— Не думаю! — резко перебил Николая граф:
— И в мыслях не было. К тому же я недавно видел Вас прогуливающимся в парке, в обществе очаровательной дамы, которая смотрела на Вас так, что....
Николай вопросительно поднял бровь
— что с Вашей стороны было бы огромной ошибкой обращать внимание на кого-то еще.
— А почему я Вас не видел?
— Так Вы ни на кого внимания и не обращали — улыбнулся Стевен-Штейнгель, и вновь салютовал кавторангу коньячным бокалом
И Николай вдруг понял, что он, против воли, улыбается графу в ответ.
ГЛАВА 19
Капелька Балтийского моря с силой щелкнула по верхней губе капитана 2-го ранга, и разбрызгалась, оставляя соленый привкус на языке. Всем "Севастополь" был хорош, но все-таки с артиллерией проектировщики явно перемудрили.
Кто-то решил, что для увеличения точности стрельбы следует все четыре башни линкора ставить на одном уровне. Теоретически это так и было, так что линкор сделали гладкопалубным. Все бы ничего, но борт линкора не был высок и без полубака корабль прилично забрызгивало. Вот и сейчас капельки соленой воды в преизрядном количестве долетали аж до боевой рубки, хотя ветер не превышал трех или четырех баллов, да и корабль шел не на полном ходу, а на весьма умеренных для него восемнадцати узлах.
— Николай Филиппович, я так понимаю, с кавторангом Русановым Вы на дружеской ноге? — неожиданно спросил у Маштакова старший офицер
— Так и есть, Александр Васильевич.
— И как Вам нравятся его задумки? — вдруг задал вопрос командир "Севастополя", Бестужев-Рюмин
— По правде говоря, был в легком шоке, Анатолий Иванович, и полагал что генмор этого никогда не пропустит. Слишком новационно.
— Хотя и просто, не так ли?
— Очень просто.
— Немного завидно, наверное, что сами не додумались?
Николай в очередной раз изумился умению командира зрить в корень. Открыл рот, чтобы отделаться каким-нибудь остроумным замечанием, уводящим разговор от не слишком приятного, но вместо этого бухнул:
— Не то слово. Я ведь постоянно думал над тем, как нам учиться стрелять точнее, но ничего в голову так и не пришло, а вот Всеволод Александрович....
— Как странно, что черноморцы во всем впереди нас в артиллерийском деле. Стрельбу на сверхдальние дистанции практиковал впервые Цывинский, новый метод артиллерийского учения придумал Русанов, а балтийцы почему-то плетутся в хвосте. Что ж такое, Николай Филиппович? — Анатолий Иванович смотрел на идущий впереди "Гангут" и вежливо улыбался:
— Мы вот все думаем, что слишком новационно, опасаемся, что генмор не примет. А черноморцы никаких препятствий не замечают, проявляют фантазию и раз за разом двигают артиллерийское дело вперед. Нам же только и остается, что плестись в хвосте, да внимать севастопольским гениям. Что ж, видать судьба у нас такая. Кто-то шагает в первых рядах, а кому-то достаются последние.
Николай промолчал, сжав зубы, Беседин смотрел на него сочувственно. С тех пор как пришел новый приказ об организации артиллерийских стрельб, Анатолий Иванович не упускал случая подколоть Маштакова превосходством черноморской военно-морской мысли. Кавторанг уже не совсем понимал мотивы своего командира — то ли Бестужев-Рюмин желал такой вот критикой подтолкнуть подчиненного к творческим свершениям, то ли и впрямь считал кавторанга виноватым в том, что не он придумал этот новый способ обучения артиллерийскому делу. А может быть, Анатолий Иванович был недоволен какими-то действиями своего артиллерийского офицера и таким вот способом вымещал на нем раздражение? Все вышесказанное было непохоже на обычное отношение командира к подчиненным, так что Николай терялся в догадках.
А Всеволод придумал действительно дельно.
