— И что теперь?
Флойд вытер верхнюю губу от скопившейся на ней кофейной пены. — Сейчас? Теперь я бы поставил хорошие деньги на то, что они обе шпионки.
— Ты увяз слишком глубоко, — сказала Грета. — Если бы Кюстин был здесь, он бы сказал тебе точно то же самое: возьми то, что у тебя есть, и передай это нужным людям, Флойд. У них нет причин враждовать с тобой.
— Я должен снять Кюстина с крючка, Грета. И единственный способ, которым я собираюсь это сделать, — это последовать за этой женщиной.
— Она тебе понравилась, не так ли?
Флойд потянулся за своим пальто. — Она не в моем вкусе.
— Может, и так, но она все равно тебе нравилась.
Флойд покачал головой, смеясь при мысли об этом. Но он не мог посмотреть Грете в глаза.
В бронированной стеклянной колбе спасательного пузыря индикаторы состояния транзитного корабля мигали и гасли с гипнотической регулярностью. — Вращается, — сказала Скеллсгард, прислоняясь к одной из консолей верхнего уровня. — Ты уверена в этом, Оже?
— Просто скажи мне, что делать. Я позабочусь об остальном.
Полосатая, как пчела, удерживающая люлька начала поворачиваться, разворачивая корабль на 180 градусов. В отличие от окружавших его сверкающих механизмов, транзитный корабль выглядел как какая-то невероятно потрепанная реликвия из музея истории космоса: капсула, которую доставили бы из космоса жокеи, полагающиеся на выдержку и логарифмическую линейку, чтобы добраться домой. Оже пришлось напомнить себе, что корабль получил все эти повреждения во время единственного перехода между порталами и что к тому времени, когда он появится на Фобосе, примерно через тридцать часов, он будет примерно в два раза более потрепанным.
— Корабль выглядит достаточно исправным, — сказала Скеллсгард, просматривая параметры монитора. — И это хорошо — у нас достаточно проблем с горловиной, чтобы не беспокоиться еще и о корабле.
— Ты думаешь, что сможешь продержаться всю дорогу домой?
Скеллсгард кивнула. — Я продержусь. Не то чтобы у меня был большой выбор, не так ли?
— Так и должно случиться, — сказала Оже. — Но это не значит, что я не хочу, чтобы спасательная группа была отправлена сразу же, как только ты справишься.
— Они отправятся в путь так скоро, как только это будет в человеческих силах. Даю тебе слово на этот счет.
— Хорошо. Давай пристегнем тебя.
Оже помогла Скеллсгард пройти по высокоуровневому переходу, который вел к воздушному шлюзу, расположенному сбоку от спасательного пузыря. Оже заметила, что Скеллсгард становилась слабее: даже с учетом того лечения, которое ей оказывала аптечка первой помощи, она явно скатывалась к потере сознания. Оже просто надеялась, что ей удастся завести женщину до того, как это произойдет. Она все еще надеялась на повторение команд, необходимых для того, чтобы горло не сжималось.
Воздушный шлюз с грохотом открылся на мощных петлях с поршневым приводом. Оже едва помнила, как выбралась из корабля, казалось, это было так давно. Она осторожно помогла Скеллсгард пройти через шлюз на герметичный соединительный мостик, ведущий к ожидающему кораблю. — Я думаю, может быть, мне стоит наложить шину на твою ногу, прежде чем застегивать тебе молнию, — сказала Оже.
— Нет времени. Я не хочу откладывать наше спасение ни на секунду больше, чем это необходимо. В любом случае, они, возможно, изрядно покромсали меня, но не думаю, что что-то сломано. Перестань беспокоиться из-за меня, ладно? Ты и так уже достаточно мне помогла.
