— Скоро приедет Гарри, — тихо пробормотала Хезер.
Лицо Петуньи тут же скривилось, и она подалась корпусом немного назад, словно в нежелании приближаться даже к месту, где прозвучало имя приемного сына.
Закрыв на мгновение глаза, воспитанница вздохнула и мысленно себя обругала. Прежде, чем говорить следовало и подумать — и ежу ясно, что мимолетное упоминание о брате вызывало болезненную изжогу у ебанутой семейки. У них было право его не любить, а после августа полноценно ненавидеть.
— Он будет вести себя хорошо и не доставит неприятностей, — посмотрев серьезным взглядом на приемную мать, добавила Хезер.
Та поджала губы и помотала головой в явном несогласии с прозвучавшими словами:
— Очень сомневаюсь.
Глубоко вздохнув, Хезер улыбнулась. Безусловно, эту пропасть за один разговор не преодолеть — в Китае говорили: "путь в тысячу ли начинается с одного шага", потому главное — его сделать. Быть может, когда-нибудь она и тетушка смогут вести диалог нормально.
— Я поговорю с ним. Недоразумений больше не возникнет.
Фыркнув, Петунья посмотрела на воспитанницу то ли с жалостью, то ли с сомнением. Она всегда была полна противоречий — ее эмоции, кроме конфликтных ситуаций, часто являлись полярными. Другой вопрос, что раньше Хезер было удобно видеть только одно и закрывать глаза на все остальное. Теперь ситуация изменилась — и если где-то в глубине приемная мать испытывала привязанность к взятым на воспитание детям, то это давало надежду.
— Я пойду... — Хезер неуверенно развернулась и направилась в коридор, а потом, передумав, с искренностью улыбнулась миссис Дурсль: — Спасибо, тетушка!
Та в ответ нахмурилась, видимо, не понимая к чему относилась последняя фраза — воспитанница еще успела уловить этот момент, прежде чем в смущении выбежать из кухни. По крайне мере, диалог состоялся — и от этого на душе Хезер стало значительно легче и светлее. Казалось бы, после десяти лет жизни в ее сердце не должно присутствовать ничего положительного по отношению к ебанутой семейке, тем не менее. Стоило отпустить брата в свободный полет, пережить кризис, чтобы понять — каждый человек по-своему ценен, даже такой неприглядный и относящийся с пренебрежением. Жить в войне с миром — это не выход и путь в один быстрый конец; агрессия порождает агрессию — иначе не возможно. И если мир не изменить, то можно поменять себя: не обязательно принимать — и тем более прощать! — других, можно их понять. Понимание чужой позиции, мотивов — решает недоразумения.
Также с переменным спокойствием и удачей миновали и "День памяти павших", и рождественские мероприятия — без особых происшествий: и вал семестровых контрольных работ, и праздничная программа, и даже школьная выставка, где ученики презентовали собственноручно созданные экспонаты. Шестому классу по традиции выпала кулинарная тема: приготовить — под наблюдением и с помощью родителей, конечно же — праздничные блюда одной из стран. Хезер досталось СССР, и она решила не озадачиваться и повторить маневр одноклассницы Гарри — мама той являлась эмигрантом во втором поколении; и Кэйтлин Брэди в прошлом году принесла торт, а всем любопытствующим отвечала, дескать, в этой стране принято по праздникам ставить его на стол — он является одним из главных рождественских блюд. Поэтому Хезер, тайком заглянув на кухню, стащила большую тарелку, положила на него купленное в "Лидле" изделие и принесла на выставку. Не то, чтобы Имоджен Шортер не просекла: во-первых, подобное уже когда-то было и, во-вторых, торт выглядел в точности, как от "Кэдбери", только чуть помятым. Но промолчала, поджав губы, и, отвернувшись, строгим тоном велела ученице занять свое место. Хезер в тот момент тайком вытерла вспотевшие ладони, обрадованная, что ее маленькая хитрость имела успех и обошлась без скандала. Это было лучше, чем в другом году, когда Гарри пришел без всего, как и Хезер, не сумевшая подготовить бумажный проект — пятому классу нужно было из бумаги и картона создать модель рождественской композиции — помощь родителей не ограничивалась, но одноклассники предпочитали все делать самостоятельно — и это было заметно не вооруженным глазом. Впрочем, тогда никому про нелепости не говорили, а, наоборот, хвалили и отмечали особо хорошо получившиеся моменты.
