— Хай, — Ширануи скрывается за дверью, а я соображаю, что прямо сейчас надо сделать. Пока есть свободное время. На стройке я в ближайшие несколько дней не понадоблюсь, да и народ там достаточно запугала. Внизу ремонт взял под контроль лично Ширануи. Госпиталь на Шизуне... А мне, несчастной, и заняться нечем, кроме бумаг... Хотя... Есть пара неотложных прямо-таки дел.
В дверь просочился Генма. Какой-то чересчур радостный. Чего это он? Мне молча протянули уже начисто переписанное письмо для Ооноки, Третьего Цучикаге. Так, матерные обороты убрали, но все осталось хоть и весьма завуалировано, но достаточно жестко. Что и требовалось доказать. Подписываю, пропечатываю и передаю обратно. Учитывая письмо и оскал Ширануи, становиться ясно, с чего он такой веселый: просто прочитал мое послание — без цензуры, так сказать... Да, я в выражениях не постеснялась. Ладно, вернемся к делам.
— Генма, пока есть еще время, пошли, отведешь меня на полицейские казармы одним глазком глянуть. А то не хочу потом сюрпризов.
— Хорошо, сейчас только АНБУ вызову... — метнулся к двери. Остановила.
— Не надо АНБУ. Так пошли — быстрее будет. Блокнот свой не забудь только... — Покопался за поясом, выудил, предъявил. — Ну и замечательно. Пошли.
Шуншином меня оттранспортировали почти на другой конец деревни. Итого: шесть кучно стоящих зданий — четыре средних, два поменьше. Соответственно, общежитие, столовая, оружейная и медблок. Сзади был небольшой полигон. Только чтоб побегать да размяться с утра. Учихи обычно тренировались у себя, а остальным и этой площадки хватало. Если б весь комплекс не был действительно на совесть построен, уже бы давно все изветшало или обрушилось. А так — только двери везде, да пару перегородок заменить...
Барьеры, вмонтированные ранее в стены, все поснимали и куда-то утащили. Где-то прямо с кусками стены. Вот ублюдки! Так что теперь стояло просто шесть очень добротных, еще в достаточной мере крепких, но побитых природными явлениями остовов: надо штукатурить внешние стены, облагородить перекрытия, подновить деревянные лестницы — точнее, их как раз заново сделать. Закупить сюда всю мебель, поменять сантехнику — расколотые пополам раковины и унитазы это не айс... Вставить окна — в нынешних стекла битые.
Что еще? А, ну отдельно вычистить от какого-то неопознанного хлама оружейную, заполнить новым содержимым и сделать капремонт когда-то прекрасной столовой. Повара нанимать не буду — пусть сами готовят. Так оно надежнее. Можно внизу что-то дополнительное сделать еще. Но это терпит, да и вообще, насчет подобного стоило бы поинтересоваться у самих полицаев. Им виднее, что им надо, а что — нет.
Потирая лоб, надиктовывала это все Ширануи. Навскидку уходило уже сотни полторы-две. Вот как раз с продажи той глины и расплачусь... Глину вот только еще не продала. И даже удочки не закинула.
Еще раз окинув взглядом постройки, вздохнула: Учиха хозяйственные, и следили... Они вообще со своим имуществом очень бережно обращаются. Вот какому идиоту пришло в голову дать отмашку на погромы казарм? Где мне теперь искать этих архаровцев? Люди, ощущающие собственную безнаказанность, жуткие сволочи. С удовольствием толпой творят беспорядки и несут массовые разрушения, как наркоманы под кайфом истребляя в исступлении все, что не имеет больше защиты, а на глаза попалось... У меня складывается впечатление, что кто-то поглумился над трупом великого клана. С толпы что взять? Безликая масса моральных уродов... А вот зачинщик всего этого безобразия... Хочу. Хочу найти и стукнуть, чтоб стал фиолетовым в крапинку. Только вот невозможно это сделать прилюдно. К сожалению. Гражданский сброд не поймет, если я унижу старейшин или Данзо. Как нам показывает история, лучше все это проводить тихо, иначе толпа решит, что может показывать зубы правителю. Я-то их пообломаю, но неприятный факт останется...