Внутри корабля были расположены три ложемента, с которыми Оже так хорошо познакомилась по пути сюда. Заглушив стоны женщины от дискомфорта, она уложила Скеллсгард на ложе справа, надежно пристегнула ее ремнями безопасности, а затем сложила панель навигации и связи. Оже потянулась к незакрепленному клубку системы катетеров в полете, предполагая, что Скеллсгард не хватит сил доползти обратно до крошечного туалета. — Ты хочешь, чтобы я подключила тебя к сети перед полетом?
— Я справлюсь, — сказала Скеллсгард, поморщившись. — А если я этого не сделаю, я думаю, мое достоинство выдержит это. У тебя есть какие-нибудь мысли о том, что я должна сказать Калискану, когда вернусь?
Оже сунула руку в карман куртки и достала единственный листок бумаги, который ей удалось спасти во время нападения. — Ты можешь продержаться минутку? Мне нужно кое-что записать.
— Просто на случай, если я впаду в кому?
— Это одно из соображений, но мне также нужно кое-что записать для себя.
Оже покинула корабль и вернулась к одной из консолей второго уровня, где она видела блокнот и ручку. Она вырвала чистый лист бумаги и записала все, что, по ее мнению, удалось почерпнуть из документов Сьюзен Уайт. Затем она развернула листок бумаги, который нашла в туннеле, — письмо с завода в Берлине. Она расправила письмо на столе и на другом листе бумаги записала сведения о заводе, включая адрес и имя человека, который написал Уайт. Затем она побежала обратно на корабль, с облегчением обнаружив, что Скеллсгард все еще в сознании.
— Это единственный документ, с которым ребенок войны не сбежал в туннеле, — сказала она, засовывая письмо в нагрудный карман Скеллсгард. — Не забывай, что он там.
— Я не буду.
Затем Оже сложила листок со своими наблюдениями и положила его рядом с письмом. — Это все, что я выяснила на данный момент. Это немного, но, возможно, Калискан сможет разобраться в том, что происходит. В любом случае, возможно, я узнаю немного больше, когда вернусь из Берлина.
— Кто что-нибудь говорил о Берлине?
— Я слежу за одной из ниточек, до которых Сьюзен Уайт так и не дошла сама.
Скеллсгард предостерегающе покачала головой. — Это чрезвычайно опасно. В Париже ты никогда не будешь находиться более чем в часе езды от портала, если что-то пойдет не так. Сколько времени тебе потребуется, чтобы вернуться из Берлина?
— Это не имеет значения: портал мне ни к чему, пока корабль не вернется. Я почти уверена, что смогу добраться до Берлина и обратно за достаточно короткое время.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь наверняка?
— У меня не было времени спланировать это до мельчайших деталей, — сказала Оже. — Все, что я знаю, это то, что в Берлине есть зацепка, и Сьюзен пошла бы по ней, если бы ее не убили. Я обязана сделать для нее все, что в моих силах. Сегодня вечером отправляется ночной поезд, и я планирую быть на нем. Завтра утром я буду в Берлине и, если повезет, к вечеру буду на обратном пути.
— Если повезет, — эхом отозвалась Скеллсгард.
— Послушай, не беспокойся обо мне. Просто возвращайся домой и убедись, что Калискан увидит эти бумажки. У меня такое чувство, что это письмо важнее, чем кто-либо из нас думает.
Скеллсгард сжала руку Оже. — Тебе действительно не обязательно отсылать меня обратно вместо себя.
— Я знаю.
— Но я действительно ценю это. Это смелый поступок, который ты совершаешь.
Оже в ответ сжала руку другой женщины. — Послушай, в этом нет ничего сложного. Это дает мне шанс увидеть немного больше этого мира, прежде чем они заберут меня из него навсегда.
— Ты говоришь почти убедительно.
— Я серьезно. Как бы сильно часть меня ни хотела вернуться на этом корабле вместе с тобой, есть другая часть, которая просто хочет впитать в себя как можно больше E2. Я едва коснулась поверхности, Скеллсгард. Это все, что сделала бы любая из нас.
— Береги себя хорошенько, Оже.
— Я так и сделаю. — Оже отошла от кабины. — Хорошо. Давай закроем тебя и отправим это шоу в турне.
