Небо шамана. 1 часть

Но эти растительные необычности не идут в сравнение со скалами и морским берегом. Дома я не сумел побывать на морском берегу, хотя очень хотелось. По рассказам бывалых, у нас море в прибрежной полосе тёплое и ласковое, а ещё пресное. А уж буйство прибрежной растительности стало у нас объектом поговорок, вроде того, что "лохматый как морской берег", наверно самым близким аналогом здесь будут мангровые джунгли на берегах тропических морей, про которые прочитал в учебнике географии. А здесь на берегу растительности почти нет, голые растрескавшиеся скалы, на которые тысячелетиями обрушивается слепая сила океана. И море не тёплое лазорево-голубое, в котором хочется поплескаться, а стылое свинцово-серое, даже в солнечный день. Ещё оно солёное и накатывает на берег мерными округлыми валами, которые с пеной обрушиваются на многочисленные камни прибрежной отмели, вскипают в них и добегают до береговых скал уже брызгами и пеной. Но это сейчас, когда погода тихая и накат — это просто отголосок океанских волн, говорят, в шторм волны не замечают каменного мелководья и взлетают выше прибрежных скал и к берегу близко не подойти, если не хочешь промокнуть насквозь. И такая во всём этом чувствуется мощь, что по сравнению с ней невольно ощущаешь себя песчинкой. Не знаю, почему море назвали Белым, может это юмор здесь такой?

На берегу обнаружил огромное количество переплетений линий Силы. Здесь на границе моря и материка линии Силы словно переплетаются между собой, словно они питаются от мощи берегового наката... В некоторых местах возникли такие завихрения, что можно было бы их назвать местами Силы. Конечно, даже в этих местах Силы магический фон раз в сто меньше, чем на Пери, но по сравнению с обычным фоном Земли в таких точках Силы магический фон раз в десять выше. В одном из таких мест недалеко от береговой скалы Красная Щелья ("Щелья" на местном диалекте значит скала или скалистая гора, а не щель-расщелина, как просится по названию) я нашёл остатки старинного языческого капища с выложенными кругами камнями. Может на этих камнях когда-то сидели местные шаманы или приходило молиться всё племя. И в зоне перекрестья линий Силы, словно вытоптанное голое место, будто запрет на нём расти траве и мху. И я точно знаю, что этим местом Силы не пользовались уже очень давно, что не удивительно здесь на Земле. Когда здесь даже самые сильные шаманы едва ли были способны на совсем уж слабенькие фокусы, по сравнению с которыми — возможность зажечь огонь величины спички уже является верхом волшбы и магии. И даже мои скромные знания рунических форм здесь не могли появиться, только если их мог кто-то принести, как и я перекинутый своим сознанием чародей из магического мира, но и таких следов пока не встречал...

В сказочном представлении местных людей я, как маг и шаман, наверно должен это найденное мной место Силы огородить, чтобы единолично пользоваться Силой и жутко гордится этим владением. Вот только Сил здесь катастрофически мало даже для напитывания рунических формул, гораздо больше и быстрее это происходит в полёте, так и зачем мне привязываться к этому слабенькому переплетению линий Силы? Ведь даже в центре этого места стоит мне расслабиться, как из меня начнёт тянуть излишки Силы, излишки в понимании малого внешнего фона и градиента от высокой концентрации к малой. Впрочем, всё-таки меньше, чем везде. Я таких мест вдоль побережья обнаружил несколько штук и только в одном месте были следы старинного шаманского капища в честь древних Богов. Из этого напрашивается вывод, что никто из местных реально Силу использовать никогда не пытался, лишь как-то почувствовали и отметили необычность найденного места...