— Теперь в управление. — Кинула последний взгляд на здания. Ничего, приведем в порядок. Будет в Конохе полиция!
— Хай. — Подхватывает меня под локоть. Уходим шуншином.
Ну, что сказать, управление выглядело получше. Если 'получше' считать ремонт в стиле чего-то среднего между гостиницей и борделем средней руки. Найду того ушлепка, который додумался выкрасить здание в этот вызывающий коралловый оттенок и крышу, c%$@, в красно-коричневый — оборву нафиг все выступающие части тела!
Достав из набедренной сумки пузырек с валерьянкой, отхлебнула прямо из пузырька. Предложила стоящему рядом Ширануи, но тот отказался. Шинигами вам в душу! И пару сотен акума навстречу! Интересно, какими нехорошими словами ругался маленький Саске — каждый раз, как мимо проходил? А он проходил. Тут как раз прямая дорога от Академии до кланового квартала Учих. Мрак и ужас. И вот почему он не любит оранжевый цвет (да и любой другой столь кричащего оттенка) — то-то его Наруто так раздражал! Мелкий мститель тоже, наверное, валерьянку пил. Та-ак... Найду этих ушлепков, а я найду, барьерные печати Учих достаточно легко определяются, и устою им аборт через сеппуку.
Пробрались в здание. Как и ожидалось по внешним признакам, интерьер а-ля 'дом из квартала красных фонарей'. Прибамбасы двух-трех не то юдзё, не то ойран — вроде оброненного гребня или обломка костяного веера... Огромный офуро на цокольном этаже, гостевые комнаты, чайные и прочая белиберда... Ага, и довольно дорогие тяжелые седзи. Высококачественные татами из редкого вида бамбука... и все это пропахло сладковатым опиумным дымом. Сожгу на хрен!! И дезинфекцию проведу! Трижды!
— Возвращаемся, — все-таки пересилив себя, заглянула и тут во все дыры, составила опись. Выйдя из здания, на глазах у сильно удивленного моими действиями Генмы заключила строение в здоровенную полусферу Земляной тюрьмы. Чакры потратить пришлось, конечно, немало, но теперь фиг кто, кроме шиноби, сюда сунуться сможет! Ага, это вам не забор — перепрыгнуть не выйдет! А что местность украшена странным земляным холмом, так это народ, живущий в скрытой деревне, удивить не должно. На третьей скорости шагая через приемную, севшим от ярости голосом отдавала распоряжения:
— АНБУ и ирьенинам. Вычистить все здание — можно прямо сразу огнем, там каменная кладка и стойкий к температурным перепадам кирпич... Провести дезинфекцию пятой условной модификацией — Шисо знает, к нему обратишься — три раза. Оставить выветриваться на неделю, а потом еще суйтоном прополоскать! И быстрее!
— Слушаюсь, — Генма испарился прямо с лестницы, а я ввалилась в кабинет. Сгребла какую-то вазочку с ближайшей полки и со всей дури ее запустила в окно... Фиговина мелькнула очень быстро и пропала точкой в направлении Центральной Библиотеки. Меня начало отпускать. Задним числом сообразила, что могло кого-то и прибить... Ксо!
Нет. Мне даже не жалко потерянных материалов. Я готова заплатить за недополученную экономию. Потому как оставить в пользовании у преемников клана Учиха обстановку, где вовсю рассекали какие-то потасканные проститутки, это самая жуткая ересь из всех возможных...
А за окнами творилось нечто странное. Я еще как из дома вышла — заметила: что-то не так. Что-то будет. Теперь же подтверждение почти на пороге. В любом случае, стоит спуститься сначала вниз и убедиться на открытой местности, верны ли мои догадки. Пешком протопала по всем лестницам, здороваясь с резко забегавшими чунинами. Хм, тоже что-то почуяли? Или просто, улицезрев начальство, пытаются изобразить неимоверную занятость? Выступление детского сада 'Ромашка' продолжается. По заявкам, да-а...
Ощущение в атмосфере, так насторожившее меня с утра, наконец-то обрело понимание: будет ливень. Возможно гроза. Последние августовские грозы и сентябрьские бури всегда очень жестоки в своей полной непредсказуемости: небо может хмуриться, ветер завывать, а покапает сверху какая-то фигня, и на том все. А может и наоборот: держится в воздухе что-то такое... неопределенное... а потом как грохнет, и все, ты уже вымок до нитки.
