Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В моё время этот образ имеет чисто сексуальный смысл, а вот здесь... духовно-упокойный. Что поделаешь — эпохи разные.
"У кого что болит — тот про то и говорит".
Разговоры и рассказы сопровождались выпивкой. Я обратил внимание, как Ивашко заглянул в поставленную хозяйкой кружку, понюхал... и отодвинул в сторону. На мой вопрос он потянул из ножен свою гурду.
— Ты ж сказал — три раза омыть вражьей кровью. А я — только один. Славный клинок. Как рубанул — всё пробил. И доспех, и тулово. Дальше только штаны поскакали. Халат там был. Вроде этого.
И показал на Алу. У того опять... глазки блюдцами. Надо переодеть мальчишку. Во избежание ненужных ассоциаций и коллизий.
Николай, которому я сдал оставшиеся от Борзяты и Гостимила ценности, начал, было, вопросы задавать. А мне скрывать нечего, я завсегда правду говорю:
— Пошли по делам своим. Под лёд провалились. Так что, принимай под отчёт и употребляй к нашей пользе.
Уже в конце посиделок, когда мужики увлеклись разговором между собой, я заскочил в детскую избу. Тут все спали. Кроме Артёмия. Ответив на мои вопросы о самочувствии, он вдруг ухватил меня за руку и негромко задал встречный:
— А ведь мы раньше встречались. Ты меня знаешь. И имя, и что мечник, и про господина моего, Гордея? Ты кто?
Мда, прокол. Я слишком подробно представил Артёмия моим "мужам добрым". Про Гордея я никак знать не мог. Но мне было весело. Было радостно от встречи с моими людьми. От ощущения правильности, безопасности, от — "у нас всё получится"...
Я наклонился к Артёмию и почти в лицо зашептал:
— Свадьбу гордеевской дочки прошлой весной помнишь? Ну-ка, вспомни, кому ты там жениться обещал?
Артёмий несколько растерянно посмотрел на меня, с явным трудом вспоминая. А я продолжал давиться от хохота:
— Вот вы, мужики, все такие. Позвал девушку замуж, горы золотые наобещал, а года не прошло — уж и вспомнить не можешь. И кто ж тебя на той свадьбе целовал жарко? В уста сахарные? Иль у тебя таких дел — по семь раз на неделе? Столько, что и запамятовал. А? Винцо выпили — любовь прошла?
Мой шутливый тон не находил ответа в глазах Артёмия. Он продолжал морщить лоб, мучительно вспоминая. Отсвет от лампадки на моих, почти вплотную приближенных к его, глазах вдруг вызвал озарение узнавания.
— К-княжна. П-персиянская. Г-господи...
— Ну наконец-то. А я уж решил, что у тебя чего-то с головой. Память отшибло. Ты, вроде, бабником не был. Чтоб под венец звать да и запамятовать кого. Только я ныне не "персиянская княжна", а Иван — боярский сын. Отчим мой, Аким Янович Рябина, славный сотник знаменитых смоленских стрелков, по делам послал. Вот и свиделись.
— А как... Как же... ну... Хотеней, Степанида, Гордей...
Не вдаваясь в подробности, я коротко изложил основы представления, срежиссированного Степанидой свет Слудовной прошлой весной в Киеве. И поставленного при моём непосредственном участии. Моё любопытство в стиле "Шумел камыш, деревья гнулись":
"А поутру они проснулись
Вокруг помятая трава.
Но не одна трава помята...".
А что ещё? — вызвало нервный хмык Артёмия.
— Там много чего случилось. Злые все были... Гордей Хотенея палкой бил.
Воспоминание о моём... Хотенее, о полученных им из-за меня побоях, вызвало во мне... радостное удовлетворение: "так ему и надо. Изменщику". Забивая демонстративным весельем яркие и... разнообразные воспоминания о недавнем прошлом, я снова наклонился к Артёмию, покачал плечами: кольчужка — не монисто, но тоже блестит и позвякивает. И томным голосом вопросил:
— То дела давние, прошедшие. А вот ныне-то, позовёшь ли меня, сокол ясный, да под злат венец? Али засмущался, красный молодец, передумался?