— Тебе ясно, что делать с регулировкой горла?
— Если поездка станет неровной, ты поймешь почему.
— Обнадеживает, как всегда.
Оже толкала дверь до тех пор, пока она почти не закрылась, затем отступила в сторону, когда сервомоторы завершили работу. Теперь всего несколько дюймов бронированного металла отделяли ее от Скеллсгард, но она внезапно почувствовала себя гораздо более одинокой. Она вернулась через воздушный шлюз, затем выполнила последовательность команд отсоединения пуповины, закончив отводом соединительного моста. Через потертое и поцарапанное окно в борту корабля Скеллсгард в последний раз показала ей большой палец. Оже вернулась к главному кольцу пультов и попыталась выбросить из головы все, кроме процедуры, необходимой для управления кораблем.
Ни один из отдельных этапов не был особенно сложным. Первоначальная стабилизация горловины и запуск осуществлялись с помощью заранее запрограммированной процедуры, которая работала точно так, как было объявлено. В полупрозрачных бронзовых конструкциях инопланетной техники подвешенные искры и нити янтарного света почти незаметно ускоряли их движения. Окружающие сгустки и бляшки человеческого оборудования пульсировали и мерцали красными и зелеными индикаторными лампочками. На консоли перед ней аналоговые циферблаты резко переключились на красный, но ей сказали ожидать этого, и она сохранила самообладание. Решетчатый настил под ее ногами начал вибрировать. Она увеличила мощность машин для обработки горловины, и металлический набор инструментов соскользнул с консоли на полпути через комнату, рассыпав гаечные и динамометрические ключи, что заставило ее подпрыгнуть.
На панели последовательность огоньков один за другим сменилась оранжевым: отверстие в горловине теперь было достаточно широким, чтобы принять корабль. Показатели геодезического напряжения были достаточно низкими, чтобы не разорвать его в клочья, при условии, что он пройдет прямо посередине, не задев боковин.
Оже нашла пару защитных очков и поднесла к губам черенок микрофона. — Ты все это понимаешь, Скеллсгард?
Ее ответ прозвучал из встроенного в консоль динамика. Он звучал тонко и отдаленно, как будто она была за сотни километров отсюда. — Отсюда все выглядит нормально. Давай покончим с этим.
Оже проверила, что оранжевые огоньки горят ровно. — Инжекция через пять секунд.
— Избавь меня от обратного отсчета. Просто сделай это.
— Тогда поехали.
Движение было более яростным, чем ожидала Оже. Люлька внезапно накренилась вперед, разгоняя корабль все быстрее и быстрее. В мгновение ока люлька и корабль покинули главный шар пузыря восстановления, вся конструкция заскрипела в ответ на внезапную передачу импульса. Со своего наблюдательного пункта Оже смотрела, как корабль несется по зеркальному инжекционному туннелю, набирая скорость, как торпеда. Две или три секунды спустя люлька достигла предела своей направляющей и резко остановилась, направив корабль вперед по ленивой дуге баллистической траектории. Горловина червоточины, открытая теперь, когда открылась радужная оболочка, представляла собой зияющий прямо перед кораблем, как пасть морской звезды, вихрь сине-фиолетовых статических разрядов. Подпружиненные рычаги выдвинулись из бортов корабля и скользнули по наклонной стене, выплевывая клубы света и расплавленного металла. Мгновение спустя они срезались, деформировавшись в формы, похожие на ириски. Но они выполнили работу, для которой были предназначены, направив транспорт на нужный путь. С последним дождем золотых искр корабль с невероятным ускорением набрал еще большую скорость, в мгновение ока превратившись в светящуюся точку.
Повсюду вокруг нее загорелись аварийные сигналы и предупредительные стробоскопы. Записанный голос начал повторять сообщение о неустойчивом уровне энергопотребления. Сквозь шум она услышала далекий голос: — Оже... ты это читаешь?