Облачные рисунки в нижних слоях атмосферы сменялись со скоростью поставленной на ускоренную прокрутку съемки: вроде да, траектории вполне нормальные, соответствующие ветрам этих широт, но блин... какие-то они все неадекватные! Причем здесь, на земле, почти полный штиль. А вот бегущие в разные стороны по дороге тени... Не сказать, чтобы пугают, но... около того.
На нос упала первая капля. Рядом опускались ее редкие товарки, разнообразив однотонный асфальт крупными пятнами. Закапало сильнее. Передернув плечами, задрала голову в небо: взбесившиеся облака продолжали свой безумный хаотичный забег. Твердь расцвечена всеми оттенками белого и серого, с редкими голубыми прорехами. Из просек между деревьями на дворцовую площадь налетала пылевая завеса. Тут-то я и очнулась, шуншином уходя из-под ветра. В ушах в последний раз раздался грохот каких-то консервных банок. Надо по возвращении Генме люлей выписать за недосмотр в уборке деревенских территорий... и выяснить, какая дубина сегодня должна была этим заниматься. Если б точно не знала, что Хатаке в больнице, подумала бы на него. Хотя в Листе и без этого товарища ленивых идиотов хватает.
Вывалившись из шуншина в десяти шагах от собственного дома, получила дозу хлещущего ливня, проморгалась и замерла: в неровных струях и просветах с неба мокрая сухощавая фигурка во дворе месила ногами потяжелевшую землю. Широченные хакама и неподвязанные рукава кимоно намокли и тяжелыми полотнищами рассекали наэлектризованный воздух. Звук получался похожим на урчание большой лесной кошки: гудящий, сочный. Слегка разбавленный свистом металлической плети. С заставляющим подобраться шорохом разворачивающихся лезвий вееров. Плеть оказалась тонкой длинной цепью, соединяющей оба веера.
— Опять смотришь? — тихий ровный голос, будто разговаривает через силу.
— Да. — А чего отпираться-то, если все равно засекли? Да и что тут засекать — стою рядом и совершенно беззастенчиво пялюсь.
— Ну, смотри, — пожевав губами, дед отвернулся на восток. Оттуда шла исполинская туча. Движение, с перекатами, поворотами и звоном цепи, возобновилось. Глядел он неотрывно куда-то за горизонт. Туда, откуда пришла гроза.
Я передернула плечами, борясь с ощущением пробежавшего по спине холодного стада мурашек: люблю бурю. Ветер усиливался. Звон цепи превратился в свист, щелканье лезвий стало сливаться во что-то иное. Силясь понять ритм и уловить мелодию, подалась еще ближе. Меня не остановили. И тогда, не раздумывая, махнула через забор. Звуки словно враз раскрылись: такого жуткого, адского марша я еще никогда не слышала — перед глазами словно прошли все мои прошлые трупы, скалясь и направляясь на восток, сгорая в пламени солнца... Тихо прошептав 'кай' и прогнав по телу всплеск чакры, поняла, что ничего не изменилось: мертвые продолжали маршировать, тая в дымке дождя и дрожащего неба цвета окрашенной кровью воды. Круто...
Нарастало удивление. У меня, ирьенина и куноичи, саннина Цунаде Сенджу, глюки. Причем без употребления полюбившихся было лет эдак двадцать назад стимуляторов и антидепрессантов... Может, тут где-то поблизости горят поля Яманака? А что, молния попала в сухую траву... Вполне...
Глаза, расширенные до предела, и напрягшийся слух улавливали все больше подробностей: изменившуюся частоту дождя, шум от капель становился похож на одновременную игру многих перфекционистов**. Атмосферное давление менялось перепадами буквально на крохотных пятачках площадью в пару шагов, гром, гремевший вдали, весьма органично дополнял картину. Небо окрасилось кровью, тучи внезапно разметало. И это в полдень. Честно говоря, в голову закралась весьма крамольная мысль о внеплановом Армагеддоне. Перевела взгляд, горящий нездоровым интересом маньяка со стажем, на промокшую, по виду до самых костей, фигуру и чуть не облизнулась (привет Орочимару!) от накрывшего эстетического удовольствия: обычный, ничем особо не приметный дед сейчас выглядел языческим жрецом, отпускающим души своих жертв богам...
