Следующим объектом приложения наших сил стал Бобруйский аэродром, расположенный в южной части города. Тут дислоцировались 51 -я истребительная эскадра и несколько штафелей штурмовиков. Действовали мы по уже отработанной схеме. Из-за налета нашей авиации и устранении ущерба от бомбардировки уставшие немцы спать улеглись поздно. За несколько часов до рассвета снайпера и егеря сняли часовых и дежурные зенитные расчеты, а штурмовые группы ворвались в казармы и палатки летного состава. Бой был скоротечным, оказать сопротивления противник практически не успел. Так несколько выстрелов и взрывов практически не слышных за стенами зданий. Против немцев сыграла свою роль большая рассредоточеность и удаленность объектов. Дежурные подразделения не могли вовремя прибыть для помощи атакуемым подразделениям. Да и мы бы не дали этого сделать. Здесь нами были освобождены около полутысячи пленных, привлеченных немцами для работ на аэродроме. В качестве трофеев нам достались годными к эксплуатации порядка 12 — ти зенитных орудий разного калибра, 40 истребителей Ме — 109F, два десятка штурмовиков Ю-87, несколько бомбардировщиков Ю-88A, три связных "Шторьха" и два транспортных Ю-52 . Среди трофеев у ангаров нашлись выставленные в несколько линий вдоль дороги, требующие ремонта, советские самолеты. Среди них были — два ДБ-3, 10 — СБ, 4 -И-16, 5-"Чайки", шесть Су-2, три У-2, один УТ и шесть ИЛ-2. Часть их не подлежала восстановлению, т.к. была взорвана нашими при отступлении, но остальные были вполне ремонтнопригодны. Как только аэродром оказался в наших руках "летный штрафбат" приступил к работам по восстановлению и освоению трофейной техники. Остальным тут надолго задерживаться было нельзя и мы поспешили дальше.

В полукилометре от аэродрома и станции "Березина" в Форштате размещался 314 дулаг, в которых по показанию немцев содержалось порядка 6 тыс. человек. Их охрану осуществляло две роты 221 охранной дивизии вермахта. Лагерь был огорожен двойным рядом колючей проволоки и сторожевыми вышками с прожекторами. Кроме того в укреплении "Фридрих Вильгельм" находился 131 дулаг, он же "Бергдулаг". Укрепление состояло из высоких крепостных стен, глубоких рвов, земляных и кирпичных огневых сооружений. Возле реки размещался пятиугольный земляной вал — люнет с казематами внутри. В тыльной части укрепления была устроена каменная стенка с двумя рядами бойниц и въездными воротами. Кроме люнета укрепление включало в себя два бастиона с башнями — редюитами, равелин, капониры и другие оборонительные постройки. Снаружи оно было окружено валом . В башне Оппермана размещался дулаг-1, южнее , к улице Парковой примыкал дулаг-2. При необходимости пространство вокруг укрепления затапливалось рекой Бобруйка. От города и крепости укрепление было отделено рекой Бобруйкой и железной дорогой. Несмотря на малочисленность охраны штурмовать данное укрепление без уничтожения гарнизона города было не разумно.

Еще два лагеря военнопленных находилось на территории самой Бобруйской крепости. В них содержалось около сорока тысяч военнопленных. Их охрану несло еще несколько рот той же 221 охранной дивизии. Крепость называли старшим братом Брестской крепости. И это действительно было так. Укрепления и казармы очень напоминали Брест, на каких мы тренировались до войны.