Но сейчас окрестная жёсткая природа торопливо просыпается навстречу весне, которая сюда всё-таки добралась и короткому северному лету. Во влажных местах яркими жёлтыми пятнами расцвела калужница, в других, пробились другие первоцветы. В суровой аскетичности даже эти маленькие цветочки выглядят так радостно и празднично, как наверно не произведёт впечатление сплошь покрытый роскошными цветами пригорок в джунглях среди южного буйства красок. Лес наполнился птичьим гомоном, а над нами в сторону Кольского полуострова потянулись косяки перелётных птиц. К сожалению, вместе с весной появились и комары со злой местной мошкой. Но даже они не мешают наслаждаться удивительной какой-то хрустально нежной и уязвимой окружающей природой. Выкроил минутку от изнуряющих занятий и после двух вылетов с отработкой заданий по боевому применению. Отошёл к линии постов охраны, чтобы посидеть на нагретом за день облюбованном валуне, расслабился, скинул потный шлемофон и накинутый на плечо бич, сбросил рядом тяжёлый ремень с кобурой, расстегнулся и с наслаждением потянулся...

Вдруг услышал какую-то возню и попискивание в паре шагов справа. Аура какого-то мелкого зверька и не просто так, а явно страдающего. В сумраке кустов разглядел какой-то свернувшийся тёмный комок, к которому протянул руку и тут же получил прокушенный, словно пробитый иголками, палец и возмущённое шипение. Засунул прокушенный палец в рот, ну, не капать же кровью. Хоть больно, но понятно, что куснули меня не со зла, а от страха и боли. Пришлось встать на колени и тихим шепотом уговаривать. Понятно, что зверёныш меня не поймёт, но с голосом и интонациями связаны эмоции, а вот это он понять должен. Как и то, что в ответ на его укус его не наказали, а ведь могли и даже должны, вот только при нашей разнице в размерах, шлепок человека в лёпёшку его превратить может. Минут пять уговаривал, пока не увидел, что оскаленные острые зубки исчезли, и сердитое шипение прекратилось. Тихонечко положил открытую ладонь на землю перед зверьком, в расчёте, что сделает шаг вперёд и смогу взять его рукой, а в идеале, лучше если бы зверёк сам залез на руку, но на такое надеяться наивно. Тут маленькое уточнение, если бы это был заяц или какой-нибудь тушканчик я бы возиться не стал. А здесь я почувствовал, что этот зверёк — хищник, а этим мы с ним похожи, можно сказать, родственники двоюродные...

Конечно, зверёк мне на руку не полез и когда я его попытался аккуратно взять, он ещё раз меня куснул своими острыми иголками зубов, хорошо, что не ядовитыми. То, что поместилось у меня на ладони, вызывало жалость и своим видом производило впечатление, что у него очень мало надежды на выживание или даже продолжительное существование. Влажная свалявшаяся шёрстка на шкурке натянутой на тщедушный скелетик, который каким-то чудом словно просвечивал сквозь свалявшуюся слипшуюся шёрстку. Даже слезящиеся глазки — бусины словно подёрнула мутная поволока, а когда-то пушистый хвост едва подёргивается тоненьким облезлым чёрным прутиком. Уже взяв это невесомое тельце на руки, я вдруг почувствовал в нём что-то такое родное и требующее защиты, что понял: буду вытаскивать, если надо с того света, это мой зверёк!...

