Исчезнувшая стихия

Я стоял и не мог оторвать глаз от разворачивающегося передо мной зрелища. Вдох и с тихим шелестом едва раздвинулись лепестки у самого верха. Вдох и изогнутыми плавными линиями они скользнули еще ниже. Еще один удар сердца, и выпустив облачко медово-коричного пара, словно тоже вздохнув цветок, наконец, раскрылся полностью. Я ожидал увидеть что угодно, но только не то, что предстало моим глазам. В самом центре огненного убийцы, уютно положив ручку под голову, спала девочка. Словно сотканная из тумана, теней и ночи. Я невольно подошел ближе, под ногой слишком громко скрипнул гравий. Девочка заворочалась, повернулась на другой бок, а потом резко вскочила и развернулась ко мне, потирая сонные глаза. Она проворно соскочила на землю и, тихо ступая, остановилась на расстоянии вытянутой руки, пристально и с любопытством разглядывая меня глазами цвета изумрудов. А я стоял там, как придурок и не мог ни пошевелиться, ни сказать хоть слово.

Маленькая, совсем ребенок, ей было не многим больше десяти, длинные растрепанные со сна волосы, тонкие ручки и ножки. Странно, но на тот момент она казалась мне смутно знакомой. Вот только я не мог вспомнить, где видел ее раньше.

— Странно, — прошелестел ее голосок, вторя моим мыслям, — я думала первым придет Король, а пришел ты, — она прищурилась.

— Король? — тупо повторил я.

— Да... Но он не слышит, не знаю почему, — она пожала плечами и смешно сморщила носик. — Я зову, зову, а пришел ты. Нет, ты конечно тоже король, будущий, но ты — не тот. Как тебя зовут принц демонов?

— Ширан. А какого Короля ты ждешь?

— Своего. Он большой и сильный, а глаза похожи на мои, — мда, описаньице. — Но... я не знаю. В том плане, может и не он мне нужен. Может, и ты сгодишься, — она тряхнула головой и снова уставилась на меня.

— Сгожусь? Ты о чем?

— Не могу сказать, — она нахмурилась и опустила голову вниз, разглядывая свои руки.

— Кто ты? — девочка вскинула вверх голову и хитро улыбнулась.

— Ты знаешь. Я — потеря.

— Потеря? — ребенок усиленно закивал. Ну вот и что это должно значить? — Что это за место?

— Это, — она обвела рукой пещеру, — один из последних садов слез огня, кажется, вы их так называете. Когда-то давно таких садов было много, так я помню, — она взяла меня за руку. Ее маленькая ладошка держала на удивление крепко и твердо, хотя и была едва осязаемой. Словно пытаешься удержать воду.

— Пойдем, я выведу тебя отсюда. Тебе нельзя здесь долго находиться, они против. — Она кивнула головой в сторону цветов и потянула за собой.

— Почему? — спросил я, аккуратно лавируя между извивающимися лепестками огня.

— Ты знаешь, как появились слезы огня?

— Какая-то легенда о богах, — я увернулся от очередного лепестка.

— Да не дергайся ты так, — проворчала девочка, — пока ты со мной они тебя не тронут, — и тут же вернулась к нашему разговору. — 'Легенда о богах', — забавно передразнила она, — много ты знаешь, демон... Я расскажу, когда мы выйдем, и про цветы и про таких как я.

— Таких как ты? — потеряшка снова кивнула, но объяснять ничего не стала.

— Откуда ты знаешь, что я принц демонов? — спросил я, когда мы миновали последний цветок. Девочка обернулась и удивленно посмотрела на меня.

— Она знает, и я знаю. Но она не зовет тебя по имени, всегда только принцем. Это так странно. А еще ты ее бесишь и еще какое-то чувство... Не знаю, как щекотка, но по-другому.

— Кто она? — нахмурился я.

— Та, что потеряла меня, — раздался спокойный вкрадчивый ответ. Так разговаривают с глухими стариками и маленькими детьми — терпеливо. Мы вышли из кармана и в пещере снова стало темно, пришлось опять перестраивать зрение, но потеряшка, казалось не испытывала от этого никаких неудобств, продолжая уверенно тянуть меня за собой.

— А давно мы знакомы? — старался я выяснить хоть что-нибудь вразумительное у этого упрямого ребенка.

— Да, но вы оба почему-то не знаете об этом. Вы часто долго разговариваете. Она любит говорить с тобой. Упрямая, лучше бы со мной поговорила.