Оже наклонилась ближе к микрофону, одновременно взглянув на часы. — Думаю, ты уже в пути. Как это было?
— Интересно, — голос Скеллсгард уже срывался, становясь прерывистым. Маршрутизация сообщений по каналу связи была достаточно сложной, когда в пути не было корабля, но в противном случае это было почти невозможно.
— Скеллсгард, я не знаю, слышишь ли ты меня сейчас, но я собираюсь начать контролируемое сжатие горла примерно через пятнадцать секунд.
Микрофон затрещал в ответ, но Оже ничего не смогла разобрать. В любом случае, сейчас это не имело никакого значения. Жребий был брошен.
Она спустилась по винтовой лестнице к нижней консоли, посмотрела на часы и начала уменьшать стабилизирующую мощность, как проинструктировала ее Скеллсгард. Когда она сделала достаточно переключений, клаксоны, стробоскопы и записанные предупреждения отключились сами собой, оставив ее только с теплым гудением окружающей техники. Янтарные искры и нити притихли сами по себе. Она вернулась на верхний уровень и заглянула в нагнетательную шахту, но там не было никаких признаков улетевшего корабля. Вместо этого люлька возвращалась в восстановительный отсек, в то время как механизм круговой уборки очищал трубу от остатков мусора с искореженных направляющих рычагов.
— Скеллсгард? Маурья? — сказала она в микрофон.
Но ответа не последовало.
Оже посмотрела на часы и отсчитала шестьдесят часов вперед. Кто-то мог бы направить сигнал по каналу связи, как только Скеллсгард окажется дома, но, по всей вероятности, Оже не узнает, добилась ли она успеха, пока в пузырь не войдет новый корабль.
Она не хотела быть в Берлине, когда это произойдет.
Третий проход Оже через цензуру прошел так же без происшествий, как и первые два. Она вздрогнула и взяла себя в руки, затем принялась собирать вещи, которые ей понадобятся для остальной части ее миссии. Она нашла работающий фонарик, затем запихала чистую одежду и пачки местной валюты в красный чемодан. Она ранее забрала у Скеллсгард автоматический пистолет и нашла свежую обойму с патронами на одной из полок в камере хранения. Теперь автоматический пистолет лежал в ее сумочке, рядом с оружием "ребенка войны". Было приятно чувствовать себя вооруженной, когда она начала медленный и грязный путь обратно на станцию. Через десять минут она добралась до туннеля метро, фонарь высвечивал смертоносный блеск электрифицированных рельсов.
У нее перехватило дыхание.
Она совсем забыла об электричестве.
Когда погибли Эйвелинг и остальные, некому было перекрыть подачу электроэнергии, пока она выбиралась из туннеля. Пройдет почти дюжина часов, прежде чем поезда перестанут ходить на ночь, и тогда у нее возникнет дополнительная проблема — сбежать с запертой станции метро. Если бы она не смогла выбраться до тех пор, пока станция снова не откроется на следующее утро — при условии, что за это время ее никто не арестует за подозрительное поведение, — она бы потратила впустую почти сутки из шестидесяти часов, имевшихся в распоряжении до возвращения корабля. Вероятно, она могла бы найти способ замкнуть трассу, но не восстановить подачу электроэнергии, как только выберется из туннеля. И если бы она не была восстановлена, возникла бы слишком большая опасность того, что инженеры метро будут рыться в туннеле, с риском обнаружить вход в туннель, ведущий к порталу.
Оже ждала в убежище второго туннеля, пока мимо не проедет поезд. Ярко освещенные вагоны с грохотом проносились всего в нескольких дюймах от ее лица, и Оже прищурилась от теплого порыва потревоженного воздуха. Через пару минут с ревом проехал другой поезд, в купе которого было пусто, за исключением нескольких пассажиров. Полуденный ажиотаж уже закончился, но поезда продолжали ходить по прежнему расписанию. Она проклинала систему метро за ее бездумную приверженность эффективности.
