота тоже успела поучаствовать в будущем бое. Однако, не смотря на все усилия, как пилотов, так и техники, перехватить русские аэропланы до того, как они нанесут удар, не вышло. Сделав свое грязное дело, трехмоторные громадины, не меняя строя, начали медленный разворот на север и уже даже встали на курс к своему аэродрому, когда пять австрийских бипланов забрались на ту же высоту примерно в километре от их строя и начали сближение.

— Ракета! Красная ракета по правому борту! — закричал юркнувший в кабину стрелок.

— Иосиф, проверь. — тут же бросил второму пилоту напрягшийся Горшков. Красная ракета в их случае могла означать только появление воздушного противника, а таковых они не наблюдали с первого дня бомбежек. Отстегнув ремни, Башко подхватил бинокль и, оттеснив в сторону стрелка, юркнул в гнездо верхней пулеметной установки. — Австрийцы, Георгий Георгиевич! Десять бипланов! Подходят с юго-востока.

— Расстояние? — тут же уточнил не способный отвлечься от штурвала капитан.

— С полверсты будет.

— Сомкнуть строй! Выпускай сигнальные ракеты! — по причине отсутствия радиосвязи между машинами, подавать сигналы приходилось, либо жестами, либо с помощью ракетниц, для чего была изобретена простейшая азбука.

— Есть! — подхватив прикрепленную в держателе ракетницу и патронташ с ракетами, поручик вновь скрылся в пулеметном гнезде, и вскоре над командирской машиной взлетела серия из трех ракет. Удостоверившись, что все машины начали сближаться, формируя защитный строй, второй пилот уступил место стрелку и вернулся на свое место. — Все в порядке, Георгий Георгиевич. Все приняли сигнал.

— Попробовали бы они у меня не принять! — процедил сквозь стиснутые зубы командир корабля, понимавший, что от него теперь ничего не зависело. Теперь судьба их отряда находилась исключительно в руках воздушных стрелков и, естественно, госпожи удачи.

Имея совсем небольшое превосходство в скорости над бомбардировщиками, первая пятерка Альбатросов потратила почти пять минут, чтобы сократить дистанцию до противника с километра до сотни метров лишь для того, чтобы тут же быть обстрелянной из многочисленных пулеметов.

Сразу пять пулеметных очередей скрестились на ближайшей к русскому строю машине обер-лейтенанта Цулегера, отчего та мгновенно загорелась и, завалившись на правое крыло, свалилась в неуправляемый штопор. На долю экипажа капитана Кара у бортовых стрелков русских бомбардировщиков тоже нашлось немалое количество свинца. Весьма опасный для человеческого организма, особенно летящий со скоростью 750 метров в секунду, он тут же оборвал жизнь находившегося в передней кабине наблюдателя, попутно пробив масляный бак и радиатор системы охлаждения двигателя. С коптящим двигателем и парящим радиатором капитан тут же отвалил в сторону от оказавшегося невероятно зубастым противника и с постоянным снижением повел свою пострадавшую машину в сторону крепости. Увлекшись погоней, они сильно отдалились от внешнего пояса укреплений и давно находились над занятой противником территорией. Понадеявшись, что встречного потока морозного воздуха будет достаточно для частичного охлаждения двигателя, он лишь молился, чтобы в двигателе не закончилось масло, и тот не заглох, как это часто случалось на старых машинах его роты. Вслед за командиром ушли не солоно хлебавши и остальные аэропланы 14-й роты, отделавшиеся лишь несколькими пулевыми пробоинами в крыльях и фюзеляжах.

Видя судьбу своих коллег, пилоты 11-й роты даже не рискнули приблизиться к русским аэропланам и вскоре повернули обратно на аэродром. Капитан Кара все же дотянул до фортов внешнего круга обороны, но разбил свой аэроплан при аварийной посадке и с переломом ноги был отправлен в госпиталь. Еще один аэроплан вместе с экипажем, но теперь уже 11-й роты, был потерян 12-го декабря при очередной попытке воспрепятствовать русским бомбить крепостные склады и сооружения, после чего оставшиеся пилоты наотрез отказались летать практически безоружными навстречу утыканным пулеметами русским машинам. Оставшиеся Альбатросы уже готовились к эвакуации немногочисленного персонала авиационных рот из крепости, но 14-го декабря строй русских бомбардировщиков появился уже над Журавицей, и от двух рот остались лишь три машины способные подняться в воздух. Остальные Альбатросы и часть пилотов с техническим персоналом погибли под бомбами, обрушившимися на ангары аэродрома. При этом налете также были уничтожены почти все запасы авиационного бензина, так что дальнейшего смысла оставаться в крепости у уцелевших пилотов не было. В течение трех последующих дней на уцелевших аэропланах удалось вывезти выживший персонал 11-й и 14-й рот, после чего на истории воздушного противостояния над крепостью Перемышль можно было ставить жирную точку.

Лишь в Рождество с уже привычно появившихся в небе трехмоторных аэропланов вместо взрывающихся гостинцев на землю полетели сотни тысяч листовок призывающих сложить оружие. К этому моменту настроения царившие среди оказавшихся в осаде войск еще не достигли того критического значения, чтобы сдаться на волю победителя, но ежедневные бомбежки день за днем подтачивали мораль и дух солдат и офицеров австрийской армии.

Сделав перерыв на рождественские празднования и Новый год, чтобы подлатать изрядно потрудившиеся машины и дождаться прибытия уже практически закончившихся боеприпасов, 1-й тяжелый бомбардировочный авиационный отряд с 10-го января вновь приступил к своим привычным занятиям. В течение двух дней они бомбили то, что еще оставалось целым и вполне доступным для обычных бомб, а вот на третий, когда в крепости закончились стоявшие открыто склады и казармы, бомбардировщики, наконец, переключились на форты внешнего контура обороны, тем более, что очередной эшелон как раз доставил первую партию тяжелых бронебойных бомб.

Впервые подвесив сделанные из 305-мм снарядов бомбы, отряд в полном составе ушел на очередной вылет. На сей раз целью атаки стал малый форт NXIVa. Подойдя к форту строем колонны, аэропланы, один за другим, с высоты не более полукилометра сбросили на форт 410-тикилограммовые бомбы. Из пятнадцати бомб непосредственно в форт угодило не более шести. Но и этого оказалось достаточно. Даже полтора метра армированного бетона не смогли сдержать разрушительный порыв новых русских боеприпасов, и по всему укреплению пошли трещины, а находившиеся на верхнем этаже или у бойниц солдаты, те, кому повезло уцелеть, получили сильнейшие контузии. Из четырех же бронированных башен одна оказалась уничтожена прямым попаданием, а две полностью вышли из строя из-за перекосившихся конструкций. Еще не менее полудюжины таких же бомб, которых вполне хватило бы для уничтожения любого легкого крейсера, поставили крест на этом форте. Пробив раскуроченную предыдущими попаданиями железобетонную крышу и перекрытия верхнего этажа, бомбы вывели из строя большую часть гарнизона форта, как огнем и осколками, так и ударной волной. Все же именно в форты командование загнало как можно большее количество лишившихся крыши над головой солдат, отчего скученность народа в них превышала все возможные нормы. От того и потери оказались весьма немалыми, не смотря на относительно небольшое количество взрывчатого вещества в подобных боеприпасах. Сотни солдат погибли, почти тысяча оказалась недееспособна в ближайшее время. От самого же форта уцелели лишь полутораметровой толщины кирпичные стены, начавшие мгновенно промерзать на январских морозах.