— Она к тебе не приходит?

— Нет, ни разу.

— Почему?

— Она не слышит меня, — огрызнулась моя собеседница.

— А я?

— Раз ты здесь, значит слышишь.

— Почему она не слышит?

— Она не хочет, боится.

— Почему?

— Ну что ты все заладил 'почему' да 'почему'? Вот выведу тебя отсюда, сам у нее и спросишь! — хлюпнула носом девочка. Молодец, довел ребенка. Я аккуратно потянул ее за руку и обнял, гладя по волосам. Гладкие, словно шелк, да и сама она вся какая-то непонятная, как облако — вроде есть, а вроде и нет.

— Ну прости, не плачь, — потеряшка около вдоха смотрела на меня своими невозможными полными слез глазами, а потом, громко икнув, вконец разрыдалась, уткнувшись лицом мне в грудь. Я сел на пол и пристроил ее на коленях, продолжая обнимать.

— Она специально, специально меня потеряла. Так же как и свои слезы... А я не хотела, не хотела... Я просто пыталась помочь, — и что я должен сказать? Как успокоить этого невозможного ребенка? И почему у самого словно кто-то воздух из легких выбил и горло сдавил? — А теперь она и не вспоминает обо мне. Совсем забыла, словно никогда меня и не было... Почему? Что я такого сделала? Я просто спасти ее хотела. Они бы ведь нас тоже тогда убили. А я жить хотела и она хотела... Когда-то, — потеряшка снова громко всхлипнула и еще теснее ко мне прижалась, я лишь головой покачал. — А теперь она даже забыла, что такое жить... Прячется постоянно. Себя ото всех прячет, понимаешь? — я угукнул. — Да ничего ты не понимаешь, глупый демон! Ты себя-то понять не можешь! — и она снова громко заревела. — А я одна, я так долго одна... И все смотрю. Жду. Когда она вспомнит. А она боится. Меня боится и себя боится! И ей ведь тоже тяжело, хуже, чем мне. Дура! — тихо и очень горько выдохнула девочка. — Думает, что все знает. И как умрет и как жить будет. И смирилась. Дура!

Мы сидели вот так в обнимку, на холодном каменном полу еще достаточно долго. Девочка больше не сказала ни слова, только тихонько всхлипывала, и от этих всхлипываний так муторно становилось, что самому впору было выть. И сказать ничего не мог и сделать. Захотелось найти эту таинственную 'она' и выдрать, как сидорову козу. Мало того, что себе жизнь, видимо, искалечила, так еще и девчонку мучает.

— Прости, — вытирая глаза и виновато смотря на меня, проговорила она, когда смогла успокоиться, — я правда плакать не хотела.

— Нормально все, — очень умно. Хотя с другой стороны, что я еще мог сказать.

— Пошли, — снова беря меня за руку, потеряшка поднялась на ноги и направилась дальше, — нам идти надо.

— Ну пошли, — хмыкнул я, еще не до конца поверив, что истерика кончилась. Везет мне в последнее время как утопленнику. То одну утешаю, то другую.

— Ты фее не верь, — я чуть не споткнулся, запутавшись в собственном хвосте. Она что мысли читает?

— Почему?

— Не нравится она мне, — о да, отличный аргумент. Мы куда-то шли еще лучей дцать, пока за очередным поворотом не мелькнул свет. Сдавленно выругавшись, я опять перестроил зрение, девочка звонко рассмеялась. Смешно ей! Мы вышли на узкий выступ на отвесной очень высокой скале, где-то далеко внизу разбивались об острые камни темные волны. Точнее я вышел, девчонка осталась стоять внутри пещеры, отпустив мою руку.

— Почему не выходишь?

— Мне нельзя, — спокойно пожала она плечами, разглядывая меня, как будто видела впервые.

— А ты при свете дня другой, — задумчиво протянул ребенок.

— Страшный?

— Нет, — она удивленно хлопнула глазами, снова пробежав любопытным взглядом от кончика хвоста, до шипов на руках и голове. — Ты красивый, как на картинке, — и она открыто мне улыбнулась. Что-то показалось мне знакомым в ней в этот момент, но я опять так и не смог ничего сказать.

