— Он увидел метку, — сказала Мирока, заговорив впервые с тех пор, как вошел Кильон. — Он просто не воспринял это так серьезно, как воспринимаете это вы, тупые придурки.
Что-то похожее на улыбку промелькнуло на лице Спаты. — Тогда почему он скрывал это от нас?
— Потому что он знал, как ты отреагируешь. — Несмотря на свои бинты, Мирока сидела, скрестив руки на груди, и выглядела так, словно была готова затеять драку — и продолжить ее, и, возможно, выиграть — с любым в каюте, у кого хватило глупости встретиться с ней взглядом. — Я приняла пулю на себя из-за вас, идиотов, ясно? Я помогала защищать твой дерьмовый дирижабль. Но это не значит, что я не считаю вас всех кучкой суеверных, лицемерных придурков. У вас есть ваше оружие и ваши умные гироскопы, но вы все еще находитесь всего в одном пугающем маленьком родимом пятне от того, чтобы обмочиться. Нам с Резакой сейчас особо нечего сказать друг другу. Но я скажу этому лживому, вероломному ублюдку вот что: он знает вас лучше, чем вы сами знаете себя. Причина, по которой он защищал ту девочку, заключалась не в том, что он верил во всю эту колдовскую чепуху. Он сделал это, потому что знал, что вы не сможете остановиться, и ему не хотелось думать о том, что вы с ней сделаете.
— О, мы немного более образованы, — сказала Куртэйна. — И, между прочим, это управляемые корабли, а не просто дирижабли.
— Как скажешь, маленькая мисс Небесная принцесса. Но я скажу тебе одну вещь. Тут, где я сижу, я вижу множество испуганных, суетливых роящихся существ.
Наконец Рикассо с царственной медлительностью отвернулся от окна. — Я так понимаю, Мирока, ты неверующая?
— А ты?
— Я не верую. — Он сделал театральную паузу. — Ни во что. Я задаю вопрос. Я сомневаюсь. Я сомневаюсь, и сомневаюсь последовательно и систематически. Это называется научным мышлением.
— Надеюсь, ты понимаешь, что, черт возьми, это значит, — сказала Мирока, — потому что я точно не понимаю.
— Я бы и не ожидал от тебя этого, моя дорогая. Мир не совсем благоприятствует научному мышлению. Не в его нынешнем состоянии. Но все меняется, и мы должны делать то же самое. Во всяком случае, те из нас, кто может.
— Это все еще не ответ на мой вопрос о тектомантках, — сказала Мирока.
— Независимо от того, тектомантка эта девочка или нет, — вмешался Спата, — она не может оставаться в Рое. Она будет дестабилизирующим элементом.
— Я думал, что это я был дестабилизирующим элементом, — сказал Кильон. — Или ты собираешься выбросить нас всех троих за борт прямо сейчас?
— Скажи им, Резака, — обратилась Мирока. — Скажи им, что она безобидна, что им нечего бояться.
— Дело не в том, безвредна она или нет, — ответил Спата.
Кильон взглянул на Рикассо, его мысли путались, когда он пытался сопоставить все, что он узнал об этом человеке на данный момент. Фрагменты разговоров, впечатления о личности, скрывающейся за бахвальством и политической наглостью, то появлялись, то исчезали из поля зрения. Рикассо беспокоился о влиянии Нимчи на Рой, но он также был человеком, движимым любопытством, человеком, который не позволил бы головоломке легко ускользнуть у него из рук. Во всяком случае, Кильон на это надеялся. Он отдавал в руки Рикассо нечто большее, чем просто свою собственную судьбу.
— Она не безобидна, — сказал он. — Она совсем не такая.
— Резака, — прошипела Мирока. — Очень тщательно подумай о том, к чему ты клонишь.
— Я говорю правду. Мне жаль, Мирока, но другого выхода нет. Они должны знать, с чем здесь имеют дело. Они должны знать, что она — инструмент перемен. Это не значит, что она злая или даже разрушительная сила. Но она не та девочка, на которую похожа. Она нечто большее, чем любой из нас, больше, чем Рой или Копье. Не думаю, что сейчас в мире есть что-то более важное, чем Нимча. И они должны знать это сейчас.
Рикассо глубоко вздохнул. — На этот раз, доктор, я не думаю, что ты что-то скрываешь.
— А я и не скрываю.
— Вопрос в том, почему ты не рассказал нам все это, когда поднялся на борт?
Кильон оглянулся на других своих хозяев. Куртэйна изучала его с чем-то средним между отвращением и зачарованным восхищением. Эграффу, похоже, все это казалось слегка комичным; он выглядел как человек, изо всех сил старающийся не рассмеяться. Лицо Спаты было каменным и неумолимым. Мирока все еще обрушивала на него всю свою ненависть. Если бы они были в комнате одни, он подозревал, что она предприняла бы согласованные усилия, чтобы вырвать ему трахею.