— Ты не должна была этого видеть, — немного хриплый, тихий голос.
— Хм, но мне понравилось. — Это было неожиданно. За всю мою жизнь с подобной мистикой я сталкиваюсь впервые.
— Плохо, что видела, — утирает углы губ крепкими, цепкими пальцами. Мертвые глаза, жилистые предплечья, показавшиеся из-под задравшихся рукавов. Стойка мечника. Прямой разворот плеч и обманчивая расслабленность. Хирузен такого ощущения не производил: все же он был гораздо дряхлее. — Еще хуже, что сама захотела увидеть.
— Научите меня! — вырвалось, сама от себя не ожидала.
— Чему научить? Бороться со своими демонами и души отпускать? — окидывает взглядом. — Тебе это не нужно.
Просветов в небе все больше, гроза уходит стороной, разделившись и накрывая квартал Хьюг и скалу Хокаге. Сощуриваю глаза:
— Ну, допустим, с демонами я и сама разберусь, а души рядом не задерживаются. Вон, даже лиц их не помню. — Саркастично возвращаю взгляд.
— Твои проблемы. Ты достаточно взрослая, чтобы уметь забывать... неудобные вещи. — Щелкают свернувшиеся веера, звякает собираемая на руку цепь. Хренасе, мне отказали! Наверное, в первый раз. Он уже собирается уйти в дом. Бросив меня здесь, под ставшим теплым дождем?! Какая восхитительная гадость!
— Посмотрите на меня. — Замирает, так и не сделав шаг. Но продолжает стоять, бесцельно обратившись к горизонту. Жестко повторяю: — Смотрите на меня.
Наконец-то поворачивается. Даю прорваться в глазах смертным теням. За всю мою жизнь. Они все, без капли жалости, приправлены пеплом кремации. И это навечно. Ни о чем не жалею. Ни как куноичи, ни как человек, которому уже давно полтинник стукнул. Мой цинизм невероятных размеров. Наверное, больше этой скалы у меня за спиной. Свои трупы я умею отпускать сразу, а не откладывая это дело в долгий ящик. А также прятать. У профессиональных убийц нет кошмаров: они либо ломаются на первых смертях, либо им без смертей и напряжения войны жить уже невозможно. Собственно, это и есть синдром шиноби. Но. Рядом нет никого, с кем бы я могла просто поговорить!
Мертвый взгляд напротив дулами двух беретт заново проходится по мне, гасит в своих глубинах такое же желание напасть, затем тускло и коротко вспыхивает:
— Идем в дом. Ты промокла.
Тихо фыркаю:
— Вы тоже.
— Да, я тоже, — соглашается. Взметнув цепью, вышагивает по неприметной тропинке, залитой водой. Иду след в след.
В прихожей сухо и тепло. Передергиваю плечами: дождь все-таки был холодным. По спине бегут противные редкие струйки. А под ногами у нас медленно набираются две почти одинаковых лужи. Приятного мало. Особенно тем, что убирать это все потом кому-то придется. Вполне возможно, что мне, как безбожно набившейся в гости хамке.
Проходим в угловую полутемную комнату — тучи опять собрались, как овцы в стадо — мне выдают сухое кимоно, молча оба переодеваемся. Дед действительно оказывается очень крепким и жилистым: мышцы всю жизнь упорно тренировавшегося человека. Изо дня в день, сбивая руки до кровавых мозолей и пропитывая тренировочные одежды сотнями литров собственного пота. Что само по себе уже вызывает уважение: меня всегда восхищало людское упорство. Потому как человечки в принципе очень хрупкие. И слабые. Все, без исключений: копаются, копаются в собственном дерьме всю жизнь, и очень не любят оттуда вылезать. Нравится им там! А что — тепло ведь... Да, возлюбленная моя Коноха? Во всех позах скоро любить буду! Вам оно по нутру, я знаю: иначе бы так упорно на монарший гнев не нарывались.