С рассветом началась зачистка города. Бой сразу же принял ожесточенный характер. Несмотря на то что в городе были расквартированы в основном тыловые и охранные части немцы сопротивлялись отчаянно, но мы лишив их тяжелого вооружения не оставили им шансов на победу. На нашей стороне было лучшее знание города и захваченная у врага артиллерия и танки. Тем не менее, бой за город шел весь день и обошелся дорогой ценой. Мы потеряли только убитыми более трехсот человек из числа бывших пленных из штурмового и штрафного батальонов. Самые тяжелые бои развернулись в крепости и Форштате. Где немцы, закрепившись на валах, отражали все попытки прорываться внутрь крепости. У обороняющихся было слишком много пулеметов и боеприпасов. Находившиеся в лагерях пленные нам помочь не смогли. Только с окончанием боев в городе и ликвидации очагов сопротивления на станции Березина, штабе 53 армейского корпуса, абверкоманды, казармах охранного и артиллерийского полков, полицейского батальона мы смогли перебросить силы для штурма крепости.

Крепость и Форштат взяли изнутри. Среди бывших курсантов нашелся местный житель, знавший о подземных ходах крепости. Оказывается, все укрепления крепости были связаны между собой подземными ходами, расположенными под нижними ярусами казематов. Он в свое время по ним немало налазился и вызвался быть проводником. Грех было не воспользоваться его предложением. Немцы знали о подземных ходах и охраняли выходы из подвалов, но это им не особо помогло. Охраны на все выходы им просто хватало, да и не все они знали. Парень провел штурмовой отряд непосредственно в штаб обороняющихся, расположенный в доме коменданта Крепости. Захватив центр и юго-восточную часть крепости, отряд продолжил наступление в сторону Слуцких ворот. Это послужило сигналом для остатков гарнизона к бегству в сторону Минских ворот, другого им выхода не оставалось. Здесь мы и успокоили.

Из Форштата немцы пытались прорваться к своим через аэродром, но были остановлены пулеметным и артиллерийским огнем блокирующей группы. Пришлось им отступать к мосту через Березину, но там их уже ждали десантники Левашова.

____________________________________

Командир IX армейского корпуса Герман Гейер вспоминал:

"24 июля пришли ошеломляющие известия: Мы будем подчинены 2-й танковой группе. Она находится в очень опасном положении, и мы должны немедленно ей помочь.

Итак: День отдыха был прерван тревогой. Дивизии двинулись в путь между 3 и 3.30. Я с утра вылетел в полевой штаб 2-й танковой группы, взяв с собой оперативную карту".

_________________________________

Немецкое командование пыталось оказать помощь своему гарнизону в Бобруйске и вернуть контроль над городом. Но сделать этого не удалось. Отступая наши войска, взорвали все мосты через Березину. Немцами было наведено 8 временных мостов, по которым шло снабжение войск на Рогачевском и Могилевском направлении. Захватив город, они приняли меры для восстановления железнодорожного моста. Недалеко от него возвели временный деревянный мост. Его охраняли пехотный взвод и зенитная батарея. С началом атаки на город мост захватили десантники. Один из батальонов 214 бригады переправился через реку и закрепился на восточном берегу, усилив свою оборону захваченными у врага зенитными орудиями. То же самое произошло и с остальными мостами. Прорваться в город посланные немецким командованием подкрепления через позиции десантников не смогли. Не смогли они это сделать и с юга. Кавалеристы 47 кав. дивизии прочно удерживал занятые позиции.

После разгрома немецких гарнизонов на станции "Татарка" и поселке "Ясень" 32 кав. дивизия продолжила наступление и к вечеру 24 июля очистила от оккупантов всю территорию от железной дороги до реки Березины. Полковник Бацкалевич ввел в бой части 43 кав. дивизии генерал — майора Синельникова. Переправившись через Березину, кавалеристы перерезали трассу Бобруйск— Могилев в районе Кировска и Столпище.

В Бобруйске кроме авиационной техники нами были захвачены большие запасы продовольствия, обмундирования, боеприпасов, вооружения, в том числе три десятка танков Т-26 БТ, Т-2 и Т-3, требующий ремонта бронепоезд . Пленных по устоявшейся традиции никто из— за колючей проволоки до прохождения фильтра не стали. Петрищев со своей командой вновь засел за разбор немецкой картотеки и формирования очередного "офицерского штрафбата".