Щит, играющий роль мишени, никак нельзя было буксировать со скоростью выше 10-12 узлов, при этом менять курс было нельзя. Все попытки Николая придумать что-то иное не приводили к успеху, потому что с буксируемым щитом ничего иного сделать не получалось, а корабль-мишень, снабженный собственным двигателем, выходил слишком дорогим. В некоторых других флотах применялись старые бронированные корабли в качестве мишени, но у Балтийского флота просто не было ничего такого, что могло бы сыграть эту роль. Кое-какое старье имелось, конечно, но настолько тихоходное и ветхое, что не смогло бы ходить быстрее щита и развалилось бы от пары попаданий, так что овчинка явно не стоила выделки.
Всеволод же отказался от щита вообще. Он предложил вот что: в качестве мишени использовать быстроходный корабль, лучше всего — крейсер, способный ходить на 18-20 узлах или выше. По нему и требовалось стрелять, но орудийный прицел должен быть выставлен "со сдвигом", то есть так, чтобы снаряды падали позади крейсера-мишени. Наблюдатели на крейсере фиксировали точность упражняющегося, наблюдая падения снарядов относительно кильватерного следа своего корабля.
Задумка была превосходна. Выцеливать не квадратное нечто, а боевой корабль, при том что пристреливаться будет даже труднее, чем в настоящем бою. В пристрелке очень важно понимать, дал залп перелет или недолет, но в этом, как ни странно, хорошо помогает неприятель. Столбы воды от падения снарядов белые, корабли же обычно красят под цвет морской волны, так что на фоне вражеского корпуса всплески видны весьма хорошо. А вот если снаряды упали в стороне от цели, как при стрельбе "со сдвигом", то оценить перелет или недолет уже труднее.
Что же до опасности, которой подвергался крейсер-цель, то на самом деле она была минимальна. Учебные снаряды не смогли бы зацепить крейсер, если стрелять метров на 400 позади него, а поскольку они представляли собой металлические болванки без взрывчатки, то и осколков опасаться не стоило. Другой вопрос, если какой разиня-комендор забудет выставить прицел "со сдвигом" и начнет садить прямо по кораблю, но за этим пристально смотрят офицеры. К тому же на большой дистанции очень трудно ожидать попадания одиночным выстрелом, так что, если вдруг кто-то и ошибется, снаряд скорее всего пролетит мимо, а уж больше одного ошибочного выстрела точно сделать не дадут.
Первые стрельбы по "методу Русанова" показали, что точность на них съезжает вдвое-втрое от результатов по щитам — в новую "мишень" попадать было намного сложнее. Теперь Николаю лучше был понятен скепсис Русанова относительно дуэли 2-ой бригады линкоров с "Брауншвейгами". Что ж, заламывать руки и воздевать очи горе было поздно — нужно было учиться хотя бы теперь, чтобы быть готовым все-таки встретить врага во всеоружии. Но все равно ощущение было неприятным, будто до этого маялись ерундой. До недавнего времени кавторангу казалось, что его "Севастополь" многого добился в артиллерийском деле и будет подготовлен на "отлично" еще до зимы. Однако придуманные Русановым стрельбы ясно показали, что артиллеристам есть еще, куда стремиться.
Мало того, что цели стали намного хитрее, чем было раньше, так еще и новый командир бригады дредноутов свирепствовал, что твой шторм в Бискайском заливе. Вот, к примеру, план сегодняшнего учения. "Севастополь" и "Гангут" должны выйти в район стрельб и развить 20 узлов. Примерно в шести-восьми милях слева от них пойдет "Жемчуг" на полной скорости — нужно будет отстреляться по крейсеру, пока тот обгоняет дредноуты. Затем линкорам надлежало повернуть вправо и с ними на контркурсе разойдется "Изумруд", так что будем стрелять еще и по нему. Итого — две мишени с различными курсами и скоростями, разные упреждения, разные скорости расхождения... но все нужно было успеть за весьма ограниченное время.
