Вид на сельскую местность из окна небоскреба

Олег Николаевич быстрым шагом дошел до дома Орлова, где был припаркован его автомобиль, быстро переоделся и через десять минут уже был у Пешеходовых. Открыла ему Галина Петровна.

— Что-то случилось? — встревожилась она, увидав раскрасневшегося от активных перемещений племянника.

— Ничего, Галочка! Еду вот в Теплоград, приятель позвал день рождения отметить, завтра буду у вас. Приготовь пожалуйста на обед вот эту рыбку!

Капитан протянул ей рюкзак, который она от неожиданности уронила.

— Что у тебя там за рыбка? Ого! Ну, дорогой, ну удружил! Будет вам завтра обед — пальчики оближите!

— Вот и отлично! — улыбнулся Авраменко, — готовьте, а я побежал.

На самом деле ни в какой Теплоград участковый не собирался. Он спешил к себе, в Петровск. Необходимо было скоренько снять отпечатки пальцев с удочек, перенести их с помощью цифровой камеры на свой ноутбук и отправить Аркадию. Это был последний шанс изо всех возможных. Все остальные возможности перекрыл Тарханов со своим верным псом — подполковником Мурашко.

Из машины Олег Николаевич позвонил Дяде Федору, попросил его захватить с собою "походный саквояж" и ждать у подъезда. В его намерения входило заехать за судмедэкспертом и без помех у себя на квартире "снять пальчики" Руслана. Но что-то ему в этом плане не нравилось... знать бы, что именно. Подозревая у себя прогрессирующую паранойю, капитан решил немного подстраховаться. "Береженого Бог бережет!" — вздохнул он, и свернул в направлении городского района с претенциозным названием "Останкино". Назвали так свой район жильцы за то, что лет двадцать назад по плану генеральной реконструкции Петровска планировалось снести этот частный сектор к чертовой матери, но затем грянула перестройка, и все оставили как есть. Отсюда и "Останкино". Еще этот район был дорог капитану тем, что здесь жила Татьяна Васильева, его верный друг и единомышленник.

Таня была дома. Говорили они с Авраменко минут пятнадцать, на листочке бумаги капитан начертил ей какую-то схему, над ней написал два ряда слов. Затем сходил к своему автомобилю и принес девушке небольшой предмет, завернутый предосторожности ради в две газеты.

— Давай, не мешкая, — попросил он, — кто знает...

Танюша клюнула его в щеку, потом подумала и клюнула еще раз — в губы. Он улыбнулся ей и вернулся в машину. Дядя Федор, верный своему слову дожидался у подъезда и потихоньку отхлебывал из фляжки.

— Чего долго так? — буркнул тот, садясь в машину и обдавая капитана ароматом выкуренной "Астры" и выпитого авиационного бензина.

Сперва Авраменко хотел ответить, что проколол колесо и задержался, пока менял на запасное, но затем сказал не мудрствуя лукаво:

— Да живот что-то схватил. Раза три останавливался и в лес бегал.

— Угольку дать? — сочувственно спросил судмедэксперт, — понос — это излишняя роскошь в нашем положении. Времени и так нет.

— Давай! — согласился капитан.

Вреда от активированного угля ему не будет никакого, лишь станет меньше газов в кишечнике. Поэтому он не задумываясь проглотил две таблетки характерного черного цвета и запил их водой из собственной фляги, которую брал с собой "на рыбалку".

— Порядок! — хмыкнул Дядя Федор, — теперь твой желудок быстро придет в норму! Возьми вот хлебни — отличный фруктовый ликер. Сам делал.

Ликера капитану не хотелось, но чтобы не обижать эксперта он сделал несколько глотков. Ведь от дома Дяди Федора то жилища Авраменко было всего ничего — метров восемьсот. Они преодолели их за пару минут, но, вылезая из машины, Олег Николаевич внезапно ощутил легкое головокруженье. Он глянул на лукавую физиономию Дяди Федора и спросил:

— Что ты мне подсунул, старый хрыч?