Наступило двадцать второе декабря, и на следующий день ожидался приезд Гарри на каникулы. Хезер, взбудораженная предстоящим событием, не в состоянии успокоиться, на протяжении всего вечера слонялась по комнате. В какой-то момент она заняла себя генеральной уборкой — и это отчасти позволило отвлечься, но как только та подошла к концу, то Поттер снова заметалась в поисках занятия. Как же ей в те секунды не хватало поручений тетушки Клячи! Она даже, было, на полном серьезе начала рассматривать возможность немедленно двинуться к приемной матери с предложением своих услуг. Но потом отмела эту мысль — а вдруг Петунья взяла бы и согласилась, а также сочла, что теперь воспитанницу снова можно припахивать к домашней работе в любое время суток? На фоне предстоящих каникул и возвращения брата — это явно не то, чем хотелось бы занять время.
Только недовольный крик приемного отца из соседней комнаты заставил Хезер успокоиться и устроиться на кровати — провоцировать Дурслей, когда, совершен первый шаг на пути к нормализации отношений, было недопустимо. Естественно, заснула она только, когда небо начало светлеть, бесцельно прометавшись по постели и искусав от напряжения губы.
Проснувшись ближе к обеду, после приведения себя в порядок, Хезер попробовала заниматься домашними заданиями, розданные преподавателями на каникулы, чтобы ученики не расслаблялись. Конечно же, дело шло натужно, и она даже перевернула настольные часы, чтобы перестать на них смотреть каждую пятую секунду. Спасло ненадолго: поле тридцати трех минут мучений, те вернулись в первоначальное положение.
Время приезда брата, на самом деле, было предположительным — он планировал, высадившись из "Хогвартс-экспресса", воспользоваться магическим автобусом "Ночной рыцарь". Сколько займет поездка на волшебном транспорте, еще предстояло выяснить — Гарри упоминал, что тот очень быстрый — ясно одно: старший Поттер прибудет в Литтл Уингинг где-то после четырех дня.
Ближе к этому времени Поттер охватил неконтролируемый мандраж, и она снова заметалась по комнате, попеременно то одевая, то снимая куртку. Сжав до боли зубы, Хезер удерживала себя в помещении — уговаривая, что бессмысленно ломиться на улицу, находясь там в таком состоянии недолго и простудиться. Провести каникулы прикованной к постели и с шумящей головой — совсем мрак, еще хуже домашней работы от Петуньи! В конечном итоге в четыре двадцать, окончательно проиграв желанию, она выбежала за пределы дома, начав топтаться на дорожке и с напряжением оглядывая улицу. Помогло, конечно, несильно — мандраж, как был, так и остался. Она попробовала сосредоточиться на рассматривании чужих дверей, украшенных рождественскими венками — и найти у последних хотя бы пять отличий. Сплетенные из еловых ветвей, декорированные шишками, ягодами и лентами — они были, будто куплены у одного и того же производителя, вероятно, в "Лидле". А потом на гирляндах, развешанных на фасадах домов — но и это не облегчило положение, взгляд как прикованный возвращался в конец улицы, ища фигуру брата.
Спустя пятнадцать минут — и сотню вытоптанных в чужой горе снега глубоких следов, так Хезер пыталась отвлечься — из дома выглянула Петунья. Сверля хмурым взглядом воспитанницу, она подошла со словами:
— Что ты здесь делаешь?
Опустив голову вниз, та покаянно призналась:
— Жду брата.
Тяжело вздохнув и закрыв на мгновение глаза, приемная мать процедила сквозь зубы:
— Ты пообещала вести себя нормально. Иди в дом.