Получив сообщение о взятии Бобруйска, командование Западного фронта потребовало от нас продолжить наступление на Рогачев и Жлобин. Не знаю, на что они там, в штабе , рассчитывали. Видимо думали, что мы настолько сильны и круты, что вот так спокойно, легким прогулочным шагом пройдемся через немецкие позиции к линии фронта и соединимся с нашими войсками, попутно окружив два немецких армейских корпуса. По-моему у них началось головокружение от успехов. Только вот мы тут все смотрели на все другими глазами.

Нам непомерно долго везло. Повезло с тем то, что на первоначальном этапе немецкое командование не считало действия моего отряда чем— то сверхестейственным. Были и большие по численности и вооружению отряды окруженцев, что шли по немецким тылам и отбивали поселки и местечки, входили на окраины Минска и других городов. Но они не были настолько наглы и не имели столько тяжелого вооружения как мы и их уничтожали или рассеивали охранные и полицейские части. Мы тоже с ними встречались, но были более подготовленными, чем они и давили части охраны тыла огнем и металлом, стараясь разбивать их из засад и по отдельности. Но всему хорошему приходит конец. Теперь вместо тыловых и охранных частей перед нами стоял совсем другой враг. Ударные и полевые части вермахта, обученные и закаленные в боях, опьяненные своими успехами и уверенные в своей непобедимости. Мы к боям с ними пока были не готовы. Кавалерийские дивизии отправились в рейд без танковых полков и тяжелого вооружения, что делало их более слабыми при встрече с пехотными частями противника. Что мой отряд, что десантники, что кавалеристы в бою за город и его окрестности понесли значительные потери, их требовалось восполнить. Пополниться мы могли только за счет бывших пленных. Что сразу сделать было не реально. Требовалось хотя бы двое— трое суток более или менее спокойного времени для приведения людей в чувство, проведении фильтра, эвакуации раненых и больных. Захват Бобруйска, Кировска и Осипович был лебединой песней нашей Бобруйской группы. Базировавшаяся в Слуцке группа войск нам ничем помочь не могла. В районе Ляховичей немцы, получив подкрепления, активизировались, прорвали оборону, бой шел на окраинах города. Все имеющиеся резервы Константинову пришлось бросать туда. Аналогичное положение сложилось и у нас в районе Осиповичей, усилился напор и на части 47 кав. дивизии комбрига Кузьмина.

Свои доводы о невозможности продолжить наступление мы сообщили в штаб фронта. Но там их не восприняли и лишь подтвердили необходимость удара на Рогачев.

В связи с этим ночью в здании бывшего штаба 47 армейского корпуса состоялось совещание старшего командного состава Бобруйской группировки войск. На нем присутствовали все три командира кав. дивизий (генерал — майор, комбриг и полковник), командиры 214 десантной бригады (полковник Левашов) и боевой группы 121 дивизии (полковник Ложкин), ну и мы с Николаем Козловым. Я как командир ударного отряда НКВД (численностью в мотобригаду) и комендант Бобруйска, а Николай как мой заместитель и командир бронегруппы.

Николай прибыл в Бобруйск на поезде, доставившем из Осипович раненых и трофейные танки. В боях за Осиповичи бронегруппа понесла существенные потери в людях и технике. Если личный состав можно было пополнить за счет бывших пленных, то вот с техникой дело было швах. Треть легких танков были утрачены полностью и не подлежали восстановлению. Из оставшихся в строю машин, половина требовала ремонта и технического обслуживания. Ремонтники не покладая рук вкалывали для восстановления машин. Запчасти они брали с подбитых и не подлежащих восстановлению танков, а таких становилось все больше и больше. Несмотря на наличие в городе нескольких предприятий и депо восстанавливать танки в Осиповичах не представлялась возможным. Город и станция находились под обстрелом вражеской артиллерии, действовавшей со стороны станции "Марьина Горка" и "Елизово". Потому у сержанта вся надежда была на захваченные в Бобруйске трофеи и возможность организации тут ремонта поврежденных машин.