— То, что приказали! — расплылся тот в улыбке.

Авраменко сделал шаг вперед и попытался ухватить бойкого судмедэксперта за горло, но не успел. Сознание его померкло, и над ним сгустилась тьма.

— Олег, проснись! — его легонько хлопали по щекам и щипали за мочки ушей, — ну проснись же!

Капитан сделал попытку пошевелиться, которая отозвалась болью во всем теле. Чем его все-таки "взял" распроклятый Дядя Федор? С величайшим трудом он разлепил глаза — веки были точно намазаны патокой. Над ним склонился Артем и слегка тормошил его, тихонько называя по-имени.

— Артем? — пробормотал капитан и попробовал сесть. Получилось очень плохо.

— Да лежи ты! — раздраженно шикнул на него Артем, — лежал же двое суток, полежи еще!

— Да я поссать хочу! — огрызнулся в ответ Авраменко, — чего? Двое суток? Как, двое суток? Нихрена не понял! Ну-ка, помоги мне встать — иначе я сейчас устрою Малый Потоп.

С помощью Орлова капитан поднялся и весьма неуверенно доковылял до параши.

— Ну что, сам справишься? — спросил Артем.

— А ты что, предлагаешь подержать? — негодующе фыркнул Олег Николаевич.

— Я предлагаю дежурного вызвать — он подержит! — засмеялся парень.

Справив нужду, капитан вернулся на нары и тяжело опустился на струганные доски, заскрипевшие под его грузным телом. После этого он внимательно осмотрел "одиночный номер" в котором оказался вместе с тем, кого хотел вытащить на свободу. Нары — основные и дополнительны, из-за которых в камере стало исключительно тесно, стол, стул, параша. Ах да, телевизор на столе — неслыханная роскошь в Петровском КПЗ!

— Двое суток, говоришь? — переспросил капитан, — значит, нам амба. Как политическая сила мы выведены из игры окончательно, и теперь нам остается лишь гадать, выпустят ли нас после выборов.

— А что, могут и не выпустить? — осторожно поинтересовался Артем.

— Всякое может быть, — ответил Авраменко, — тебя могут выпустить, а меня — нет. В отместку за мое непослушание.

— А что ты натворил?

Капитан лишь махнул рукой. О том, что он натворил, можно было бы рассказать в случае успеха. Под стаканчик красного винца и полкило шашлыка, небрежным жестом подкручивая усы и похлопывая по воображаемой сабле. Теперь остается лишь конфузиться и ругать себя последними словами. Ас розыска, пусть и бывший, да не учуял тварь, которая затаилась в судмедэксперте с добрыми пьяными глазами. По наивности своей он полагал в этом деле лишь одну шестеркку — Пешеходова. Муж тетушки регулярно сообщал обо всем услышанном напрямую подполковнику Мурашко. Это звено он вычислил моментально. Каким-то образом они оказались повязаны в единый узелок: Мустафа, Пешеходов и Мурашко. Бандит, специалист-управленец и начальник милиции района. Что может связывать таких троих разных людей? С Дядей Федором все ясно и без вскрытия — старый хрен по жути боялся уходить на пенсию. Для него работа была некоей Ойкуменой, привычной средой обитания. Что делать на пенсии человеку, не обремененному ни семьей, ни дачным участком, ни лишними средствами? Пенсия у него должна, в принципе, быть весьма приличная — всю жизнь человек в органах проработал, но что делать в свободном плавании одинокому мужику?

Но опять же, все ясно со старым хрычом стало только в самый последний момент, а до этого он казался своим в доску дедом, быть может склонным к излишним чудачествам, но это можно списать на характер работы. Остается лишь последняя надежда... Танечка Васильева. Если она добралась до Теплограда, если приятель Олега Николаевича из УБОПа оказался на месте, а не за три девять земель, если отпечатки на удочке были четкие, а не смазанные. Слишком много всяких "если". Слишком много, чтобы прогнозировать успех операции.

Лязгнула дверь и на пороге возник дежурный.

— Товарищ капитан, подполковник приказал доставить вас к нему.