Тарелочные глаза прорастают не только у Алу. А такой багровый цвет лица не даст даже полная печка догорающих углей. Артёмий полыхнул лицом и начал от меня отодвигаться. А я, хохоча в душе от двусмысленности ситуации, а более всего — от глубокого смущения взрослого мужика, добавил в тон лошадиную дозу томности и многообещальности.
— Не боися, мил дружочек, не печалуйся. Уж как заживём ладком, так и будешь ты завсегда обихоженный, во всяк божий день — досыта кормленный. Мытый-поенный-спать уложенный. У меня-то да в руках всяко дело спорится, на лету горит-плавится. Никаких заботушек мил дружку не останется. Будешь жить-поживать, как у Христа за пазухой. Только мне да солнцу красному — радоваться.
Артёмий вжался от меня в стенку, отмахивался от меня ещё слабыми руками, чуть не крестился. Он видел, что я, явно, шучу. Надеялся. Но не был уверен полностью. Вдруг, собравшись с духом, он ровным, но дрожащим голосом попросил:
— Иване. Не шути так. Ну какая ты мне жена. Какой.
Вздёрнув нос и передёрнув плечиком, я капризно возвестил:
— А не нравлюсь тебе, так другого найду. Помоложе да побаскее. Вот.
Взгляд искоса показывал зрелище совершенно смущённого и растерянного мужика. Ну просто — дядя россыпью! Он имел настолько глупый вид, что я не выдержал и заржал. Зажимая рот, чтобы не разбудить детей. Артёмий неуверенно улыбнулся в ответ, вытер пот — аж прошибло мужика. От моих "брачных предложений".
Я ещё хихикал, когда он снова помрачнел и улёгся на спину.
— Зря ты назвался. Лучше бы ты меня в здешний поруб отправил.
— Артёмий! Ты чего? Обиделся, что ли? Ну, извини. Ну, дурак, глупая шутка.
— Точно. Дурак. Ты — "княжна персиянская". Беглая роба... ну, или — холоп. Всё едино. По тебе сыск идёт.
— Ну и что! Все ж думают, что я в болотах утонул, под поганых попал, сгинул... Никто ж и не знает.
— Я — знаю.
— Так ты ж не скажешь. Клятву дашь. Типа: буду молчать, как рыба об лёд, язык проглотивши.
— Э-эх. Молодой ты совсем. Глупый. "Первое слово — дороже второго" — слышал? А моя первая клятва — крёстное целование Гордею. Я в Смоленск вернусь — должен буду рассказать. Ты — имение господина моего. А я — его слуга верный.
Факеншит! Не фига себе! Вот попал... Да что ж за идиотская система!
Спасти человека. Единственного порядочного здесь человека в моём понимании, отдать долг жизни. И получить... свою смерть. И чего делать? Опять... "концы в воду"?
Видимо, этот очевидный и, похоже, единственный выход, первому пришёл в голову Артемию. Старательно не глядя мне в лицо, он монотонно произнёс:
— Ты, Иване, не тяни время. Убей меня как-нибудь... не больно. Ножиком в сердце. Пока я слабый ещё. Чтоб не сильно мучился. Попа бы хорошо. Исповедоваться бы...
Да что ж за гадство такое?! В какое же дерьмо я попал?!
В какое-какое... В "Святую Русь". Где мне приличного человека надо зарезать, чтобы самому хоть как-то трепыхаться! Исповедаться ему! Ещё и поп про мои дела знать будет! Тоже резать? Да сколько ж можно!
А оставить Артёмия без покаяния... недостойно. Это для меня покаяние — туфта, голубой туман. А он мучиться будет.
Глава 198
Мысль об исповеди естественным образом связалась с утоплением Макухи-вирника. И моей тогдашней проповедью Ноготку. Тут ситуация другая, светская. Обязанности слуги перед господином. Но ведь принцип Беллмана работает безотносительно к конфессиям участников забега. "Дьявол кроется в мелочах" даже в тех системах, где понятие "дьявол" отсутствует вообще.
Ну-с, мышка белая по кличке Ивашка-попадашка, а не проверить ли этот лабиринт на зуб?