Разрешенный расход — 4 выстрела на орудие, то есть по два снаряда на каждый крейсер. Сухопутный человек может ужаснуться, как это мало, но на самом деле — достаточно. У линкора 12 орудий главного калибра, четыре башни по три орудия, но в каждом залпе участвует лишь одна пушка из каждой башни. Поэтому два снаряда на орудие — это шесть залпов по каждому крейсеру, и всего на них отводится семь минут.
И опять же, сухопутный человек пожмет плечами. Ведь двенадцатидюймовки дредноутов типа "Севастополь" способны выпускать по два снаряда в минуту — зачем же им целых семь минут? Придется объяснять ему, как стреляют на море.
Вот обнаружен вражеский корабль. Если бы точно знать на каком он расстоянии и его курс, и скорость, то расчет правильного прицела станет всего лишь несложной геометрической задачкой. Но враг далеко, видно его плохо и никакие бинокли с дальномерами и прочими стереотрубами не позволят вычислить его параметры точно. Тут нужна большая практика, и даже самые опытные все равно ошибаются. А потому комендоры всех стран пристреливаются "вилкой". Прицелились как следует, выстрелили, попасть — не попали, но засекли, где упали снаряды: допустим, перед вражеским кораблем — значит недолет. Корректируем прицел так, чтобы следующий залп лег перелетом. И если на 60 кабельтов получили недолет, а на 68 кабельтов — перелет, то начинаем "половинить": даем прицел на 64 кабельтова и смотрим падение. Перелет? Значит наша цель где-то между 60 и 64 кабельтовыми от нас. Снова "половиним", даем 62 кабельтова. Недолет? Значит враг между 62 и 64 кабельтов от нас. Стреляем 63 кабельтова и тут уж цель наверняка будет поражена.
Но снаряд ведь не молния, ему нужно время, чтобы долететь до цели, а на 7-8 миль он летит почти полминуты. Когда же снаряды падают, взметнув к небу гигантские водяные столбы в несколько десятков метров высотой, нужно засечь падение, посчитать корректировку прицела, передать это в башни, дождаться, пока они наведут орудия, и только тогда стрелять снова. Вот и выходит, что по паспорту орудие стреляет дважды в минуту, а на практике сделать из 12 пушек шесть четырехорудийных залпов, израсходовав по два снаряда на орудие, удается минут за шесть, а то и больше. И семи минут, данных на огневое упражнение, для опытной, спаянной воедино длительным учением артиллерийской команды в принципе хватит... Но впритык.
А упражнение считается выполненным, если ты добился хотя бы одного накрытия. А залпы, сделанные по завершении 7 минут в расчет, не берутся. И стрелять надо не по привычному тихоходному щиту, а по скороходу-крейсеру. Не попадешь — три шкуры с тебя спустит командир, а затем еще столько же — контр-адмирал Кербер, да и сам себе еще добавишь, что такой криворукий уродился. Вот так-то!
Тяжело в учении, легко в бою.
Офицеры на ходовом мостике, чувствуя не лучшее настроение командира, молчали, ограничиваясь уставными репликами, когда это было необходимо по делу. Но, когда Бестужев-Рюмин спустился в боевую рубку, старший офицер Беседин спросил у Николая:
— Ну как, Николай Филиппович, готовы мы повоевать сегодня?
— Готовы — ограничился кратким ответом кавторанг, но затем добавил:
— Хорошо еще, что нам приборы Эриксона установить успели, без них было бы сложнее.
— Американские? — удивился Дьяченков 2-ой, в силу своей штурманской специфики о новинках артиллерии не знавший.
— Да какие там американские — улыбнулся Александр Васильевич:
— Устроил тут один господин российский филиал своей компании. Деньги заграничные, специалисты наши.
Словно соглашаясь со словами своего старшего офицера, "Севастополь" издал громкое "буфф!" тяжело ударив носом волну. Брызги взлетели высоко вверх, в этот раз, впрочем, не дотянувшись до рубки. Мало того, что стрельбы сложные, так еще и волнение разыгрывается, к началу стрельбы четыре балла будет точно, а может и больше. А контр-адмиралу до этого дело есть? У него на все один ответ, мол "воевать нужно уметь в любых условиях" и что "германца пять баллов в базу не загонят". И, что характерно, прав командир бригады по всем пунктам.