Вообще у нас особенно привязываться к животным не очень принято. Особняком стоят кони, которые для мужчин — даже не на уровне близких родственников, а на равных с рукой или обеими. Охотники иногда привязываются к своим собакам, с которыми, как и с конями проходит слияние, то есть частью своей души и сознания охотник начинает жить жизнью и чувствами собаки, но ни коня, ни собаку в шатёр никто не возьмёт. А вообще, у нас животные рядом и вокруг всю жизнь. Новорожденные детёныши, что родились в холодное время, до тепла часто в шатрах с нами живут, а как иначе, они же ещё маленькие и застудиться могут, особенно если мамаша молодая и не очень опытная, кстати такие обычно раньше времени помёты и приносят. Утром просыпаешься, а тебе подмышку какой-нибудь бестолковый ягнёнок подлез ночью. Замёрз и нашёл, где ему теплее будет или мамаша убежала и щенки решили, что пока её нет, ты вполне им её заменишь и даже шевельнуться сложно, чтобы кого не подавить. На это время мамашу в шатёр пускают детёнышей покормить и вылизать, чтобы она их запах не забыла и не бросила. Козу, лошадь или овцу никто конечно в шатёр не пустит, им детёнышей покормить выносить нужно, а собаку или кошку проще внутрь пустить, тем более, что у них и детёныши слепые и более беззащитные. Так, что быть во сне описанным маленьким щенком или козлёнком — это почти привычно. Ну, а чего с них взять, они же маленькие и не могут терпеть долго. Поэтому на эти дни из шатров убирают привычные постели, ковры с пола и на пол стелют дешёвый войлок, чтобы тепло только было. Всё ведь пропахнет, и не отмоешь, малыши ведь не только писают, но и какают, и хоть моча и кал у них от молока не такие ядрёные, как у взрослых, но всё равно пахнут. И вот первые дни весеннего тепла, после которых уже не будет сильных заморозков и празднуются у нас как новый год. Перед праздниками шатры чистят, выпускают и выносят на улицу всю детвору и можно вернуть в жилища привычный порядок. Собственно, это почти такая же примета весны, вернее последних холодных дней зимы как само празднование наступления нового года.

А вот держать, как здесь в домах кошек или домашних собак у нас совершенно не принято. И уж точно, наверно в тяжёлом бреду бы никому в голову не пришло держать дома хомячка или крысу, как, мне рассказывали иногда делают. Нет, наверно я не точно объясняю. У людей здесь дистанция до животных во много раз больше, чем у нас. И с позиции людей уровень понимания и общения мальчишек, которые пасут крандов с помогающими им сторожевыми собаками намного выше, чем у местного легендарного дрессировщика Дурова. То есть Дуров — это вершина понимания и контакта с животными для людей, а для наших мальчишек их связь с собаками — ничего особенного. Здесь, обучили собаку по команде сидеть или лежать и считается, что они слились с хозяином. У нас даже слова ДРЕССИРОВКА в языке нет. Я в зверёныше почувствовал родное, словно это я же, только попавший в это маленькое тельце, и просто не могу не помочь. А дальше всё на его усмотрение, захочет остаться, буду о нём заботиться, захочет уйти, буду рад, что он решил жить в своём мире и среди своих, так даже лучше. У нас взять и выходить раненого детёныша — это сколько угодно и взять такого в дом естественно. А уж, сколько разных подранков и потеряшек дети к шаманам приносят, не сосчитать, но мало кому из них нужно выхаживание, шаман их тут же лечит и их относят туда, где нашли. Вот и я этого подранка только полечить собирался. Хотя, наверно мне здесь немного не хватает животных рядом...

Устроил зверька в шлемофон, сделал из подшлемника что-то вроде гнёздышка, уложил маленького злюку, подпоясался, привёл себя в порядок и пошёл в медсанчасть. По времени приём амбулаторных больных у доктора уже закончен, его нет на месте, и есть шанс, что мне удастся договориться о помощи такому неожиданному пациенту с его помощницей. Без особой надежды постучал и зашёл в процедурную, где спиной ко мне Анна чем-то занималась, и, не дожидаясь уже готового сорваться с её губ возмущения, что прочёл в её распахнутых серо-зелёных глазах:

— Не шуми! Тут, понимаешь... Живое ведь... Помоги лучше, если сможешь...