— Выполняйте, сержант! — пожал плечами Авраменко.

Он с трудом поднялся и вышел из камеры. Стал лицом к стене, подождал пока сержант закроет дверь и спросил:

— Браслеты надевать будешь?

— Извините, товарищ капитан, — виновато произнес дежурный, — но вы сами знаете — таков порядок.

— Знаю-знаю! — проворчал Олег Николаевич, — действуй, сержант!

В кабинете начальника милиции помимо самого подполковника Мурашко присутствовала и еще одна знакомая капитану личность. Тарханов Иван Николаевич. Самый главный "член" в районе, имеющий право дрючить всех подряд.

— А вот и наш герой! — произнес Тарханов, когда дежурный закрыл дверь за арестованным Авраменко.

— Скорее, "геморрой"! — подкорректировал мысли шефа Мурашко, — слушай, Олег, ну тебе же русским языком велели отправиться в дом отдыха "Три поросенка". На рыбалку ты собирался... или не собирался? Какого хрена ты сунул свой хитро заточенный нос в это дело? Забыл, за что тебя из Теплограда выперли? Я уж думал, что ты на этой должности дров не наломаешь, Аниськин ты хренов! Чего молчишь?

— Так спорить команды не было! — вызывающе ответил Авраменко, разглядывая свысока начальство.

— А зачем спорить? — вежливо спросил Иван Николаевич, — выражаясь шахматным языком, переиграли вас, товарищ капитан. По всем статьям.

— Вы с шахматами не сравнивайте, — сказал Олег Николаевич, — гроссмейстеры не имеют в группе поддержки танки и авиацию.

— "Один в поле не воин", знаете такую пословицу?

— Все он знает! — пробурчал Мурашко, — в данный момент, гад, знает даже больше, чем необходимо. И чего ты водички из фляги перед выездом из Березовки не попил, а?

Тарханов при словах начальника милиции сделал такое лицо, какое бывает у заслуженного тренера, когда игрок его команды в своей штрафной площадке касается мяча рукой. Зато Авраменко встрепенулся.

— Ах вы, сволочи! — процедил он, — так вы допускали и такой вариант.

Его тренированное тело распрямилось, подобно пружине, и через долю секунды носок туфли врезался подполковнику в подбородок. Разломанная как минимум на две части челюсть причинила тому такую боль, что Мурашко потерял сознание. Капитан сменил опорную ногу и на втором замахе достал Тарханова — подъем стопы с силой карусели "Паратрупер" врезался тому в промежность. Иван Николаевич даже не заскулил. Рухнув на четыре кости, он принялся жадно хватать воздух моментально посеревшим лицом. Вторая нога врезалась главе районной администрации под ребра. Тотчас дверь распахнулась и на пороге возник бдительный сержант. Увидав представившуюся его взору картину, он совершенно потерял дар речи и принялся расстегивать кобуру непослушными пальцами.

— Не бзди, Егор! — сказал Олег Николаевич, — я на своих не бросаюсь. Веди меня обратно.

— Р-руки вверх! — заорал сержант, — вытаскивая "Макаров".

— Как ты себе это представляешь? — приподнял в изумленье бровь капитан, — руки у меня за спиной и в наручниках. Сам надевал, если помнишь...

— Что? Как? Молчать!

— Не ори! — попросил Авраменко, — пошли в камеру, а потом вызовешь скорую помощь и... ну, и все что положено в таких случаях. Ты же по инструкции не имеешь права оставлять меня без присмотра! Так что, идем?

Вместо ответа Егор выразительно взмахнул пистолетом в направлении двери. Капитан пожал плечами и проследовал вперед, мысленно пожелав себе всяческих благ в остатке этой жизни. Артем тревожно посмотрел на него, когда за сержантом захлопнулась дверь.

— Ну, что? — спросил он.

— Все! — выдохнул капитан, прижимаясь стреляющим затылком к фригидному окрашенному бетону, — Тарханову не быть депутатом, это точно. Даже если его наградят орденом Славы, премией Хьюго и тремя Оскарами. В балероны его тоже не возьмут...