Легко бодро отрапортовать старшему офицеру, да только что получится на деле... Но время пришло, пора спускаться в боевую рубку.
Маштаков приник к стереоскопической трубе — визиру. Как это обычно и бывает на Балтике, свинцовое море превосходно сливалось со свинцовым же небом уже милях в семи с половиной-восьми от линкора.
— Корабль на боевом курсе! — возвестил голос Дьяченкова 2-го.
— Боевая тревога! — объявил Бестужев-Рюмин, и эти два слова, сказанные негромким, ясным голосом прокатились вынимающими душу воплями ревунов по всему огромному кораблю.
Но где же этот мамкин крейсер?!
Вдруг свинцовый горизонт в линзах стереотрубы сгустился еще более темным пятном шаровой окраски, и кавторанг поздравил себя с тем, что обнаружил "неприятеля" быстрее дальномерщиков.
— Левый борт, пятьдесят!
Конечно, башни-то можно было развернуть и заранее, потому как по плану стрельба будет на левый борт, но тут все дело в иезуитской хитрости командующего бригадой. Все помнили, как неделю тому назад на стрельбы сходили "Петропавловск" с "Полтавой". Они должны были отстреляться правым бортом, к чему и приготовились заранее, дабы по появлении мишени не тратить драгоценное время даром. Развернули орудия, да и пошли, глядя во всю свою цейссовскую оптику вправо, а цели нет как нет. И каково же было их удивление, когда, выискивая крейсер-цель по правому борту, они совершенно случайно обнаружили его по левому, когда "Изумруд" уже выходил за пределы линий огня. Ринулись было разворачивать башни, да где там... пока изготовились, пока промерили расстояние, да брали прицел — головная "Полтава" стрелять уже не могла, а "Петропавловск" все же успел дать три залпа до того, как крейсер скрылся в тумане. Не попал.
Тут же сигнал: "Старшему артиллеристу "Петропавловска" прибыть на "Полтаву" (где, собственно, и располагался контр-адмирал Кербер). Собрав обоих старартов, командующий бригадой с улыбкой выслушал их скорбные жалобы на то, что крейсер нарушил утвержденные планы стрельб. Затем ласково пояснил, что германец только о том и мечтает, чтобы спутать все наши распрекрасные планы и объявиться там, где мы его совершенно не ждем. И потому нужно быть готовым к любой пакости, каковая только может случиться, а к той которая случиться не может, нужно быть готовым вдвойне. После чего Людвиг Бернгардович взгрел несчастных так, что по возвращении на родной линкор красный, как филе лосося, старарт "Петропавловска" только и ответил на вопрос старшего офицера:
— Что было?! Фитиль калибра двенадцать дюймов с клизмой на ведро скипидара с граммофонными иголками, вот что было! Каждому!
После чего в бригаде окончательно прониклись, осознав, что от контр-адмирала можно было ждать любой пакости в любой момент и готовились к стрельбам соответственно.
Щелкали тумблеры системы управления огнем "Гейслеръ и К", по команде Николая посылая сигнал в башни: "Снаряд учебный"... "Заряд боевой"...
— Курс NO31, скорость 23...
— Дистанция — 75 кабельтов!
Где-то внизу, в центральном, хмурящийся от усердия мичман вводил сейчас эти данные в автомат стрельбы, который и должен был высчитать угол вертикальной наводки. Николай не вмешивался. Глядя в мощную оптику на "вражеский" крейсер, он счел, что дальномерщики если и напутали, то не слишком, так что для пробного залпа данные вполне сгодятся. Его руки сейчас "выдавали" башням номера орудий в первом залпе — "первое", "первое", "первое" и еще раз "первое", а чего мудрить?
