— Но...
Несильный, но очень болезненный и обидный тычок в ухо заставил Райка мотнуть головой и болезненно сморщиться.
— Вчера ночью ты в башню уходила... В смысле, в гнездо пулеметное... Ты сказала, что у тебя винт есть... Ты... ты его часто?... Обиженно шмыгнул носом легионер.
— Ну и вопросы у тебя, сладенький. — Скривилась, будто откусила от куска тухлого мяса, девушка. — Можно сказать интимные...
— Так у тебя есть зависимость? — Прислонив затылок к жесткой, успевшей нагреется под лучами безжалостно и планомерно прожаривающего пустошь солнца, пахнущей пылью и бензином, резине борта, Райк снова принялся растирать виски.
— Когда-то была. А потом я переломалась. Сейчас, милый, я это дерьмо почти и не принимаю. Даже, если очень хочется... — Пригладив щетку ирокеза, Ллойс почти зеркально повторив движения скриптора прислонилась спиной к бронированной стенке пылящего по бездорожью фургона. — Зачем наверх ухожу? Прячусь, наверное... Я, конечно, не против ваш храп и пердежь каждую ночь слушать, и мне даже начало нравиться, как ты во сне пытаешься меня облапать, и пускаешь мне в ухо слюни, но... просто мне иногда нужно одной побыть. Подумать... То, что случилось в Некрополе... Я клялась, что такого не повторится, что я лучше, чем сдаться, пулю себе в башку пущу... Чертовы клятвы. — Наемница устало помассировала переносицу и невесело хохотнула. — Всегда с ними так, правда, сладенький? Стоит тебе, что-нибудь кому-нибудь пообещать, и жизнь тут же старается проверить тебя на прочность. К тому же наверху поменьше пыли. А еще, мне тоже не по себе, а я привыкла доверять интуиции. А с другой стороны, — девушка улыбнулась, и осторожно потрепала подростка по волосам, — от судьбы не убежишь.
— Ты веришь в судьбу? — Удивился Райк.
— Раньше не верила, — задумчиво протянула Элеум, потянулось, было, за сигаретой, покрутила ее в руках и слегка раздраженно засунула обратно в пачку. — А потом... — Губы девушки искривились в грустной усмешке, глаза затуманились. — Арена это, ведь, не только ринг. В Сити под нее целый квартал отдали. Представляешь, кусок довоенного города с наполовину разрушенными высотками, улицами, перекрестками, канализацией, и все это утыкано камерами и отгорожено высоченной стеной с колючкой. Иногда хозяева арены устраивали "большую охоту". Особое представление. С двух сторон заходят две команды, — прикрыв глаза, девушка снова запустила пальцы в жесткий, топорщащийся будто щетка из конского волоса гребень ирокеза, и громко чихнула. — Проклятая пылища, — проворчала она. — Как ты думаешь, сколько мы из-за нее вторичной радиации схватили?
— Ты про арену рассказывала, — тяжело вздохнул скриптор.
— А, ну да, — рассеяно кивнула девушка. — Так вот. Две команды заходят, а выходит, как ты понимаешь, одна. Техника, мотоциклы, броневики, маскировка, все дела. Иногда даже тяжелое вооружение выдавали. Так вот, мастером таких боев считался Хлор, по кличке Бессмертный. Странный мужик. Давно бы мог выкупиться, но говорил, что на воле ему будет скучно.
— А Хлор — разве не кличка? — Нахмурился подросток.
— Не, — покачала головой Элеум, — просто у него родители были... с воображением. Это еще ничего... помню со мной в бараке одна была... Дездемоной звали, прикинь. Вроде красивая баба, а Дездемона — погоняло ровно болячка венерическая... Противная была жуть, не зря ее придушили.
— Символично, — помимо воли улыбнулся скриптор. — Она что, тоже платок потеряла?
