Год 2077-й

     Ехать решили аж через Ставрополье, поскольку ломиться в Ростов напрямик после того шухера, что устроили молотовцы в логове фашистов, было бы чистым безумием и попыткой самоубиться. Из Жемчужного отряд выдвинулся 23-го в полдень. Ехали через Верхнебаканский — Новороссийск — Туапсе — Шаумянский перевал — Апшеронск — Майкоп — Лабинск... Двигались осторожно, с головным, боковыми и тыловым охранением. Дозоры — по четыре человека. Ядро отряда — девять человек. Связь между группами держали посредством пяти радиостанций Р-43П-2 «Дуэт». Дальнюю связь — со Свободным и с Объектом — отряду обеспечивал новенький, как и всё вооружение и обмундирование отряда, Северок-КМ.

     Прямая связь с Содружеством пока была, но уже завтра связываться придётся через промежуточную станцию. Благо, Северкóв на складе под Новороссийском нашлось аж пять штук. Вчера отряд установил связь с группой товарищей из Вольного, ставшей в районе Усть-Лаби́нска. Дальше эта группа должна будет выйти к Кропоткину, а потом — к Белой Глине. Вторая группа связи, из хутора имени Сталина, прямо сейчас двигалась к Приморско-Ахтарску. Так что, связь с Содружеством отряд не потеряет.

     За кладбищем начинался район Мясокомбинат. Искатели выехали к перекрёстку улиц Маяковского и Вячеслава Рассохина. Там, напротив почерневшей с одной стороны небольшой церквушки без купола, они остановили своих «коней педальных», спешились и, взяв наизготовку новенькие, недавно пристрелянные автоматы Кокшарова, рассредоточились, осматривая перекрёсток, а Длинный достал из кармана разгрузки рацию и вышел на связь с Молотовым:

     — Длинный Молоту.

     — На связи, — тотчас ответила рация голосом Молотова. — Что у тебя, Длинный?

     — У меня тихо. Дошёл до зиккурата.

     — Принял, Длинный, — ответил Молотов, после чего вызвал по очереди на связь Хохла и Медведя, шедших с боковыми дозорами. Группа Хохла была сейчас в километре восточнее, на улице Урупской; Медведь со сталинцами — в четырёх километрах к западу, по другую сторону пятака с воронкой. Оба доложили, что у них порядок. Последним Молотов запросил доклад Цезаря — командира арьергардной группы. Цезарь доложил, что тылы в безопасности.

     — Длинный, продолжай движение, — приказал тогда Молотов. — Я иду следом.

     — Принял. Продолжаю движение, — ответил в рацию Длинный.

     — Всем продолжить движение! Связь — на следующей точке, — скомандовал Молотов остальным.

     — Хохол принял. — Медведь принял. — Цезарь принял, — последовали доклады.

     — Мужики, по коням! — объявил Длинный.

     Искатели вернулись к велосипедам, и группа двинулась дальше по улице Маяковского.

     Следующую остановку авангард сделал через два километра, когда улица имени поэта революции («И как не переименовали!» — подумал тогда Длинный) закончилась, упёршись в улицу Железнодорожную. Длинный, как положено, доложил обстановку командиру отряда, затем они подождали группу Хохла, который перешёл разделявшую в этом месте город надвое железную дорогу, чтобы двигаться дальше на правом фланге авангарда по улице Мира. Авангард же вернулся на квартал назад и свернул на северо-восток по улице Осипа Мандельштама (бывшей Энгельса), поскольку ехать по Железнодорожной, обильной некогда магазинами и оптовыми складами, было рискованно. В таких местах часто обитали упыри (не угроза, конечно, но будет лучше, если отряд пройдёт через этот мёртвый город без лишнего шума). Ядро отряда находилось в это время в районе кладбищенской церкви, названной в радиообмене «зиккуратом», группа Медведя — где-то в самом конце Николаевского проспекта (бывшей улицы Кирова). По плану Медведь сотоварищи должны были соединиться с группой Длинного на пересечении Николаевского и Мандельштама и там вместе дождаться ядро и арьергард. Но обстоятельства изменились, и план пришлось корректировать на ходу...

     На пересечении Мандельштама с улицей Жертв красного террора (бывшей Урицкого) дорога проходила под эстакадой путепрово́да, поднимавшего проезжую часть улицы так называемых «жертв» (надо полагать, кулаков, уголовников, врагов Советской Власти и самого Гитлера — он ведь тоже «жертвой» в итоге оказался) над соседним кварталом, улицей Железнодорожной, самой железной дорогой и расположенными дальше улицами Мира и Солженицына (бывшей когда-то Фрунзе). Там группу обстреляли.