— Артёмий, ты, как верный слуга, должен рассказывать господину своему, о его господском имуществе. И принять меры для сохранения и приумножения господского майна. Так?
— Так.
— А имение других бояр тебя не касается.
— Так.
— Ты считаешь, что "княжна персиянская" — челядь Гордея. Так?
— Да.
— С чего?
Артёмий удивлённо уставился на меня. Ребятки, не играли вы в игры с подтверждением прав собственности! Тема доказательства владения — в "Русской Правде" не проработана, действует княжий суд да традиция. "Как с дедов-прадедов повелось". Это с русской землёй так можно: кто её пашет, того и землица. Со скотиной клеймённой. А вот с "экспертом по сложным системам"...
— Артёмий, ты же — мечник? Стало быть, человек письменный, в законах сведущий.
"Мечник" в "Святой Руси" — не фехтовальщик, а уровень иерархии в боярских домах. Старший слуга, уполномоченный решать организационные, финансовые, хозяйственные, юридические... вопросы в интересах и от имени владетеля.
"Носитель меча" отличается от мятельника — "носителя мантии" — дополнительным правом применять оружие. Приказать "сыскать" — можно и мятельнику, и мечнику. "Сыскать и казнить" — только мечнику.
Поскольку "казнить" нужно "правильно", то на эту должность назначают людей с житейским опытом и юридически грамотных.
— Обратимся к фактам. Достоверно известно, что "княжна персиянская" — роба боярыни Степаниды Слудовны из рода киевских Укоротичей. Роба носила хозяйкин ошейник, жила на её подворье, на её корме. Исполняла воли боярыни. И это всё, что есть достоверного.
— Погоди. А как же внук её, Хотеней? Она ж тебя ему подарила. Он же тебя... вы же с ним... ну...
Интересно наблюдать, как взрослый, опытный мужчина мнётся и краснеет. Как девственница без телевизора. Хотя, конечно, откуда на "Святой Руси" — телевидение?
— Артёмий, не жмись. Хочешь помочиться — горшок подам. Хочешь сказать — скажи словами. Что боярин Хотеней Ратиборович трахнул меня в задницу. Так?
Бедняга весь красный. От стыда? А чего он такого сделал? Обсуждает со мной... "деликатную тему"? А как же он дела делает?
В конфликтных ситуациях, в преступлениях — всегда полно всякого "стыдного". Собственно, всякое преступление и есть нарушение этической нормы данного социума, оно всегда "стыдно". Убил, украл, обманул... Это же всё смертные грехи! Это же должно быть стыдно! Или это не преступления?
Как же он, мечник, правосудие исполняет, если докапываться до истины ему... неприлично?
— Факт употребления моей задницы имел место быть. Признаю. Но основанием для утверждения о передачи права собственности быть не может. Ибо акт имел место быть до, но не после, устного согласия получателя дарения. Проще: Хотеней трахнул двуногую скотинку своей бабушки, а не свою собственную. А вот после произнесения согласия — права господина, путём исполнения сношения, подтверждены не были. Так же не были изменены условия и место содержания указанной рабской особи. Не изменились какие-либо отличительные признаки. Типа: ошейник, клеймо, тавро, форменная одежда. Отсутствуют какие-либо письменные подтверждения и показания свидетелей. Таким образом, при непредвзятом рассмотрении ситуации, следует признать, что фактическая передача имущества типа "княжна персиянская", одна штука — не состоялась. Намерения — озвучены, но действие по передаче имущества — не совершено.
Артёмий изумлённо смотрел на меня. Удивление забило все его остальные эмоции.
Да, друг мой, видеть работу "эксперта по сложным системам" — занимательнейшее зрелище. У неподготовленного человека основные мозги съезжают, а остальные приходят в крайнее раздражение. "Как же так?! Ведь это все знают!".
Увы-увы, всеобщее знание не является критерием истины. Здесь все знают, что Солнце крутится вокруг Земли. Опровержение будет только через четыре века.