— Какой еще платок? Она пайку из общей захоронки скрысила. — Непонимающе захлопала глазами девушка. — И вообще, что ты меня сбиваешь, я тебе про Хлора рассказывала. Так вот, мужик был он... колоритный... Здоровенный, метра два, не меньше, жирный как хряк — центнера полтора, почти как Ыть, но быстрый, как кошка быстрый, морда в шрамах, башка как котел, а сам резкий, как понос. И полностью отмороженный. Ничего не боялся. На пулеметы в полный рост шел, с улыбочкой и посвистом. И представляешь, ни одной царапины. Один раз ему с дружками гранату под ноги закатили. И не простую — противотанковую. Народ вокруг в клочья порвало, а он стоит, весь в кишках товарищей своих и ржет, как конь, да башкой трясет — уши, мол, ему заложило. И твердил он всем постоянно, что мамаша его ведьмой была, и заговорила его в младенчестве и от ножа, и от гранаты, и от пули... Так вот, — продолжила девушка, и расстегнув ворот бронежилета снова потянулась за сигаретной пачкой.
— Тогда буря прошла, мороз ударил. А я оказалась с Хлором в команде. Прижали нас сильно, не то, что голову поднять, вздохнуть лишний раз страшно. Лежишь и молишься, чтоб не прилетело. И тут, эта туша поднимается и с криком "Смерти нет, тля!" идет в атаку. Берсерк драный. В шесть стволов нас тогда взяли. Вокруг пули свистят, от стен рикошетят, бетонной пыли — не то, что врага разглядеть — дышать невозможно, а он прет напролом и от бедра из своего пулемета садит... Короче, если бы не Хлор, мы бы все там и полегли. А так... Нас даже в тот день накормили прилично. А Бессмертный все подшучивал, что мол, мы ему половину своей пайки должны, шутил, балагурил, а потом возьми и упади мордой в пол и начни пену кровавую ноздрями пускать. Буря пыли нанесла горячей. Мы-то все маски нацепили, а он, ведь, ничего не боялся... Да и с боевым кличем своим, видать, перестарался слегка. Вот потому, — потянувшись всем телом, девушка смерила подростка оценивающим взглядом, — когда ты меня этот бронник одеть заставил, я и поняла, что это — судьба. Пора менять образ жизни.
— Ну... я... — Промямлил подросток и покраснел, как вареный рак. — Ты меня не совсем правильно...
— Да правильно я тебя поняла. Задницу мою прикрыл, бронник напялить заставил. Мутанткой, вон, обзывать перестал. И глаза у тебя, как у голодного кота, когда на меня смотришь. Да не бойся, под венец не потащу. — Усмехнувшись, Элеум сунула в угол рта сигарету и чиркнула зажигалкой. — Я стрелок, милый. Одиночка. Друзей вообще стараюсь не заводить. Плохо это, когда друзей резать приходится. А хоронить их потом еще гаже. Так что, в команде я работать не слишком привыкла. Тем более, с железноголовыми сопляками.
— Я не...
— Веришь или нет, Райк — совершенно не обращая внимания на скриптора продолжила грустно усмехнувшаяся девушка, — но это мой второй большой заказ. Крупный кусок — это удел отрядов, парень. Знаешь, чем занимаются такие, как я? Одиночки, бродяги, вольные художники, так сказать? — Оттолкнув в сторону, свисающую на плечо пластину расстегнутого броневоротника, Ллойс почесала покрасневшую от солнца шею и выдохнула в воздух тут же подхваченный сквозняком и вытянутый наружу клуб дыма. — Тут два варианта. Либо ты мотаешься по всяким медвежьим углам, принимая контракты на доставку чего-то редкого и не слишком по меркам местного князька законного из какого-нибудь пакостного местечка, либо тебе дают задание прикончить какую-нибудь задравшую, чаще всего в буквальном смысле, селян зловредную тварь, либо тебя нанимают в охрану. Защита обычно заключается в том, что староста нанимает двух-трех мордоворотов и идет к соседу. Чаще всего делят землю. Ну или долг выбивают. Иногда еще, правда, случается — мелкая рейдерская банда на рывок поселок взять хочет. В любом случае твоя задача — стоять за спиной и строить зверскую рожу. — Тяжело вздохнув, наемница метким щелчком отправила недокуренную и до середины сигарету в покореженную бойницу и пригладила свой ирокез.
— До пальбы почти никогда не доходит. Повизжат друг на друга, руками помашут, причиндалами померяются да разойдутся. А вот, если какую-нибудь дрань кудлатую надо по лесам ловить, тогда, конечно, да... и пострелять приходится, и ножом иногда поработать. Но и платят всяко побольше...
— А ты никогда не... — скриптор посмотрел в сторону с угрюмым видом сидящего за баранкой Пью.
