— Остальные жаждут действий! — воодушевленно воскликнул Блэк. — Мы должны немедленно отправиться в погоню! Каждая минута нашего промедления дает беглецам…
— Хватит, — перебил Лэш, и хотя это был всего лишь шепот, его оказалось достаточно, чтобы Блэк послушно закрыл рот. Скрытая ярость вице-адмирала пробивалась даже сквозь его полушепот звуком скрежета лезвия о шлифовальный станок. — Приведи ко мне Филина, — сдержанно произнес он.
Несколько мгновений Блэк медлил, а затем все же вышел из кабинета, оставив своего собеседника в одиночестве. Лэш продолжал задумчиво сидеть, периодически приподнимая чашку с пеплом со стола и вертя ее в руках. Вместе с этими листами пергамента сгорели его мечты, которые он лелеял столько лет.
И ведь у него отобрали не только это!
Лэш вновь и вновь возвращался к воспоминаниям о том, что произошло.
Когда звуки за дверью окончательно смолкли, Лэш первым осмелился покинуть комнату, в которую загнали их Корбетт и Девейн.
— Элизабет? — позвал он. Ответа не последовало, и он предположил самое худшее, в панике позвав ее снова. Сердце заколотилось в груди, и Лэшу с трудом удалось взять себя в руки. Секунду поразмыслив, он догадался, что Элизабет жива — она стала заложницей Девейна и Корбетта.
Не успев выдохнуть с облегчением, он опустил взгляд и увидел на полу нечто ужасное… то, что вмиг лишило его голоса, заставило сердце вновь пуститься в галоп и убило что-то в его душе. Сомнений в том, что это такое, быть не могло. Побледнев, Лэш опрометью бросился в свой кабинет и обнаружил, что весь его стол усеивают жалкие хлопья пепла — все, что осталось от чертежей воздушного корабля.
Его тело вдруг охватила леденящая резкая боль — словно что-то резко вырвало его из привычного мира, где он все держал под контролем, и перенесло на порог иной реальности, где бал правили хаос и безумие. Пожалуй, впервые в жизни Самсон Лэш почувствовал себя почти невесомым — маленьким и дрожащим — глядя сверху вниз на то, что было оставлено ему в качестве жесточайшей насмешки. Время для него будто замерло и потеряло всякий смысл. Суета, начавшаяся в доме, сейчас совершенно не волновала его.
Филин тем временем отправил четверых своих людей в парк. От Перри с пулевым ранением груди теперь не было никакого толку, и Филин сразу списал его со счетов. Поисковая группа обшарила парк и быстро наткнулась на тело Богена. Вскоре из своего укрытия к ним вышел один из возниц экипажа и, не таясь, рассказал, что произошло.
К моменту, когда тело Богена внесли в дом и положили в гостиную, Лэш — потерянный и посеревший — вернулся из своего кабинета. Он выслушал доклад людей Филина и отправил в яму человека, который обнаружил, что дверь в туннели по какой-то причине открыта.
Как Корбетту удалось обнаружить вход под ступенями беседки? Кто оставил дверь незапертой? Неужели кто-то нарочно отпер ее?
В голове Лэша возникали вопросы, но ни над одним из них он не был готов размышлять — разум застилало небывалое чувство утраты. И вот теперь он старался обуздать это чувство, сидя за столом в своем кабинете и продолжая вертеть в руках чашку с пеплом.
Через несколько минут, в течение которых Лэша одолевали горькие размышления о превратностях судьбы, вернулся Кардинал Блэк в сопровождении Филина.
— Закройте дверь, — бросил им Лэш все тем же тихим и слабым голосом. Затем он перевел взгляд на Филина и кивнул. — Твои люди уже уехали?
— Только что. Я распорядился, чтобы Перри отвезли в больницу Хайклиффа.
Лэш вновь опустил взгляд на чашку.
Накануне аукциона Филин договорился, что в шесть часов прибудут два экипажа и развезут шестерых его людей по домам. Далее Лэш должен был заплатить Филину за услуги, а затем один из его экипажей должен был доставить его домой, в Саутворк. Теперь, когда все мероприятие покатилось в тартарары, оставалось лишь довольствоваться жалкими остатками изначального плана.
— Садитесь, — сказал Лэш.
Филин пододвинул стул к столу вице-адмирала, а Блэк устроился в темном углу, осторожно ощупывая ноздри с запекшейся кровью и время от времени издавая звуки, напоминавшие нечто среднее между рычанием и сплевыванием.
Филин заговорил:
— Сэр, я сожалею…
— Замолчи, — оборвал его Лэш. Еще несколько секунд покрутив в руках чашку с пеплом, он, наконец, нашел в себе силы отставить ее в сторону. — Ну, что ж, — буркнул он, — вот, до чего мы докатились.
— И все же позвольте кое-что сказать, — вновь отважился Филин. Он выждал несколько мгновений, и, не услышав от Лэша возражений, продолжил: — В такую погоду передвигаться быстро они не смогут. Уверен, вы знаете, по какому маршруту они поедут, и…
— По северо-западной дороге, — сказал Лэш. — Да, знаю.