— Ты хотела рассказать мне легенду, — напомнил я, усаживаясь рядом с ней. Недолго думая она забралась ко мне на колени и махнула рукой. Тут же, каким-то неведомым образом пейзаж поменялся и вместо моря я увидел перед собой городскую площадь. Площадь, усыпанную мертвыми телами, землю пропитанную кровью, настолько сильно, что кое-где виднелись целые омуты. А ближе к нам, на коленях со связанными руками стояли люди, тысячи людей. И не было слышно ни звука. Они не кричали, и казалось, даже не дышали. Дома вокруг стояли разрушенные и пустые с выбитыми стеклами и развороченными дверными проемами. Я заметил, как в одном из окон развевается на ветру желтая в цветочек занавеска. И почему-то именно от ее вида стало по-настоящему жутко.

— Что...

— Смотри! — оборвала меня девочка. Я пригляделся. Откуда-то с боку появились всадники, всего около сотни. Я смог различить гербы эльфов, фей, людей и демонов. Они не спеша подъехали к пленникам и так же медленно слезли с лошадей. Но, ни одна из коленопреклоненных фигур даже не пошевелилась, не то что головы не подняла. — Это такие же как я, — тихо сказала девочка, и от этого шепота я вздрогнул. — А это наш город. Наш последний город. И мы жили в мире с вами, но за восемьсот лет до этого дня, вы открыли на нас охоту, я не знаю почему. То, что ты видишь перед собой сейчас — наш последний день в этом мире. Они — последние из моей расы.

Спешившиеся всадники, как один достали свое оружие: мечи, сабли, алебарды, даже топоры, громко о чем-то переговариваясь. Тут один из них нагнулся, подобрал с земли камень и не глядя, швырнул его в толпу. Камень угодил в голову ребенку. Маленькому мальчику в изодранной одежде. От удара его голова резко дернулась в сторону, и он чуть не упал, кровь ручьем текла из раны на лбу, заливая глаза, но он продолжал упрямо молчать. И словно стая бешеных собак, почуяв запах крови, вооруженный вмиг озверевший отряд кинулся к толпе. Оружие мелькало в воздухе с невероятной быстротой, были видны вспышки боевых заклинаний и атак, через пару вдохов вся одежда убийц была в крови. Я не видел их лиц, да и зачем? Я и так знал, что они превратились в звериные морды. Но никто из таинственной расы так и не проронил ни слова. С противным хлюпающим звуком мечи вонзались в тела, шипели и стонали, взрываясь при столкновении, заклинания. Казалось, это продолжалось вечность, а я все смотрел не в силах отвести взгляд. Но со следующим моим вдохом все погрузилось во тьму и ошалевший безумный мир замер. Еще удар сердца и передо мной снова та же площадь и растерянные замершие на одном месте убийцы. Они опускали оружие и потерянно оглядывались, но пленников не было, даже тел не осталось, лишь лужи крови, напоминавшие о резне. Через вдох из-под земли начали пробиваться огненные цветы, ломая в крошку камень и жаля незадачливых эльфов, демонов, фей и людей.

— Ночь не смогла больше смотреть на то, как убивают ее детей и вопреки законам забрала их, — снова раздался тихий, полный боли голос моей потеряшки. — А эти цветы — слезы света. Так день оплакивал потерю своих дочерей и сыновей. Это напоминание вам, о вашем же предательстве и вероломстве, о вашем бессердечии и жестокости. Таким как я цветы дают защиту и силу, всех остальных они убивают, — девочка на миг замолчала, а потом подняла на меня глаза. — Но вы и тут не захотели смириться. Сначала стали звать их слезы огня и уничтожать. А после и вовсе забыли и их, и историю, связанную с ними. Теперь это просто 'какая-то легенда о богах'.

— Прости, — неуверенно и хрипло пробормотал я.

— Прощаю, — девочка обняла меня и со всей силы прижалась своим маленьким тельцем.

— Тебе пора, — спустя какое-то время проговорила она, поднимаясь. Я тоже встал и вышел на выступ, а площадь снова сменилась морем. Я стоял и смотрел вниз. И что она мне предлагает, улететь? Но я даже не знаю, где я.

— Пошли со мной, — я обернулся и протянул потеряшке руку. Она покачала головой.

— Не могу. Она меня потеряла, она должна и найти. И мне надо принести ей цветок. Странно, я могу в них спать, могу прикасаться, но сорвать... они погибают. — Я лишь кивнул, сделав вид, что понял и хотел, было, настоять, но что-то во взгляде девчонки заставило меня отступить.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил я отворачиваясь.