— За головами охотиться? — Усмехнулась девушка. — А это, как раз, второй путь. Но тогда лучше в городе оставаться. Заказов больше, платят лучше, но... Не мое это, — покачала головой Элеум. — Ты представь. Приходишь в кабак, подходишь к доске объявлений. Там адрес. Идешь в указанное место, чаще всего в подвал какого-нибудь заброшенного дома, встречаешься с заказчиком, иногда, правда, даже не с ним, а с его "представителем", но это неважно... Тебе говорят имя и иногда листовку с портретиком или фотокарточку дают... и, конечно, задаток. Большой, что скрывать, иногда, чтоб столько серебра за раз увидеть, надо пять других контрактов отработать. Иногда еще прибавляют, что, мол, должен твой клиент перед смертью помучиться, и всю глубину своей неправоты признать. Что надо коленные чашечки нехорошему человеку вырезать и ходить заставить, яйца ему в тисках раздавить, или брюхо вскрыть и собственными кишками паскудника накормить. Выслушиваешь ты все это, киваешь, потому как в таком деле разговорчивых не любят, берешь деньги, выходишь... а на улице весна. Травка кое-где проклевываться начинает, солнышко спину греет, птичка на дереве поет... И начинаешь ты думать, что у цели твоего заказа, наверняка, баба есть и детишки малые, и что, даже если он сволочь последняя, все равно, его кто-то ждет и любит. Начинаешь рассуждать, а виноват ли он перед заказчиком настолько, чтобы жизни его лишать? А не гнида ли твой заказчик?
— И что дальше?..
— Что, что, — оскалилась Ллойс, — задаток-то ты уже взял. А кидать у стрелков не принято. Вредит репутации, знаешь ли. Так что, я уж лучше от городов подальше... правда, теперь... даже не знаю...
— А в чем дело? — Внимательно пронаблюдав за грузно протопавшим в дальний конец фургона, демонстративно отвернувшимся от наемницы великаном, спросил подросток.
— В этом, — демонстративно пошевелив закованными в сталь силового кастета пальцами, легонько постучала по нагрудной пластине бронежилета Элеум. — И в этом, — коснулась она вакидзаси. — Я столько наностали за всю жизнь не видела. Если эту снарягу продать, можно дом купить с землей, да еще и на жизнь останется. Может, селяне и кажутся добрыми и простоватыми, но они далеко не глупы. Стрелок — что? Пришел, ушел, и поминай как звали. Кто знает, где потом всплывет? Да еще и баба. Злая, сильная, что уж греха таить, страшная, но баба... Вот посмотрит такой репоед на тебя, на тварь тобой лично упокоенную и ему на порог притащенную, прикинет, сколько то, что на тебя надето, стоит. Вспомнит, что серебро, тебе за контракт обещанное, он на новый генератор откладывал, или жене любимой на новую одежку. Или деткам на прививки. Вздохнет от несправедливости лютой, что дело-то, выходит, сделано, и платить, вроде, как не за что уже. Поулыбается, расплатится с тобой, честь по чести, молочком свежим, парным напоит, а потом, когда ты на перине пуховой переночевав да бражки домашней на посошок приняв, уходить соберешься, возьмет ружьишко, соседей кликнет... Знаешь, как это неприятно, когда тебе в спину два заряда картечи с трех шагов всадят? А как жалко потом этим фермерам ноги ломать? У них, ведь, тоже и семьи, и дети... Так что, остается мне только в отряд идти. — Криво усмехнулась, почесав переносицу, девушка. — Ох, не люблю я это дело. Начальник слева, начальник справа... И каждый тебя за задницу схватить норовит...
— Ты не страшная, — проворчал скриптор. — Ты красивая...
— Вот только давай без этого, а? Я, ведь, уже объяснила, почему у нас ничего не выйдет. — Поморщилась девушка. — Тем более, тебя дома твоя... эта, как ее... мочалка, твоя в общем, ждет.
— Ее Кюри зовут. — Тяжело вздохнул подросток.
— Тем более. — С серьезным видом кивнула Ллойс. И достав с пояса нож, принялась сосредоточенно вычищать набившуюся под ногти грязь.
— Если ты не хочешь ничего менять — продай снаряжение. Купи дом или еще что-нибудь. — Обиженно поджал губы скриптор.
— Нет, парень... — криво улыбнулась Элеум. — Это мне память будет. О нашем... походе. Ты, ведь, правда, единственный кто... Да к черту, все... — Спрятав нож обратно, девушка раздраженно сплюнула под ноги.
— Когда все закончится... Тебе не обязательно уходить...
— Милый, и как ты это себе представляешь? — Вскинула бровь наемница. — Нет, доедем до Хаба и разбежимся. Может, потом и встретимся. Пустоши только кажутся большими...
— Может, все-таки, ты передумаешь, останешься? Я, ведь, тогда тебе правду сказал... — Голос скриптора дрогнул. — Мы можем...
— Опять завелся. Ты чего себе напридумывал, сладенький? — Медленно покачала головой девушка. — Я? С тобой? Куда? К вашим? И что там со мной сделают? При самом удачном раскладе отсыпят серебра и выкинут пинком под зад, а в худшем... Я бывшая рабыня, гладиатор-прайм. Наемница. Для Легиона — я дикарка, каннибал, генетический мусор. Почти что рейдер. Чуть лучше дикого упыря, чуть хуже домашней псины. А еще... в конце концов, меня наверняка узнают. В Красном много ваших полегло, а я не хочу заживо запекаться в жестяной коробке. Черт, надо было за вас воевать...
— Когда я стану командиром "Придвена", ты можешь стать почетным членом Легиона. Моей правой рукой...
— Про член и руки ты своей девчонке расскажешь, сладкий. — Неожиданно зло оскалилась Элеум. В уголках глаз девушки блеснули слезы. — Ну, почему до тебя никак не дойдет!..
— Не кричи, а то этот мутант опять уши греть припрется, — раздраженно и обиженно буркнул Райк.
— А ты лучше больше о своем драном походе думай. — Огрызнулась Элеум, отворачиваясь. — И о лахудре своей.
— Ее Кюри зовут... — тяжело вздохнул подросток. — Она дочка одного из старших писцов.
— Красивое имя... — После долгой паузы буркнула Ллойс. — И сама она, наверное, ничего так..
— Да... ничего... наверное... — вяло кивнул Райк.
— Это хорошо...
— Да какая разница? — С трудом сдержав стон от снова накатившей волны боли, проворчал подросток.
Пошедший совершенно не так, как он планировал, оказавшийся неожиданно тяжелым разговор его утомил. Было мерзко и гадко, но скриптор понимал, что наемница права. Легион ее не примет. Максимум, на что девушка может рассчитывать, это статус "друга". А если за ее голову назначена награда, то Элеум не спасет даже протекторат командира "Придвена". Правда, если один из членов совета за нее поручится... Нет. Даже если будет суд, и ее оправдают, все равно, ее будут терпеть, но не более. А он не сможет быть с ней постоянно. Мало ли, что может случиться... Райк усмехнулся собственным мыслям. Еще месяц назад ему и в голову не могло прийти, что кто-то из Легиона может обидеть гостя. А сейчас... Сейчас он вспоминал, сколько людей на его памяти приходило на базу. И сколько выходило. Цифры, даже примерные, как-то не складывались. Люди исчезали... Нет, на землях Легиона девушка будет в постоянной опасности. Даже, если он попросит деда. Хотя... это явно была не лучшая идея. После битвы за Рино, крупнейшего поражения за историю их братства, старейшина Мэкстом ненавидел стрелков лютой ненавистью. И предпочитал один единственный способ общения с ними. Говорил, что лучшее лекарство для этой продажной швали — девять грамм свинца в голову. Женщин-наемников он предпочитал вешать. На короткой веревке. Говорил, что его забавляет, как они дрыгаются. Каким образом не отличающийся сдержанностью и мягкостью характера смертельно больной старик отреагирует, узнав, что его единственный внук... Смерть Элеум будет быстрой и страшной. А что, если он откажется от "Придвена"? Передаст боевой дирижабль деду, и получив звание полного рыцаря, объявит долгий поход? Мысль казалась дикой, но, может, оно того стоило?.. Райк покосился в сторону наемницы и чуть не поперхнулся от удивления. Еще пару секунд назад донельзя расстроенная девушка, отвернувшаяся от него, чтобы скрыть подступившие слезы, с интересом разглядывала скриптора. Слегка оттаявшие в последние недели их общения глаза снова превратились в два холодных блестящих, отполированных ветрами пустошей, промороженных озерца зелено-коричневой болотной воды. На лице наемницы блуждала ехидно-озорная улыбка.