— … и я сомневаюсь, что у Девейна или Корбетта за плечами большой опыт в обращении с экипажем такого размера или упряжкой из четырех лошадей. Они будут стеснены обстоятельствами, — продолжил Филин. — У вас же, напротив, есть неоспоримые преимущества: вам не надо будет беспокоиться о том, чтобы охранять двух заложников, и, я полагаю, у вас есть еще один опытный кучер.
Эта речь была встречена сдержанным коротким кивком Лэша, во взгляде которого сквозило безразличие.
— Допускаю, что, каким-то чудом, им даже удастся добраться до первого постоялого двора, — продолжил Филин, — хотя я в этом сильно сомневаюсь. В любом случае им придется дать лошадям отдых, а в такой снегопад, это случится скорее рано, чем поздно. Полагаю, мы мыслим одинаково: на их поимку уйдет всего день.
— Спасибо за твое мнение, — сухо ответил вице-адмирал.
Повисло молчание.
Филин нервно поерзал на стуле.
— Самсон… — Голос его слегка дрогнул. — Мы работали вместе… на благо страны последние три года. Я служил вам в меру своих возможностей и уверен, что доказал свою ценность, поставляя… гм… сырье для эпизодов мисс Маллой. И я буду продолжать служить вам впредь. А из-за случившегося прошлой ночью я даже… готов урезать вполовину сумму, которую вы обещали мне — в знак уважения и доверия к вам. — Он замолчал и несколько раз моргнул. Вид у него был растерянный, так как эта новость не вызвала должной реакции со стороны Лэша. Более того: она не вызвала никакой реакции.
Филин прочистил горло.
— Думаю, это будет справедливо, вы согласны?
Лэш откинулся на спинку кресла и сказал:
— Я хочу знать, кто оставил дверь незапертой. Когда твои люди уносили тела, им выдали ключ, который был возвращен и сейчас лежит в верхнем ящике стола. Тот, кто не запер дверь, позволил Корбетту войти. — Вице-адмирал угрожающе сощурился. — Кто это был?
— Нужно время на то, чтобы провести расследование, — осторожно сказал Филин. — Но, поверьте, я непременно это сделаю.
— Не нужно никаких расследований, — отмахнулся Лэш. — Я считаю, что ответственность за случившееся лежит исключительно на тебе — вот, что справедливо.
Филин напрягся.
— Да, конечно, я не слагаю с себя ответственности, но… поймите, Самсон, для вчерашнего вечера я выбрал только проверенных людей. Лучших людей, если хотите. Они не раз зарекомендовали себя на подобного рода мероприятиях и такой оплошности допустить не могли! — Филин быстро повернул голову, опасливо взглянув на притаившегося в темном углу Кардинала Блэка, затем снова обратил взгляд на вице-адмирала. — Я… кое-что заметил. Кое-что странное… касательно Корбетта и мисс Маллой. — Увидев, что Лэш багровеет, он поспешил продолжить: — Это длилось всего мгновение, и все же… у меня сложилось впечатление, что, когда Девейн приказал застрелить ее на счет «три», Корбетт… замешкался. И выражение его лица было… не знаю, какое-то… смущенное, или протестующее... Но он точно не хотел этого делать! Я вижу такие вещи, Самсон! Чувствую их. Вы знаете, что это так — частично именно из-за этого вы платите мне.
— Корбетт не хотел убивать женщину, — хмыкнул Блэк. — В этом есть нечто забавное.
— Более того, — продолжал Филин, — подозрения у меня возникли, еще когда мисс Маллой… гм… слезла с него в яме и захотела, чтобы вы отправили его обратно к Профессору Фэллу. В тот момент это показалось мне… предлогом не убивать его. Я ничего не сказал, потому что знаю, что вы безоговорочно доверяете ей как своему советнику, и это вполне обоснованно. Но… там, когда Корбетт нацелил на нее пистолет… между ними что-то произошло! Я прочел это по их лицам. Он не собирался стрелять в нее, Самсон… и она знала, что он не собирался! Сразу после этого она сказала, что никто не должен пострадать из-за этих двоих! — Его губы саркастично изогнулись, выпученные золотистые глаза словно сделались еще больше. — И это сказала она! Она… которая сама стольких собственноручно убила!
Серьезное лицо Лэша, казалось, застыло.
— И… и, — не унимался Филин, — только задумайтесь об этом! Она вышла из-за стола, попросив прощения. А потом не прошло и десяти минут после ее возвращения, как мы услышали первый выстрел!
— Он несет околесицу, Лэш, — сказал Кардинал Блэк. — Кажется, сейчас разрыдается.
— Нет, послушайте меня! Возможно… я говорю, только возможно… что это она спустилась вниз и открыла ему дверь. Что это она рассказала ему, что в беседке есть потайной вход. Может, у нее есть некая связь с ним, о которой мы не знаем?
Лэш заговорил лишь через пару мгновений, при этом его рука снова потянулась к чашке и осторожно помешала пепел указательным пальцем.