Нужно пояснить, чего это я так нервничал и даже опасался военфельдшера, ведь я всё-таки лейтенант, то есть командный состав, а она сержант. До нас регулярно доводят приказы ГКО, в том числе приказ от 14 апреля о мобилизации в армию тридцати тысяч женщин на должности специалистов связи. Но нас гораздо больше заинтересовал приказ от 19 апреля о мобилизации сорока тысяч женщин в службы аэродромного обеспечения для замены красноармейцев — мужчин.* После оглашения этого приказа аэродром пару дней будоражило. Ну, сами представьте, куче молодых мужчин сообщили, что скоро к ним чуть ли не цветник доставят. Нет, у нас были девушки в полку в столовой и при службе тыла банно-прачечное отделение, где было чуть больше двух десятков женщин, большинство из них вольнонаёмные из местных и чаще в возрасте и так работой загружены, что не до глупостей с лётчиками или техниками им. А тут всем очень интересно, как скоро и в какой форме выполнение этого приказа отразится на нашем полку.

Но вот прошло уже почти два месяца, а замены женщинами техников у нас в полку пока не произошло. Я про это рассказываю, потому, что первые девушки за эти месяцы у нас появились. Два дня единственная новая девушка была в хозяйстве у доктора Веселова, невысокая, худенькая, о которой каждому в полку было известно, что фамилия — Морозова, но не родственница нашему штурману, очень строгая и уже довела до многих: "Меня зовут Анна, прошу учесть, никак не Анка, не Анюта, и уж тем более не Нюша, Нюра или Нюся! А лучше товарищ сержант медицинской службы!". Само собой, поначалу активизировались все наши полковые ловеласы, и их штурм потерпел сокрушительную неудачу. В полку сложилось устойчивое мнение, что место рядом с неприступным военфельдшером прочно занято самим Веселовым, и остальным ловить нечего. Впрочем, Анна в одиночестве пробыла всего два дня. Старшим писарем в штаб взяли Ольгу Коновалову, которая мгновенно переключила на себя всё кобелирующее внимание. И там было на что поглядеть, высокая, выше меня, русоволосая с толстой косой до пояса, синеглазая с тёмными бровями вразлёт. Не просто со всеми положенными женскими изгибами и выпуклостями, их было даже с избытком, говорят, Бурдужа только крякал первые пару дней, когда на неё взгляд попадал. Каким вывертом фронтовых случайностей недоучившийся бухгалтер из Смоленска оказалась красноармейцем в нашем штабе наверно никто не объяснит. А вот то, что она оказалась язвительной на язык и способной поставить на место любого своим насмешливо-снисходительным прищуром, оказалось почти неожиданным на фоне первого впечатления. К чему я об этом вспомнил? К тому, что с моим зверёнышем мне скорее всего с этой самой строгой и придётся столкнуться. Ну, не к Веселову же идти, ещё и обидеться может, мужик он резкий... Хотя и эта неприступная фифа ещё неизвестно как себя поведёт, тоже может отказать. Я её видел только во время предполётных осмотров у Веселова, сами понимаете, что в рядах осаждавших её с первых дней меня не было. Поэтому мог судить только по отголоскам и обрывкам случайно услышанных разговоров. Война, мне кажется, совсем не время носиться и кобелировать задравши хвост. Если откажет, придётся как-то самому с малышом разбираться, вот только без помощи очень трудно. И медпункт всё-таки лучше приспособлен для возни с разными болезными...

Не до ритуалов мне, важнее моего зверёныша спасти. Весь заготовленный лепет, который придумывал по пути в медсанчасть, чтобы убедить её помочь в лечении моего зверька куда-то улетел. А то, что зверёнок стал уже мой, пока нёс его до медпункта у меня не осталось никаких сомнений. И даже то, что для начала знакомства он меня уже дважды до крови куснул значило лишь то, что он очень испуган и пытается защищаться, значит есть характер, вредный, но есть, значит боец и это приятно, борется и не сдаётся. На меня глянули очень строгие глаза из-под обреза белой накрахмаленной косынки, заметил ещё сердито поджатые в нитку губы, но когда она увидела в шлемофоне моего зверька всё мгновенно изменилось. Через секунду этот белохалатный вихрь захватил меня и на столе в процедурной на белоснежной простынке малыша уже под какие-то невнятные причитания вытащили, разворачивали, а я только стоял рядом и поддерживал, как мне командовали...