На совещании обсуждался вопрос о наших дальнейших действиях. В тех условиях, в которых мы находились, вести наступательные действия было нереально. Это понимали все присутствующие, но и ослушаться приказа штаба фронта не могли. Задача ставилась четкая и однозначная. Вопрос был только в одном — кем и чем наступать? Теоретически из захваченного в Бобруйске вооружения и техники можно было сформировать два истребительных, штурмовой и бомбардировочный авиационные полки, артиллерийский полки, танковый и автомобильный батальоны, тяжелый и противотанковый артдивизионы, артиллерийский и два зенитных бронепоезда. Из бывших пленных до пяти стрелковых полков. Вот только проблема была в том, что освобожденных из лагерей людей нельзя было просто так взять и поставить в строй. Среди них было слишком много больных, раненых, сломленных и истощенных пребыванием в лагере людей. Решать вопрос с ними надо было "еще вчера". По примерным подсчетам только раненых и больных среди бывших пленных было около трех тысяч человек, а ведь были еще бойцы из наших подразделений. С таким количеством эвакуироваемых наша авиация даже с учетом захваченных в Бобруйске транспортных самолетов справиться не смогла бы. Общими усилиями решение этой проблемы было найдено. Коридор, пробитый кавалеристами через линию фронта, еще действовал, проводники, что вели дивизии через болота, были живы. А раз то решили всех раненых и больных, тех, кто мог передвигаться и стоять на своих ногах, отправить за линию фронта на гужевом транспорте. Благо этого добра хватало. Охранять и сопровождать раненых до линии фронта должны были бойцы 41 кав. полка 47 кав. дивизии, тем более что конники в пехотном строю смотрелись откровенно плохо. Вместо них позиции должны были занять два "офицерских штрафных батальона" из числа освобожденных в офлаге.

За счет бывших пленных решился и вопрос доукомплектации боевых частей. Туда были направлены все бывшие пленные, кто принимал участие в боях за город и прошедшие "фильтр". Для фильтрации лагерей были задействованы сотрудники особых отделов частей и команда Петрищева.

За вечер и ночь на 25 июля было сформировано 6 штрафных батальонов. Командирами взводов в штрафных ротах стали выжившие в бою за Бобруйск курсанты. За счет этих батальонов решался вопрос с наступлением на Рогачев. Наступление должно было вестись вдоль шоссе Бобруйск — Рогачев. Вместе со штрафниками в бой шел отряд 121 дивизии, танковый взвод и противотанковый дивизион. Наступление должен был поддерживать артогнем артиллерийский полк, сформированный из орудий врага, захваченных в Бобруйске. Авиационную поддержку осуществлял звено наших "Чаек" и "Ишачков" с аэродрома Бобруйска. Летуны клятвенно мне обещали к утру собрать из авиацинного хлама, стоявшего на площадке у ангаров, еще пару машин и подготовить к вылету Су-2. Использовать немецкие самолеты не стали — не было специалистов. Правда с аэродрома Н. Гутков позже приехали в качестве инструкторов летчики-истребители (потерявшие своих "фридрихов" в боях над Слуцком) и транспортники из отряда Паршина. Они же должны были перегнать часть самолетов за линию фронта. А пока часть свободных от восстановительных работ технарей активно закрашивало кресты и опознавательные знаки врага.

В случаи успеха в прорыв должны были вводиться мой отряд, бригада десантников и танковая рота. Использовать в атаке кавалерийские части посчитали неразумным. В линейном бою силы кавалерийского полка равны в лучшем случаи пехотному батальону. Их дело рейды по тылам, перерезание коммуникаций врага, а не гибнуть под огнем пулеметов и орудий окопавшейся пехоты. Не задействовалась в наступлении и бронегруппа Козлова. Ей надо было решать свою задачу — удерживать Осиповичи. Николай, правда, выторговал себе возможность вывести своих бойцов из боя на несколько дней для отдыха, ремонта, восстановления и обслуживания техники.