     Огонь открыли сначала с эстакады, одновременно из четырёх ружей, — пули застучали по выщербленному асфальту, но ни в кого из искателей не попали, — затем к стрелкáм присоединился автоматчик, давший длинную очередь из окна стоявшего справа у самой эстакады трёхэтажного кирпичного дома.

     Несколько пуль прошили грудь Армяна, ехавшего впереди справа, — он умер сразу, можно сказать моментально, — остальные ушли в белый свет, как в копеечку. Лишь одна пуля угодила в правую руку ехавшего рядом с Армяном Че.

     Не обращая внимания на боль, искатель налёг на педали, и его «педальный конь» резво занёс его в разросшийся кустами палисад слева от дороги, за которым виднелись просевшие крыши частного сектора. Длинный, ехавший чуть позади Че, рванул следом в тот же палисад, а Железный, ехавший замыкающим, резко развернул велосипед и, под грохот второго залпа выстрелов с эстакады, с треском проломился сквозь кусты, росшие под вековыми деревьями на противоположной стороне улицы, уходя из-под огня стрелков.

     За деревьями стоял двухэтажный дом с балконами на втором этаже, в окнах которого было чернó от бушевавшего там когда-то давно пожара. Тротуар перед домом был завален кусками фасадной штукатурки и засыпан прошлогодними листьями вековых вязов, что росли между тротуаром и проезжей частью. Соскочив с велосипеда, Железный сиганул в первое попавшееся окно и исчез в чёрном от копоти помещении.

     — Ты как, Чебурашка? — спросил Длинный, оттаскивая раненого товарища вглубь зарослей.

     До автоматчика было метров тридцать. Длинный даже рассмотрел сквозь кусты место, где тот сидел — второй этаж, правое окно в торце здания. Но их с Че ублюдок не видел. Немного пострелял вслепую по кустам и перестал. «Патронов мало. Экономит», — отметил Длинный.

     — Рука... блядь... — прошипел Че. — Кость кажется целая, но хлещет, сука... Накинь жгут, Лёха!

     — Потерпи чуток, брат Чебурашка, потерпи... — Длинный подналёг, покрепче ухватившись за здоровую левую руку товарища, которой тот обнял его за шею.

     Затащив Че в распахнутую калитку первого попавшегося двора, Длинный усадил его у железных ворот. Достал из разгрузки жгут, аптечку и ППИ-1. Закатал выше локтя рукав, осмотрел рану: пуля прошила мягкие ткани предплечья, прорвав какие-то мелкие сосуды, из которых теперь и кровило, но кости были целы, и артерия не задета.

     — Всё в порядке, Коля! Не ссы! Это тебя «пятерка» поцарапала... жить будешь!

     Длинный быстро обработал рану чистым медицинским спиртом (на медицинском складе Объекта его нашлось много), вскрыл перевязочный пакет и перевязал товарища.

     — Ответь Молоту, Лёха, — сказал тогда Че, морщась от боли.

     Только сейчас Длинный сообразил, что уже с полминуты из рации раздаётся голос командира:

     — Длинный Молоту... Длинный, ответь Молоту... Длинный, упырь тебя задери!

     — На связи, — ответил Длинный.

     — Доложи обстановку.

     — Попал под огонь противника. Предположительно, выродки. Не лысые. Перекрёсток Менделя и Оби́женок.

     — Потери?

     — Ара — двухсотый. Че — трёхсотый, лёгкий.

     — Я Хохол. Вижу пидорасов на мосту, — вклинился в разговор командир правого охранения. — Иду убивать чертей.

     — Давай, — ответил ему Молотов. — Только береги людей. Если что, просто прижми и жди нас.

     — Командир Медведю.

     — Слушаю, Медведь.

     — Я на подходе. Иду дворами по Менделю. До контакта пятьсот метров. Если черти побегут, я их положу. Хохол, слышал?

     — Хохол слышал.

     — Смотри, уйдут за эстакаду в мою сторону, по мне не стреляй, и сам не высовывайся. Как понял?

     — Понял тебя, Медведь.

     — Молот Цезарю.

     — Говори, Цезарь.

     — Я на Обиженке, в районе Майкопской.

     — Цезарь, блядь, не болтай лишнего! — одёрнул командира тыловой группы Молотов.

     — Командир, поебать. Уже шумим... Короче, если побегут на меня, не суйтесь под мой огонь. Мужики, всё слышали?

     — Хохол принял. — Медведь принял, — ответили группники.

     — Длинный принял, — сказал в рацию Длинный.

     — Длинному закрепиться и не высовываться! — приказал Молотов. — По возможности поддерживать огнём Медведя и Хохла. По запросу обозначить себя.

     — Принял, — ответил Длинный. Он подхватил с земли лежавший рядом АЕК-973 и выглянул из-за кирпичного столба, на котором с одной стороны висела проржавевшая ворóтина, а с другой — такая же ржавая калитка. — Пойдём в дом! — сказал он, обернувшись к Че. — Там нас труднее достать будет.

     В этот момент со стороны железной дороги послышались частые короткие автоматные очереди. Это Хохол с ребятами взялся за эстакадных стрелков. А через пару секунд где-то в помещении кирпичного трёхэтажного дома глухо взорвалась первая граната...

     Там же, минутой ранее

     Пройдя через выгоревшую квартиру на первом этаже в прошлом жилого дома, Железный вышел через подъезд в тенистый от разросшихся крон деревьев внутренний двор, образуемый стоявшими квадратом домами. Двор зарос так, что неба видно не было, и среди дня во дворе стояли почти вечерние сумерки.

     Двигаясь по бетонной отмостке вдоль дома, Железный дошёл до угла. Осмотрелся и быстро обнаружил местоположение автоматчика: угловая квартира на втором этаже красного кирпичного дома, что стоял вдоль улицы памяти «жертв» Советской Власти. «Вот вы где, выродки ебучие...» — произнёс Железный беззвучно, одними губами, заметив шевеление в смотревшем на двор окне квартиры.

     Расстояние было метров пятнадцать. Окно без стекла — тем, кто внутри, всё хорошо слышно. Если выродок с «Калашом» выглянет в окно, то всё, пиши пропало... положит Железного на таком расстоянии. Но Железный уже решил, что будет делать.

     Аккуратно он поставил у стены дома свой новенький АЕК — такой же, как и у всех в отряде, 973-й, сделанный под патрон 7,62 мм — и достал из кармашков разгрузки две РГО. Указательными пальцами выдернул сначала одно кольцо, потом другое... В этот момент за домом началась стрельба. Стреляли знакомые автоматы, чётко, короткими — по два-три патрона — очередями. «Хохли́на, друг дорогой! — обрадовался Железный. — Вовремя ты подошёл!» Он улыбнулся и, пригнувшись, побежал прямо на угол дома напротив.

     В окне кто-то дёрнулся, что-то крикнул, звякнули карабины на ремне автомата. Но Железный словно ничего не слышал. Подбежав к углу здания на расстояние примерно четырёх метров, он одну за другой закинул обе гранаты в крайнее от угла окно второго этажа. Пока перекладывал вторую РГО из левой руки в освободившуюся правую, первая граната уже взорвалась — сработал ударно-дистанционный запал. Хлопнуло несильно. Крики боли заглушил второй хлопок. После второй гранаты крики сменились стонами.

     Железный не стал возвращаться за автоматом. Достав из кобуры ПММ, новенький, как вчера с завода, он быстрым шагом направился в подъезд дома. На эстакаде за домом продолжали постреливать, но уже реже.

     Внимательно осматриваясь на предмет наличия в подъезде растяжек и прочих подлянок, Железный поднялся в квартиру, заставленную пыльной ветхой мебелью. Пройдя прямиком в самую большую комнату, служившую прежним жильцам гостиной, он обнаружил там двоих лежавших на полу и скуливших выродков.

     Один, рядом с которым валялся видавший виды «Калаш», похоже, был вожаком всей шайки. Здоровенный — центнера полтора весу, мордатый, полностью лысый, без бороды и даже без бровей. Первое, что пришло на ум Железному при виде этого выродка, было слово «слизень». Выродок был похож на человекоподобного слизня, опухшего, отёчного, белёсого, мерзкого. Выродку досталось изрядно осколков, — на покрытом толстой коркой слежавшейся пыли сером ковре контрастно выделялось расплывавшееся алое пятно, — но помирать выродок пока явно не собирался. Такого подлечить и ещё бегать будет. Железный отпихнул ногой «Калаш» в сторону и пнул слизня-переростка по морде носком ботинка. Выродок прикрылся загребущими как совковые лопаты ладонями, по которым сразу стало видно, что он — выродок во всех смыслах этого слова: мутант. На правой руке урода было четыре мясистых широко расставленных пальца (явно от рождения, без характерных при потере конечностей культей), на левой — пять, но кисть зеркальная, с растущим назад большим пальцем, указательным на месте мизинца и мизинцем на месте указательного.