Операция "Муравьиный бог"

— Что? — у Никиты отвисла челюсть. — Ах вон оно... Алена Вишняк... черт!

— Ну да... — Климонтович ехидно улыбался, — Гуслярский цикл, Алена Вишняк — возлюбленная Миши Стендаля, мастер спорта по теннису, финалистка первенства Союза в женском парном разряде. Мария у меня такая выдумщица... Когда ездила отдыхать в лагерь, обозвалась так... а уже потом, когда разрабатывали операцию, решили это обстоятельство использовать на завершающем этапе. Признаюсь, у меня были некоторые сомнения, что вы сможете создать ассоциативную цепочку между именем и увлечением теннисом. Но нужен был совершенно неочевидный и нетривиальный подход, не поддающийся логике... Иначе бы Брюс обязательно вышел на нее первым... уж чего, чего, а опыта и оперативной смекалки ему было не занимать... Вам не чета. Вот только Булычева, в отличие от вас, он точно не читал.

— Не вижу логики... — мрачно буркнул Никита, — Как я понял, там возле "Поганки" вы буквально сунули Алену... то есть, вашу дочь, в лапы "муравьев".

— Да! — кивнул Климонтович. — Мы очень рисковали... тогда, возле ресторана... Но, во-первых, необходимо было убедиться, что они идут за вами по пятам, заставить их проявиться... Во-вторых, мы были почти на сто процентов уверены, что Мария надежно закрыта и Брюс не сможет распознать в ней Наблюдателя, по крайней мере, через своих "муравьев", ну и в-третьих, оперативная работа не бывает без риска, — он развел руками, — тут ничего не поделаешь... назвался груздем...

— Цинично! — Никита покачал головой. — Сунуть собственного ребенка... совсем еще девочку, в лапы отморозков...

Климонтович внезапно расхохотался.

— Девочку?.. Хорошо... пять баллов!

— Чего? — хмуро спросил удивленный такой реакцией Никита.

— Видите ли, коллега... — отсмеявшись, тот снова стал серьезен, — дело в том, что Мария, носит гармонизатор с десяти лет. Поэтому, она так хорошо... хм... сохранилась... В душе, она конечно вечный ребенок, за что ее и люблю... однако, ей уже давно не...

— Папа! — раздался из кухни возмущенный девичий голос, а следом на пороге комнаты появилась его хозяйка. — Нельзя ли без этих подробностей?! И вообще, кажется, ты торопился...

— Ах, да, да... — спохватился Климонтович, — собственно, мне и в самом деле уже пора. Суть я вам изложил... Вы, конечно, сейчас почти все забудете... Зачем тогда, я тут столько времени распинался, спросите вы? Ну, во-первых, некоторые ключевые моменты останутся зафиксированы, в виде э-э... "интуиции", а во-вторых после окончания операции... успешного, разумеется, окончания... воспоминания вам вернут... ведь это ценный оперативный опыт! — он встал со стула, огладил ладонями топорщащиеся на коленях брюки, поправил рубашку и протянул Никите руку, — Желаю удачи коллега, то есть выжить! И до свидания! На самом деле, я буду рад, если в СК появится, такой близкий мне по духу человек!

— Подождите... — пробормотал Никита, машинально пожимая его руку. — Вы что, уже уходите?

— Да. Необходимости моего присутствия здесь более нет. Зато есть ряд срочных дел, ведь операция "Второе пришествие" начинается уже через полчаса.

— Да постойте же... — крикнул Никита уже ему в след. — А если... если, я откажусь? Не стану участвовать, в этой вашей операции?

— Очень обяжете! — Климонтович обернулся и холодно прищурил свои арийские глаза. — Свое мнение на этот счет я уже выразил. Прошедшую операцию считаю удачной и смысла в ее повторении не вижу...

— Папа! — укоризненно сказала Мария.

Климонтович сделал резкое движение рукой, останавливая ее.

— Не перебивай старших, дочь! — затем он вновь повернулся к Никите. — Так вот, обязан вас предупредить... дело действительно добровольное... можете отказаться. Но!.. я бы вам не советовал! Ибо в этом случае, Третья сфера отыграет назад и вы вернетесь обратно в двадцать шестое июля. Этот день недели хоть и называется Воскресеньем, но как бы помягче сказать... к вам это не относится! Так и что? Какое ваше положительное решение? Ну, вот... по глазам вижу, что согласны, — и добавил с напором. — Да?!

— Да... — подавленно промямлил Никита, потрясенный нарисованной перспективой.

— Ну, и прекрасно! Не отчаивайтесь, коллега, с каждым разом, ваши шансы будут возрастать. Извините... неудачная шутка. На самом деле, хотелось бы еще с вами поработать! Ну, всего доброго! Адьюс амиго! Мария еще немного побудет с вами. Проконтролирует, так сказать, вашу готовность.

Сказав это, Климонтович развернулся и стремительно вышел в коридор. Мария поспешила за ним, прикрыв за собой дверь в комнату. Никита слышал, как в коридоре они перекинулись парой фраз, но слов было не разобрать. "Проконтролирует мою полную готовность, — подумал Никита. — Черт, я же забыл, они видят мою черепушку насквозь... Слушай, как это оказывается неприятно знать, что кто-то может прочитать все твои мысли... А сейчас я вообще все забуду... и сам забудусь... кажется мысли уже начинают путаться... Я опять увижу Милу! Неужели сегодня опять, тот волшебный первый день?! Какой я был идиот!... ссорился, как мальчишка... А, может, они мне все врут? — вдруг встревожился он. — И никакой сегодня не понедельник. А может их вовсе нет, и это все сон... Или я сошел с ума... Помнится, был фильм, про какого-то ученого-шизофреника... он все время путал реальность и галлюцинации... общался с вымышленными людьми, попадал в вымышленные ситуации...

Голоса в коридоре стихли. Бухнула входная дверь, повернулся ключ в замке и в комнату вернулась Мария. Испытующе посмотрела на Никиту. Затем молча подошла к телевизору, взяла пульт и лежащую рядом на столике газету, раскрытую на программе передач. Посмотрела в ней что-то, бросила взгляд на часы и включила телевизор. Пощелкала пультом, перебирая программы. Остановилась на НТВ. Как раз заканчивалась реклама — хорошенькие подушки-подружки дочищали чьи-то огромные зубы. Вот они пропищали что-то про сенсацию, сексуально хихикнули и под знакомые позывные на экран вывалилась заставка новостей "Сегодня". Приветливо улыбнувшись, дикторша сообщила, что сегодня понедельник, двадцатое июля и она рада ознакомить уважаемых телезрителей с текущими новостями.

— Тоже галлюцинация? — Мария протянула Никите газету и пульт. — Если хочешь сам пошарься по программе...

— Не хочу! — отстранился тот. — Смысл? С одной стороны, ты мне можешь внушить все, что угодно и я приму это за правду... А с другой, если ты мне можешь внушить все что угодно... значит все правда и есть...

— Соображаешь! — хмыкнула девушка, садясь на диван рядом с ним. — Пока еще... Действует, значит, эликсирчик! Спасибо, кстати, за лестное мнение о моих вторичных половых признаках.

— Тьфу ты! — Никита смущенно отвернулся, чувствуя, как начинают гореть уши. — Послушай Ма... Маша... — он с трудом выдавил из себя это имя, настолько прочно она ассоциировалась с Аленой.

— Если хочешь, можешь называть меня Аленой...

— Блин!.. ты не могла бы...

— Я постараюсь... ой!.. извини! На самом деле, я легко могу не замечать чужих мыслей. Этому быстро учишься... иначе порой общаться невозможно... скучно! — она помолчала несколько секунд, а потом сказала каким-то другим голосом. — Ты знаешь, наверное, мне просто нравится смущать тебя. А если уж до конца быть честной, перед самой собой, наверное, ты мне нравишься... Мне давно никто так не нравился, — она протянула руку и погрузила пальцы в его волосы, — а может даже и никогда...

Никита удивленно покосился на нее, но не отстранился.

— Ты мне тогда еще приглянулся... когда в эту драку из-за меня полез, возле Поганки... Такой милый... добрый... теленок...

— Спасибо отдельное, за теленка! И за тест этот, ваш... — Никита попытался убрать голову, но она потянулась за ним.

— Подожди, дурачок... Ну побудь со мной, хоть минутку только, я же ничего не прошу... Знаю я про твою подружку... Увидишь ее скоро... А про меня забудешь! Поэтому я сейчас могу говорить тебе всю правду! Все, что хочу! Потому что это ничего не значит... для тебя по крайней мере. Ну пожалуйста, просто посиди со мной рядом... я ведь тебе не противна?

— Сама знаешь, что не противна... — Никита попытался говорить, как можно более ехидным тоном. Получалось плохо.

— Знаю! — согласилась она. — Ты себе не представляешь, с каким трудом я себя сдерживаю... Я ведь могла бы тебе просто приказать... Ну все, все! Не убегай, заканчиваю признания.

— Если ты так ко мне относишься... ну вот, как сейчас сказала...

— Нравишься... — она положила голову ему на плечо.

— Что?... — Никита не решился повторить за ней это слово, — ну, допустим... тогда почему ты так вела себя со мной, там, в квартире... на Терешковой... что за цирк устроила... в лицо мне плюнула... дралась, как бешенная... не очень-то это сочетается...

Маша подняла голову и уставилась на него своими небесными глазами. От этого взгляда Никите показалось, что его мозг начал плавиться и стекать куда-то вниз, к самому паху, а ему навстречу поднималась томная животная страсть.

— Ты же обещала... — выдохнул он ей в лицо, получилось еле слышно, но она вздрогнула, как от крика. Встала с дивана, отвернулась от него:

— Извини... — голос у нее был глухой, словно ком стал в горле, — сама не знаю, что со мной...

Никита потряс головой, словно отгоняя наваждение. "Ну дела... вот неделька-то выдалась... богатая на эмоции... впрочем, как и на все остальное!"

— Почему, спрашиваешь, так себя вела? — продолжила она после некоторой паузы, уже спокойным ровным голосом и опять повернулась к нему. — Роль играла... такая вот роль у меня в этой пьесе... ругательная. И потом... какого черта думаю, он от меня отказался...свинья!.. пренебрег... из-за этой... швабры! В общем, считай, что приревновала! — она усмехнулась зло, — А насчет драки... так это разве драка была? Если б я дралась, ты б у меня без всех жизненно-важных органов остался. Да, да! В первую очередь без тех, о которых ты сейчас подумал! Так что считай — это секс у нас с тобой был... такой вот странный. И вообще, те кто меня знает, а в первую очередь мой папочка, думают, что я двинутая на всю голову... Что у меня шифер регулярно сыпется и башню рвет... А это оттого, что у меня навсегда в башке осталась та десятилетняя девочка, на которую додумались напялить гармонизатор... Думаешь почему Наблюдателями становятся мужчины от двадцати восьми до тридцати пяти лет? Потому и становятся, что это уже развитые, половозрелые личности! А я вечная девчонка-детдомовка, которая всю жизнь будет нести в себе свои детские комплексы. Папочка умудрился убедить Наставников, что им нужна именно такая!.. недоделанная... для таких вот операций... Он хороший вивисектор — мой папочка... настоящий ученый-исследователь!

От этого разговора она заметно возбудилась и Никита не сразу обнаружил, что гладит ее по руке, успокаивая. На запястье ее ничего не было.

— А-а... Где твой браслет... Маша? — он почувствовал, что язык начал заметно заплетаться, а речь становится невнятной.

Девушка молча продемонстрировала средний палец. Из-за этого характерного жеста он не сразу догадался, что в виду имеется черное, словно бы обсидиановое кольцо, одинокое на левой руке.

— Гламурненько... — только и нашел он, что сказать.

— Скорее готично, — Мария вновь села рядом и ему стало трудно дышать от жара ее тела. Воздух стал тягучим и застревал в легких. Но при этом ощущения нельзя было назвать неприятными. — Извини, я о своем, — продолжила она, словно не замечая произведенного впечатления. — Никак не пойму... О моем существовании практически никому не известно. Меня закрыли от всех. Меня не сможет распознать ни один Истинный, ни один Наблюдатель, если я сама этого не захочу. Я предназначена для таких операций, как эта. А тебе... тебе, почему-то разрешили узнать обо мне...

— Я все равно все забуду... — вяло возразил ей Никита, — как сказал твой отец.

— Э, нет... — она решительно покачала головой, — в этом случае меня бы здесь просто не было бы... А я здесь, значит Наставникам нужно, чтобы я зафиксировалась у тебя в подкорке. Это, между прочим, хороший знак для тебя!

— Что в нем хорошего?

— Не знаю... не уверена... чувствую... тебе не дадут умереть, ты им зачем-то нужен.

— Чувствуешь... — невольно передразнил ее Никита. — Понятно... женская интуиция... А я вот чувствую, что у меня заплетается язык и голова перестает соображать... Что это, а?

Мария внимательно посмотрела на него.

— Не волнуйся, ничего страшного, так и должно быть. Время подходит... скоро ты уснешь... ненадолго совсем. Минут на двадцать... Грубо говоря, вводные в тебя введены. Теперь требуется перезагрузка, чтобы изменения вступили в силу. Во время сна произойдет коррекция твоих воспоминаний.

— Спасибо, успокоила!

— Не волнуйся! — еще раз повторила она и ласково погладила его по голове. — Ты ведь сам это выбрал! Я останусь с тобой, пока ты не уснешь. Все будет хорошо! Хочешь, я расскажу о себе? Да собственно, я сама этого хочу... представь, никогда никому о себе не рассказывала...

— Конечно, — Никита помассировал слипающиеся глаза, — рассказывай... очень интересно, только...

— Не сопротивляйся, — озорно усмехнувшись, Маша провела пальчиком по его губам, — просто слушай... Жизнь моя началась трагически — Мама погибла еще до моего рожденья. Я никогда ее не видела, даже на фото. Все документы уничтожила СК, когда стирала прошлую жизнь отца. Твою, кстати, тоже сотрут... Тихо, тихо, тихо! Ты не знал, такова плата... Отцу сообщили гораздо позднее... что врачам удалось спасти его дочь. Вытащили меня из маминого трупа. Отца посадили, как виновника аварии, а меня отправили в детдом. Никто, не из его, не из маминых родственников не знал про меня, а я ничего не знала про них. Как ты понимаешь, без СК тут не обошлось. Так я стала сиротой. Потом отец нашел меня в детдоме. Он тогда поднялся в СК и ему сообщили, что его дочь жива. Мне к тому времени исполнилось девять лет, и я была такая оторва... Воспитатели меня постоянно лупили, а товарищи по несчастью, то есть дети — уважали. Помню, как я была счастлива, когда мне сообщили, что нашелся мой отец. Я одновременно любила его и ненавидела... Где он был сволочь, все эти девять лет... Конечно, после, я все поняла, но тогда... Да ты ложись, ложись. Поудобней устраивайся. Голову повыше клади, чтоб небо не запало... сон будет крепкий.

Вместе с папой мы почти никогда не жили. Он весь в работе... постоянные разъезды. Ну, а я, росла как чертополох... мои друзья-товарищи были взрослые мужики, другие Наблюдатели. Они учили меня жизни, учили отличать добро от зла. Я была сообразительной девочкой и поняла, что добра и зла не существует самих по себе, а есть только необходимость и целесообразность. Это основа философии СК. Как только я чуть подросла, я стала жить одна. Мне было очень сложно. Представь — тебе двадцать лет, а выглядишь ты едва на двенадцать... А хочется любви... да секса, наконец... Ты ведь знаешь, какой секс у Наблюдателей? А? — голос ее стал игривым. — Жуть! Приходилось мазаться, усиленно гримироваться. Я стала мастером грима. При желании я замаскируюсь так, что меня никто не узнает, включая родного папу. От рождения, я субтильная, худенькая девочка... Да, да! Чего вылупился? Тощенькая — кости да кожа... тоненькие ручки, тоненькие ножки. Вот только грудь... Отец говорит, что в маму. Пацаны в школе, дразнили меня "сиськами на ножках". Сами, правда, при этом вожделели, слюни пускали... Ох, поиздевалась я над ними! А если серьезно, ты и представить себе не можешь, сколько времени я провожу в спортзалах. Тяну эти блоки на тренажерах, таскаю тяжести. Набранная мышечная масса, плюс боевая раскраска, хоть как-то позволяет мне выглядеть постарше. Но стоит только мне бросить занятия, как через пару месяцев с меня все, как сдувает. И я опять девчонка-подросток. С одной стороны легко маскироваться, мимикрировать. Но что это за жизнь? Постоянно приходится менять легенды, места жительства, учебы... Да, я запарилась учиться в школе. Вернее изображать эту учебу. Наконец-то, наконец-то, мой внешний вид, хоть как-то стал соответствовать студенческому возрасту. Как только закончим "Муравьиного бога", сразу куда-нибудь поступлю... да хоть для начала, в наш Универ. Поболтаюсь студенткой, следующие лет двадцать.