— Один из твоих людей совершил ошибку, — сказал он. — И ты только позоришь себя этими выгораживаниями, пытаясь замарать мою Элизабет. Она даже не знала о беседке. Я построил ее за несколько месяцев до того, как привез ее домой, и она ни при каких обстоятельствах не могла об этом узнать.
— И я знаю почему! — нервно воскликнул Филин, лицо которого заблестело от выступившей испарины. — Вы не хотели, чтобы она сбежала в город и убила кого-то, чья смерть привлечет внимание констеблей! Потому что вы едва могли контролировать ее, когда она сходила с ума!
— Попридержи язык, — мягко укорил Лэш. Он встал, что заставило Филина почти подскочить, но Лэш остановил его: — Не вставай. У меня есть жалоба на твою службу, которую ты, вероятно, захочешь принять к сведению на будущее. — Он подошел к Филину со спины и положил свои огромные руки на его хрупкие плечи. Филин повернул голову под немыслимым углом и испуганно воззрился снизу вверх на гиганта, возвышавшегося позади него.
Лэш наклонился и тихо шепнул Филину на ухо:
— Несмотря на твою хваленую службу и чутье, ты позволил двум самозванцам войти в мой дом в самую важную ночь в моей жизни. Ты позволил им забрать мою Элизабет и книгу. Из-за тебя мой воздушный корабль потерян… навсегда потерян…
— Я честно выполнял свой долг, клянусь, откуда мне было знать…
— Шшшшш… — прошипел Лэш. — Тебе платят за то, чтобы ты знал. И вот ты здесь, урезаешь свою плату вдвое, чтобы компенсировать ущерб, который, — его руки обхватили голову Филина, — невозможно восполнить ничем! — закончил Лэш.
Внезапно лицо вице-адмирала вспыхнуло, глаза широко распахнулись и в одно мгновение налились кровью, словно у разъяренного быка. Челюсти сомкнулись так сильно, что у него едва не раскрошились зубы. Мускулы на руках под украшенным медалями пиджаком взбугрились и скрутились в тугие узлы, когда смертоносные ладони начали, словно тиски, сжиматься.
Филин зашелся криком и попытался вырваться, однако Лэш продолжал давить, деформируя его череп с чудовищной силой. Всего через четыре секунды тело Филина, извиваясь, забилось в конвульсиях. Золотистые глаза закатились, явив наружу чистые белки. Зубы застучали, начав отбивать ритм смертельной симфонии костей, в то время как руки метались по сторонам, будто в попытке найти опору в воздухе.
Лэш издал животный рык, от которого по стене за спиной Блэка пошла вибрация, а выходившее во двор окно задрожало. Лицо великана набухло от прилившей к нему крови. Продолжая сжимать череп Филина, он вновь зарычал, и этот жуткий звук напоминал боевой клич во славу мстительного бога. Из ноздрей несчастной жертвы хлынул алый поток. Это жуткое зрелище заставило видавшего виды Черного Кардинала, пролившего немало крови во славу темного существа, которого он называл «Повелителем», вжаться глубже в свой темный угол в попытке сделаться невидимым — он понимал, что гнев Самсона Лэша вырвался наружу, а вместе с ним вырвалась и неуправляемая сила его безумия.
Синие вены все сильнее вздувались на руках Лэша, шея побагровела и, казалась, вот-вот лопнет от напряжения. Внезапно раздался громкий треск ломающихся костей, за которым последовали более слабые потрескивания рвущихся сухожилий и мускулов — словно стоны бревен дома во время урагана.
Лицо Филина деформировалось и обмякло, левый глаз вывалился из глазницы и повис над впалой щекой на жиле устричного цвета, однако руки Лэша продолжали сдавливать изуродованную голову жертвы, делая ее все более уродливой и менее похожей на человеческую.
Из открытого рта Филина вырвался судорожный стон. Тело продолжало биться и корчиться в кресле, будто в причудливом танце: руки и ноги дергались, поворачиваясь в одну сторону, а меняющая форму голова смотрела в другую. Из ушей, ноздрей и рта лилась кровь.
Наконец, перестав сжимать свои чудовищные тиски, Лэш поднял Филина и с разворота швырнул его в сторону, словно тряпичную куклу. Изуродованная жертва врезалась в стену в пяти футах от Кардинала Блэка, а затем обмякшей кучей повалилось на пол. Лэш не остановился и на этом. Словно разъяренный зверь, он подскочил к окровавленному телу, схватил его и вновь швырнул в стену, которая с тихим стоном треснула — как и большинство костей Филина, которые до этого момента умудрялись оставаться целыми.
Издав еще один рык, Лэш поднял тело и приложил его об стену в третий раз, словно его ненасытная ярость никак не могла утихнуть. Разбитая голова Филина тихо стукнулась о пол при падении, и Лэш принялся бить ее тяжелыми сапогами, словно окончательно обезумев.
В этот момент дверь кабинета открылась, и на пороге появилась Львица Соваж. За ней стоял швейцар в униформе по имени Мичем. Увидев чудовищную картину, развернувшуюся в стенах комнаты, оба отпрянули, не сумев скрыть выражения шока на лицах.