Изумление Артёмия не перешло в раздражение. Скорее — в облегчение. Некоторое время он пытался понять цепочку моих построений, крутил их в голове. На смену напряжённому выражению на его лице появилась неуверенная, но радостная, улыбка. Вот и ещё одна "эврика": маленькое собственное открытие, осознание нового взгляда, радость от восприятия неизвестного...
Сколько раз я видел это на лицах разных людей и каждый раз радуюсь.
— Погоди... это что ж получается... она — ему, а он — нет... вроде: пусть полежит... но ряда нет... а сам... помех-то не было... и в церкви присяги... а подворье... и корм...
Вдруг он заволновался и нахмурился:
— А как же слова-то его, Хотенея? Он же ж тебя отдать обещал. И Гордею, и дочке его.
Я старательно изобразил сочувственно-сострадательную физиономию:
— И не говори. Конечно — не хорошо. А что поделаешь? Пили много. На радостях. Свадьба ж она и есть — "веселье". А Хотеней — молодой, горячий... Мне ль не знать! Выпил лишку — болтанул слишком. Пообещал чем не владел. Сам понимаешь — молодой муж. Прихвастнуть перед молодой женой, перед новыми родственниками... Гонора-то... сам видел. Но мы его за это укорять сильно не будем. Дело житейское. Не будем прошлым хвастовством глаза колоть. А значит — не будем им про "княжну персиянскую" сказывать. А Степанида... Ты ж не у неё в службе. Или ты подрядился за вознаграждение беглых рабынь искать? — Нет? Вот и не морочь себе голову. Ты как, болтлив сильно? Вся забота теперь только в твоей болтливости.
— Ну, Иване, об этом не печалуйся. Я тебе по гроб жизни обязан. И под пыткой не скажу.
Да, я ему верю. Рискованно... Но — верю.
Интересная разница между этикой и бухгалтерией: в деньгах взаимный зачёт задолженностей позволяет свести баланс до нуля. А в человеческих отношениях — наоборот. Два долга жизни не уничтожают друг друга, а приумножают взаимные обязательства.
Поутру мы начали собираться, но тут в слободе стало шумно. Затемно из Новгород-Северского ушла княжеская дружина Гамзилы и собравшиеся бояре. Местный тысяцкий поднял ополчение и приступил к зачистке города. Пока в городе полно пришлых — горожане свои дома не оставят, в поход не пойдут. Поэтому пришлых... просят честью.
Десяток матёрых бородатых мужиков в кожаных куртках и безрукавках, ввалились во двор и начали просить. Этой самой "честью" пополам с матерными выражениями. Явление заспанного Николая в лисьей шубе на исподнее несколько замедлило поток "просьб". Николай послушал, зевнул и махнул рукой Ивашке:
— Разберися. Не пойму я их.
И ушёл досыпать. Ивашка посмотрел на старшего и сказал:
— Не понял я. Нут-ка повтори.
И потянул свою гурду.
Разницу между "копейкой" и "феррари" понимаете? Местные тоже понимают. Сравнивая с железками на своих поясах уже за воротами.
По дворам раздавался крик, я полюбопытствовал и выглянул на улицу. Несколько детей младшего школьного возраста били грязного мальчонку лет пяти. Самый старший, вооружившийся метлой, тыкал ему в лицо.
"Отдают молодёжи для забав, как зайцев щенкам" — про половцев. А у нас... картинка напоминает исконно-посконное избиение беспризорника на рынке из "Республики ШКИД".
Твен в "Янки" отмечает, что дети в своих играх всегда повторяют взрослых. У Твена детишки играли в "повешенье ведьмы", здесь — в "вышибание нищебродов".
Гумнонизм надо из себя выдавливать. По капле.
Надо — но времени нет.
— Брысь сволота посадская.
Кольчужку на мне видать, шашечка за спиной висит. А, чё, ну... и рассосались. Малыш говорить не может — заходится в плаче. Ухватил за шиворот, оттащил на двор, кинул хозяйке:
— Отмыть, накормить, дать одежонку.
Хозяин хайло открыл. Потом закрыл: Чимахай у сарая дрова колет. Просто чтобы навык не потерять. Раз ударил — отщепил. Два ударил — подрубил. Чурки — вразлёт веером. Баллистика... убеждает.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |