Консерватория:музыка моей души

Целитель не стал спорить. Еще раз поклонившись и пожелав скорейшего выздоровления молодой леди, он покинул комнату, плотно закрыв за собой дверь.

* * *

Милдред сидела в кресле в комнате Маркаса Двейна и внимательно слушала начальника:

— Я думаю, теперь, когда девочку можно перевозить, а вся возможная и невозможная медицинская помощь ей оказана, лучше всего будет отправить ее обратно в консерваторию. Но одна, как ты понимаешь, в ее состоянии она поехать не может, — первый проректор устало взъерошил себе волосы.

— Я понимаю, Маркас, я поеду, — кивнула секретарь.

— Тогда начинай собираться. Отъезжаете завтра утром, — произнес лорд Двейн и добавил. — Спасибо, Мила.

— Глупости, — фыркнула женщина. — Хорошо еще, что к девочке вернулось зрение. Хоть как-то сможем общаться, не то я вообще не знаю, что бы мы делали, — неожиданно она задала вопрос. — Кстати, Маркас, а как быть с ее учебой в консерватории?

— Мастер Диглан сказал, что возвращение слуха возможно. Будем стараться это самое возвращение спровоцировать. До следующей сессии отчислять ее никто не собирается, а там, надеюсь, что-нибудь да проясниться. Девочка невероятно талантлива. Будет очень жаль потерять такую одаренную оллему.

— Будем надеяться, этого не произойдет и слух к ней вернется, — ответила Милдред и встала с насиженного места. — Если ты не против, я пойду собираться. Да и Таллии нужно сказать, что мы завтра уезжаем.

— Конечно, Мила, иди, — Маркас встал и проводил секретаря до двери.

На прощание она обернулась, погладила его маленькой ладошкой по небритой щеке и произнесла:

— Не переживай, Маркас, все образуется.

Поймав вымученную улыбку начальника, женщина развернулась и направилась к покоям студентки, а первый проректор закрыл дверь. Не успела она дойти до нужной ей двери, как сзади раздолось вежливое покашливание и негромкое:

— Леди Уорд?

Милдред обернулась и увидела знакомого молодого человека, секретаря лорда Гаррета Бирна. Улыбнувшись одними губами, она вежливо спросила:

— Да. У вас ко мне какое-то дело?

— Да, леди Уорд. Лорд Бирн просил вас зайти к нему, — склоняя голову, ответил мужчина.

На лице Милдред не дрогнул ни один мускул, она все так же неизменно вежливо и ровно произнесла:

— Благодарю, я зайду, к лорду Бирну, как только у меня освободится минутка, — и, не обращая внимания на опешившее выражение лица секретаря, означавшее что-то вроде 'как это, на приглашение главы тайной службы не ринулись немедленн!', отвернулась и продолжила свой путь.

Молодой человек не зря занимал свое место и глупостью отнюдь не отличался, поэтому тоже развернулся и отправился на свое рабочее место, попутно размышляя, как передать слова леди Уорд начальнику, чтоб они не звучали, как вежливый посыл куда подальше.

Дверь комнаты Таллии Хейс открыл Даррак Кейн, но Милдред ничуть не удивилась.

— Оллам Даррак, разрешите войти, — поприветствовала она явно уставшего, а потому осунувшегося молодого человека с глазами, горящими твердой решимостью.

Оллам отступил, освобождая проход. На кровати, облаченная в ночную рубашку и халат сидела сама Таллия, очень бледная и с невероятно потерянными глазами, которые оживали только, когда натыкались на выпускника композиторского.

Улыбнувшись и кивнув в знак приветствия девушке, секретарь первого проректора консерватории подошла к столику, на котором лежали письменные принадлежности, и стала писать. Даррак тоже подошел к столику и стал следить за тем, как появляются буквы на белом листе бумаги, ставшим единственным проводником слов для потерявшей слух девушки.

Пробежав глазами по написанному, молодой мужчина взял в руки перьевую ручку и к информации об отъезде приписал размашистым мужским почерком 'Я еду с тобой'. Милдред встретилась взглядом с молодым мужчиной и улыбнулась. Возражать она не собиралась.

После чего дождалась, когда Талиия прочитает протянутую ей записку и неуверенно кивнет в знак согласия, ободряюще улыбнулась и покинула комнату. Дел еще предстояло много: завершить все собственные, собраться, вернуть инструмент Таллии мастеру-кладовщику, закрыть ее практику у маэстро Диармэйда и не попасться на глаза Гаррету Бирну.

* * *

Ближе к вечеру, когда мои веки уже смежал сон, навязываемый успокоительным, прописанным мастером Дигланом, Даррак неожиданно поднялся с кресла, придвинутого к кровати, и направился к дверям. Кто-то постучал? Я поднялась и села на постели, пытаясь угадать, кому могла понадобиться. Дар открыл дверь, и после нескольких секунд заминки зашла Ния. Моя замечательная солнечная Ния, свет голоса которой не сможет рассеять пелену мрака, окружающую меня. Слезы не полились неконтролируемым потоком только благодаря все тому же успокоительному.

Вот ее губы пошевелились, и она с сияющей улыбкой что-то произнесла. Влажная капелька соскользнула с моих ресниц на щеку. Ния остановилась и перевела озадаченный взгляд на Дара. Его губы зашевелились, а темнота вокруг меня как будто стала плотней. Мне не нужно было слышать, что он говорит моей подруге, я и так это знала.

По мере того, как двигались губы моего Дара, лицо Нии тускнело, глаза заполняло отчаянное неверие, а улыбка давно стекла с ее собственных губ. Она сделала шаг, затем другой, третий. Присела на кровать рядом со мной и посмотрела на меня с вопросительным криком в глазах. Я уже привычно сглотнула набежавший ком и кивнула, чтобы в следующее мгновение оказаться в теплых и неожиданно крепких объятьях подруги. Не знаю, сколько мы так просидели, но уснула я окруженная ощущением тепла от рук солнечной девушки.

* * *

Почувствовав, что тело Таллии обмякло, а дыхание выровнялось, Орния Бэрк попросила оллама помочь. Вместе они аккуратно устроили девушку на постели, после чего вокалистка тяжело вздохнула и вытерла ладонями мокрые щеки.

— Как это произошло? — тихо спросила она, не потому что боялась разбудить Таллию, а потому что громко говорить не было ни сил, ни желания.

— Несчастный случай, — коротко и так же негромко ответил ей Даррак. — Неудачно упала, после того, как ее оттолкнул Грейнн.

— Грейнн? — солнечная девушка вскочила с насиженного места и повернулась к молодому человеку. Ее глаза искрили жаждой справедливости, а волосы, казалось, готовы были зашевелиться бы от переполняющего хозяйку гнева. — Да сколько можно?! Долго он еще будет ломать чужие судьбы?!

— Недолго, — спокойно ответил Даррак, впрочем, разделяя эмоции Орнии. — В этом году он совершенно точно не вернется в консерваторию.

От таких слов девушка как будто сдулась и упокоилась, негодование уступило место печали.

— Даррак, что же теперь будет? Как она будет учиться? Как она будет жить дальше?! — мутная пелена слез снова застелила глаза девушки.

— Целитель сказал, что слух может вернуться, — без особой уверенности в голосе ответил оллам.

— Дай небо, — прошептала Орния и направилась к двери.

У самой створки она остановилась и, оглянувшись, произнесла:

— Спасибо, Даррак, за то, что заботишься о ней, — после чего вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Даррак Кейн развернулся к кровати и посмотрел на лежащую девушку, бледную, как простыни, на которых она спала. Сжав кулаки, он пообещал сам себе, что ее глаза цвета безоблачного неба еще будут лучиться счастьем, что бы ни пришлось для этого сделать.

* * *

Милдред уже собиралась лечь спать — сегодня был очень тяжелый и насыщенный день, а завтра предстояла дорога, так что выспаться точно бы не помешало — когда в дверь ее комнаты постучали. Накинув халат, она открыла и оказалась под прицелом суженых ярко синих весьма гневных глаз. Запахнув полы халата, женщина приподняла брови и спокойно спросила:

— У вас ко мне какое-то дело, лорд Бирн?

— Милдред, что происходит? — мужчина решил не рассусоливать, оставив придворный этикет и вежливость, сейчас было не до них.

— А что-то происходит, лорд Бирн? — с самым независимым видом осведомилась секретарь первого проректора консерватории.

— Ты мне скажи, — глаза главы тайной службы опасно блеснули. — Я просыпаюсь — тебя нет. Весь день ищу и не нахожу. Зову — ты не являешься, а сейчас выясняется, что ты завтра утром уезжаешь, даже не поставив меня в известность, — мужчина говорил тихо, но зло.

— С каких пор я должна ставить вас в известность о своем расписании, лорд Бирн? Смею напомнить, что моим непосредственным начальником является лорд Маркас Двейн и только он в праве предъявлять мне претензии. Да и те могут касаться исключительно сферы моих служебных обязанностей, — голос леди Уорд был сух и абсолютно нейтрален, в нем не было даже намека на какие бы то ни было чувства.

— Мила... — Произнес было Гаррет Бирн и сделал шаг к женщине, но та не только не отступила в комнату от его напора, но и не дала ему не то, что закончить — начать фразу:

— Леди Уорд.

От холодного тона женщины еще недавно плавящейся в его руках глава тайной службы оцепенел и застыл. Потекли секунды молчания, сопровождаемые только битвой взглядов. Вернее, это его глаза метали молнии. В ее не было ничего кроме отчетливого равнодушия и желания поскорей окончить беседу.

— Леди Уорд, я не понимаю мотивов ваших недавних действий, — сквозь зубы произнес Гаррет Бирн.

— Это все? — приподняв бровь, уточнила Милдред.

— Да, — срываясь на рык ответил мужчина.

— Не забивайте голову ерундой, лорд Бирн. Доброй ночи, — и с этими словами рыжеволосая красавица с непроницаемым лицом закрыла дверь комнаты прямо перед носом главы тайной службы.

Тот несколько секунд не мог поверить своим глазам, а потом занес кулак и снова постучал. Ответа не последовало. Тогда он позвал 'Милдред', но ответом снова стала тишина. Не сдержав эмоций, он с силой ударил по двери неприступной и непостижимой красавицы и, тихо ругнувшись, ушел.

А с той стороны двери, прислонившись к стене и запрокинув голову вверх, стояла Милдред и улыбалась, очень грустно улыбалась.

* * *

В кабинете главы тайной службы царила мрачная атмосфера, все присутствующие хмурились. Предгрозовую тишину прервал звук отрывшейся двери, в которую вошел человек, ожидаемый всеми присутствующими. Лорд Гаррет Бирн сделал знак молодому человеку садиться, что тот и исполнил. Расторопный секретарь закрыл дверь, и снова тишина вступила в свои права. Но ненадолго. Первым слово взял первый проректор консерватории Аберга Маркас Двейн:

— Оллам Грейнн, думаю, вы осознаете причину своего появления в этом кабинете, — молодой человек едва заметно кивнул, но не проронил и звука. — Ваши действия стали причиной серьезных, возможно, необратимых увечий оллемы Таллии. Вы пытались напасть на оллама Даррака. И тому и другому есть весьма весомые доказательства. Но здесь мы собраны не для того, чтобы озвучивать подтвержденные факты, а для того, чтобы разобраться в мотивах и принять решение о вашем, оллам Грейнн, наказании.

Грейнн Бойл легко вздрогнул и моргнул.

— Перед тем, как мы начнем, — продолжил лорд Двейн. — У вас есть возможность рассказать все самому.

Снова в кабинете повисла тишина. Оллам не спешил раскрывать рот, а остальные не торопились его поощрять. В итоге все, что Грейнн сказал, было следующим:

— Я не могу объяснить этого.

Первый проректор хмыкнул и повернулся к стоящему рядом маэстро Диармэйду:

— Тогда дело за вами, маэстро.

Первый оллам королевства сделал несколько шагов и встал перед студентом.

— Оллам Грейнн, я сейчас буду напевать мелодию. Ваша задача — запомнить ее и подпевать мне столько, сколько я буду ее исполнять. Все ясно? — довольно жестким и суровым тоном осведомился он.

Студент кивнул и весь обратился в слух.

Маэстро Диармэйд, не отрывая взгляда от глаз студента, начал напевать странную ритмичную мелодию, она была довольно короткой, но повторялась раз за разом, пока голос молодого оллама не вплелся в рисунок, напеваемый маэстро. После того, как Грейнн Бойл перестал прислушиваться, опасаясь не попасть в ноту, что было интуитивным страхом всех музыкантов, первый оллам королевства стал постепенно увеличивать громкость и темп. Студент консерватории подсознательно следовал за ведущим, подстраиваясь и перенимая характеристики мелодии. Необычная музыка заполнила пространство кабинета главы тайной службы напряжением. Лорд Двейн и хозяин кабинета, хоть и выставили блоки, все равно ощущали себя неуютно и оттого еще больше хмурились.

Все прекратилось внезапно: маэстро просто замолчал, доведя мелодию до логического завершения и не начиная нового витка. Голос Грейнна оборвался на долю секунды позже, но даже этого мгновения хватило, чтобы различить в нем натужность. Когда дуэт, как и визуальный контакт, распался, Грейнн, будто без сил, откинулся на спинку кресла. И прикрыл глаза, а маэстро Диармэйд задумчиво потер подбородок тыльной стороной пальцев.

— Кто-то очень сильно на вас зол, оллам Грейнн. Невероятно зол. Хотя, если принять во внимание ваш характер, я этому ничуть не удивлен, — произнес после продолжительной паузы маэстро.

Грейнн Бойл в искреннем удивлении распахнул глаза и уставился на первого оллама королевства, взиравшего на него с некоторой долей разочарования и презрения. Странное дело, обычно такое открытое пренебрежение будто спускало какую-то пружину, и на лицо сама собой наплывала маска надменности, а с языка начинали слетать колкости, но сейчас, парень чувствовал себя настолько изможденным, что сил у него хватило только на вздох.

— Что можете нам сказать, маэстро? — прервал очередную паузу лорд Гаррет Бирн.

— Оллам находится под влиянием, — спокойно и с интересом ожидая реакции молодого человека, произнес маэстро Диармэйд.

— Продолжительность и сила влияния? — сухим надтреснутым голосом уточнил лорд Маркас Двейн.

— Приблизительно три с половиной — четыре месяца. Уровень дара соответствует вашим вокалистам.

В снова воцарившейся тишине отчетливо стал слышен хруст сдавленных костяшек первого проректора. Глава тайной службы повернулся к нему и озвучил то, понимание чего уже висело в воздухе:

— Это кто-то из твоих студентов, Маркас.

— Я с этим разберусь, — жестко ответил первый проректор.

— Уж постарайся, — кивнул Гаррет Бирн, а затем снова обратился к первому главному музыкальному распорядителю. — Маэстро, нужны подробности.

Первый оллам королевства отошел от молодого человека, потрясенно взиравшего на него с той самой секунды, как услышал о влиянии, и произнес:

— Влияние рассчитано на несколько лет и направленно на изменение восприятия вполне определенных эмоций, а именно: в случае, если оллам Грейнн испытал бы ощущение влюбленности, воздействие должно было запустить в нем жажду причинить объекту трепетных чувств боль. И чем сильнее влюбленность, тем кровожадней должны были быть его желания и, соответственно, действия.

— Что? — потрясенно выдохнул Грейнн.

— По-моему я говорю вполне членораздельно, молодой человек, — ответил ему маэстро Диармэйд. — Позволю себе предположить, что вы обидели юную неопытную и весьма чувствительную оллему, которая в ответ на обиду выбрала жестокий способ отмщения. В результате чего и вам, и юной леди грозит запечатывание дара.