Мученический вздохнув, Хезер посмотрела на нее и жалобно пробормотала:
— Не могу. Простите, я правда не могу.
В явном раздражении дернув головой, миссис Дурсль схватила воспитанницу за руку и потащила к дому, тихо выговаривая:
— Это твои проблемы. Здесь ты привлекаешь внимание.
Перебирая ногами, приемная дочь только тяжело вздохнула, с одной стороны, понимая, что Петунья права, но, с другой, категорически не согласная с таким положением дел. Затащив Хезер в коридор и захлопнув дверь, миссис Дурсль быстро отпустила ее руку и, отступив в сторону, явственно сдерживая гнев, выдохнула:
— Иди наверх и не высовывайся!
Кивнув, Хезер поплелась по лестнице, с трудом переставляя ноги и всей душой желая вернуться на улицу. Зайдя в комнату, упала на кровать, даже не сняв куртку — впрочем, для царившего в доме холода, это было несущественно. Дурсли, как приличные граждане Великобритании, предпочитали экономить на отоплении — потому в помещениях царило умеренное тепло. Без свитера, утепленных штанов и шерстяных носков находиться в доме становилось невыносимо — еще с начала ноября Хезер укрывалась двумя одеялами и только так спасалась от утренней дрожи и озноба. Шестьдесят один градус по Фаренгейту — это не шутки, а вполне серьезно и самое оно для мокрого носа, вечной зябкости и желания всю оставшуюся жизнь провести в кровати.
От беспокойства и нового бесцельного метания по постели ей стало жарко и Хезер, скинув верхнюю одежду, села на пол, совершенно не ощущая то, насколько тот ледяной. Полностью опустошенная ожиданием она не преставала чутко прислушиваться к звукам, раздающимся в доме. Даже мысленный счет до тысячи ни капли не помогал и не спасал от тревожности и волнения.
Наконец, это произошло — внизу хлопнула входная дверь — Хезер тут же подскочила на ноги, но застыла, чувствуя головокружение. Схватившись за стол, она смогла удержаться и не упасть; как только ей стало лучше, то метнулась на выход. Выбежав в коридор, Хезер оцепенела — отсвечивая радостной улыбкой, Гарри, явно торопясь, поднимался по лестнице, попеременно кидая взгляд то вперед, то на чемодан, что существенно тормозил его движение. Увидев сестру, он тоже замер, не дойдя несколько ступеней до верха, а потом в резком рывке закинул чемодан на пол второго этажа и, не медля ни секунды, подбежал к ней. Смеясь, они обнялись.
— Ты здесь!
— Хеззи!
Произнесли Поттеры одновременно.
— Боже мой...
— Наконец-то...
Опять заговорили Хезер и Гарри в один момент. Снова рассмеявшись, младшая прижалась лбом к плечу брата — это было невероятно. Все казалось нереальным — будто сон. Это было слишком: и родной запах, и чужое тепло, и его голос — кажется почти забытый за разлукой. В эти мгновения она больше всего хотела, чтобы время навсегда остановилось.
— Нужно уйти в комнату, — прошептал брат, дыханием щекоча шею.
Не отрываясь от него, Хезер только кивнула. От переполнявшего счастья, казалось, что через секунду-другую унесет.
— Проклятый чемодан, — чуть отстранившись, он оглянулся назад.
Снова безмолвно кивнув, сестра расцепила руки, выпуская Гарри и пристально вглядываясь в его лицо. Тот не переставая улыбаться, быстро метнулся назад и, подхватив коричневое чудовище, двинулся к комнате.
— Ты похудел, — чуть нахмурившись, сказала Хезер, открывая дверь и пропуская брата. — И стал выше, — констатировала, когда он поравнялся с ней.
Цыкнув, Гарри снова обнял сестру, зашедшую в помещение.
— О, этот Хогвартс. Иногда я не понимаю: это маги отбитые и не имеют инстинктов или я неправильный и не вписываюсь в формат.