— Почему? — не понял Артем, — что на тебя нашло? Говоришь какими-то загадками.

— Эти твари мне что-то во флягу подмешали, — обреченно глядя в потолок, сказал Авраменко, — по плану я должен был во что-нибудь врезаться или свалиться с обрыва. С летальным исходом, естественно. А Тарханова в балероны не возьмут из-за возраста. Хотя я ему главный атрибут хренового танцора сегодня подпортил качественно. Ни один хирург не возьмется восстанавливать. Да! Славы Бурмейстера ему определенно не достигнуть...

— Ты что, отвалял Тарханова? — недоверчиво переспросил Орлов.

— И Тарханова, и Мурашко! — кивнул капитан, — сплошные рваные раны, сломанные челюсти и вывихнутые локти. Но это после...

— А при чем здесь локти?

— Кусать будут, но будет поздно. А капитана Авраменко почетный караул выведет во дворик за бетонный забор, и у сортира расстреляет под фанфары. К такой-то матери. Но капитан Авраменко лучше примет такой вариант, чем отравление микстурой дяди Федора и руль в голову. Уходить, Артем Федорович, нужно красиво, а не держаться из последних сил за край ковровой дорожки, что зовется жизнью. А как не хочется уходить, чтоб их всех бесы драли!!! Сколько времени, товарищ?

— Одиннадцать часов вечера, — ответил Артем.

— Нужно спать! — заключил капитан, укладываясь на нары, — на рассвете меня расстреляют. Не проспать бы...

Артем потрясенно молчал. События двух последних недель выбили почву у него из-под ног. Оказалось, что монотонная идиллия, тянущаяся несколько месяцев, совершенно его убаюкала. Березовка, подобно тихому омуту, исторгла из себя таких чертей, что оставалось только даваться диву. Классики марксизма-ленинизма утверждают, что мы развиваемся по спирали. Пессимисты уверены, что жизнь полосатая, только вот темные полосы гораздо длиннее светлых. Оптимисты уверены в обратном, а вот реалисты убеждены в существовании сумеречных зон. Когда нет ни конкретной тьмы, ни определенного света, а реальность переливается различными градациями серого.

Такой вот серой казалась Артему жизнь в деревне. До тех пор, пока он сам не стал очевидцем и непосредственным участником событий. Он посмотрел на массивную фигуру Авраменко, лежащему на правом боку, лицом к стене. Этот мент сегодня успешно доказал самому себе кое-что. Настолько успешно, что готов завершить свой жизненный путь. Прав он или нет, вот в чем вопрос!

— Ну, чего уставился? — глухо пробормотал Олег Николаевич, — думаешь, сплю? Какой тут сон, когда двое суток был непонятно где!

Он рывком сел на нарах, жалобно заскрипевших под его массивным телом.

— Как это самураи были уверены в безгрешности своего бусидо? Прямо как я в детстве верил телевизору и программе "Время". А тут уже сомнения стучаться в голову начинают. Может, я неправильно сделал, что отвалял этих двоих? Может я и впрямь лишний на их празднике, а меня заждались в Валгалле? Как ты считаешь, Артем?

— Жизнь дается человеку один раз, — начал Артем, — и надо прожить ее стараясь, чтобы никакие мерзавцы не смели тебе ее испортить. Я вот тоже мог набрать в рот соплей, и уйти. Тогда Мустафа был бы цел, а мы бы в этой камере отсутствовали. Я уже тоже ломал голову над этим.

— Ты правильно поступил, — усмехнулся капитан, — тут и в башку грузить нечего. Даже, как это не прискорбно признать нашим дагам, с их точки зрения. Нарушил ты лишь заповедь Христа "О двух щеках". Я же сделал нестандартный ход, как в свое время Остап Бендер в шахматном клубе имени четырех коней.

— Настолько нестандартный, что даже не представляешь, что сделают наши противники! — подтвердил Артем, — а ведь они просто обязаны что-то предпринять.