Рассмеявшись, Хезер потянула его к кровати и в нетерпении произнесла:
— Рассказывай.
Устроившись рядом, Гарри лукаво отбил:
— Это ты рассказывай! Твои короткие послания чуть не свели меня с ума!
Рассмеявшись, Хезер потерлась щекой о его плечо.
— Между прочим, ты сам не задавал вопросов!
Помотав головой, брат повернул голову и теплым дыханием взъерошил волосы на макушке сестры.
— Если бы я начал задавать вопросы, то ты бы еще больше закрылась и совсем перестала отвечать. Черт возьми! Я от твоего первого послания чуть обеденный стол не перевернул!
— Я знаю. Прости, — покаянно прошептала она, в полной мере ощущая вину.
Вздохнув, Гарри сжал руку, то ли тем самым говоря, что и сам все понимает, то ли, наоборот, безмолвно укоряя. Чуть помедлив, он осторожно уточнил:
— И все же, что случилось?
Непроизвольно задержав дыхание, Хезер полностью откинулась назад и подняла голову, поймав его взгляд. Брат выглядел серьезным и обеспокоенным: брови и лоб находились в напряжении, глаза чуть прищурены, а губы плотно сомкнуты — словно он подавлял негативные эмоции.
— Здесь скучно, ничего не происходит, — сестра боднула Гарри в бок, — не то, что у тебя! То трехголовые собаки, то тролли, то тайные расследования!
Немного расслабившись — черты лица в этот момент смягчились — и непринужденно подхватив ее смех, брат кивнул, а потом с тяжелым вздохом признал:
— Адовая школа. Я там или убьюсь, или убью.
Разом утратив веселость, Хезер подалась в его сторону, пристально вглядываясь и отслеживая движения мимики. Она уловила суть — сказанное было не шуткой. Тон голоса, поза — все говорило, что брат хоть и произнес фразу с веселостью, но на самом деле она не преувеличение — а факт.
— Может, ну ее к черту и лучше перейти на домашнее обучение?
Мимолетно приподняв бровь, Гарри немного наклонил голову вправо и отвел взгляд.
— Нет. Ты забыла про практику. Как ее отрабатывать при магических законах?
Покачав головой, она понурилась и, скривившись, посмотрела на календарь, висящий на стене, с зачеркнутыми числами текущего месяца. Как всегда, брат предусмотрителен — предложение сестры явно было глупым.
— Слушай, а есть чего перекусить? — спросил он, оглядываясь.
Улыбнувшись, Хезер кивнула и потянулась к письменному столу; в нижнем ящике хранился основной продуктовый запас: напитки, сухой паек и свежие бутерброды. Достав Кока-колу и несколько сэндвичей, она сгрузила их на столешницу. Взяв один, брат тут же распечатал упаковку и впился в него зубами.
— Поездка огонь! Меня, конечно, предупреждали, что "Ночной рыцарь" быстрый и лучше не есть, но он превзошел все ожидания! — невнятно проговорил Гарри, одновременно с этим пережевывая кусок.
Расположившись на стуле и вскрывая коробку конфет, Хезер, не отрываясь, за ним наблюдала. Обычно растрепанные волосы были красиво уложены, чувствовалось, что Гарри постарался, особенно зная то, насколько те непослушны — не всякое средство могло с ними совладать. Брат действительно похудел — черты лица как будто заострились, придавая ему зловещее выражение, а взгляд приобрел странную глубину — такую же, что проскальзывала у Майкла Кингзмана. Передернувшись от воспоминаний, Хезер посмотрела на пол. Хогвартс беспощадно изменил старшего Поттера — это стало хорошо заметно после разлуки.
— Извини, нужно было прожевать, а потом говорить, — мягко произнес Гарри, прикоснувшись к руке сестры.
Та натянуто улыбнулась и, прикусив губу, тяжело вздохнула.
— Да нет, — она с силой помотала головой, пытаясь тем самым вытрясти проскользнувший кошмар и пришедшие с ними мрачные мысли, — дело не в этом.