— Лучше всего было бы, если бы вы никогда не узнали природу Нимчи. Именно так я и надеялся, что все получится. Кэйлис, Мирока и я сделали все возможное, чтобы вы ничего не узнали, но это была проигрышная битва. Храбрость Кэйлис... мы не могли предать ее. Нет, если только не было никакой возможной альтернативы. К сожалению, думаю, что мы только что достигли этой стадии. Если я позволю вам поверить, что она просто девочка с интересным родимым пятном, кто-то, кто похож на тектомантку, но ей не является, у вас будут все основания избавиться от нее.
— Нет никаких причин, по которым она не могла бы остаться на борту, — сказала Куртэйна. — Никто за пределами этой каюты сейчас о ней не знает. Им не обязательно было бы знать об этом в будущем.
— Но это похоже на мой случай, — сказал Кильон. — Я знаю, что моя собственная натура — не самый тщательно хранимый секрет в Рое. Несмотря на все ваши усилия, когда мы причалили, "Раскрашенная леди" полностью была в курсе. Теперь, должно быть, тысячи людей знают что-то о том, кто я такой. Если ты не можешь сохранить меня в секрете, то на что надеяться Нимче?
Куртэйна покачала головой. — Мы бы нашли способ. Кроме того, разве ты все еще не пытаешься убедить нас держать ее внутри Роя?
— На других условиях. Как охраняемый объект, а не как пленную. Пленную, которую вы всегда можете бросить на съедение волкам, когда иссякнут рационы, или предложить толпе линчевателей для умиротворения.
— Это не совсем то, как мы действуем, — усмехнулась Куртэйна.
— У каждого есть свои пределы. Но если я смогу убедить вас, что Нимча стоит большего, возможно, у нас появится шанс защитить ее. — Кильон посмотрел на Рикассо, все еще неуверенный в правильности своего суждения. — А разве нет?
— Ты меня заинтриговал, доктор, должен тебе признаться. Но нам все еще не хватает одной крошечной детали.
— Чего именно? — спросил Кильон.
— Объективных доказательств. Какого-то намека на то, что эта штука у нее на голове на самом деле не просто родимое пятно. Покажи мне, что девочка может перемещать зоны, и я, возможно, начну проявлять к ней интерес. — Он пожал плечами с выражением огромной усталости от мира, как будто потенциальные тектомантки были явлением, с которым он сталкивался по меньшей мере полдюжины раз в год. — А до тех пор, боюсь, она просто еще один пассажир — независимо от того, что ты лично думаешь.
Кильон повернулся на своем сиденье лицом к Мироке. — Ты была там. Ты знаешь, что произошло.
Она желчно уставилась на него. Он чувствовал сокрушительную силу ее ярости. Он верил, что не обязательно из-за того, что он сделал, но из-за того, за что он выступал.
— Кильон прав, — сказала она медленно и спокойно, но с затаенной злобой. — В этой девочке что-то есть.
— Они были сообщниками, когда мы их нашли, — сказал Спата. — Тот факт, что она сейчас согласна с ним, ничего не доказывает.
— Я достану вам доказательства, — сказал Кильон Рикассо. — Позволь мне поговорить с Кэйлис и Нимчей. Я не знаю, хватит ли у нее сил или контроля, чтобы инициировать полное изменение, но если Нимча сможет возмущать зоны, как она это сделала, когда нас чуть не убили ворги, вы это почувствуете. Мы все это почувствуем.
Рикассо снова отвернулся к окну. Туман уже начал окутывать самые отдаленные элементы Роя, превращая корабли в размытые серые пятна, которые вскоре будут неотличимы как от неба, так и друг от друга.
— Возможно, было бы неплохо сосредоточиться на этом, — сказал он.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Свобода Кильона, какой бы она ни была, не была отменена. Он был удивлен этим; благодарен и подозрителен в равной мере. Спата, казалось, имел какое-то отношение к тому, что его не вернули в тюрьму, и ему было трудно это понять. Ему по-прежнему разрешали доступ в ограниченное количество кают на борту "Пурпурного императора", ему по-прежнему разрешали помогать Гэмбисону в его врачебной работе, и ему по-прежнему разрешали видеться и разговаривать с Кэйлис и Нимчей. Конечно, они кое-что знали о том, что произошло. Гэмбисон осмотрел Нимчу и не скрыл своего удивления при обнаружении родимого пятна. Кэйлис рассказала так мало, как только могла, но в глубине души она знала, что теперь ее молчание ничего не будет значить. Кильон сделал все возможное, чтобы заверить ее, что ни ей, ни Нимче ничего не угрожает, но, даже произнося эти слова, он ощущал грубую, звенящую пустоту своих собственных обещаний. Он действительно не знал, насколько они были в безопасности и насколько мудро с его стороны было признаться Рикассо в правде.
— Ты поступил так, как считал правильным, — сказала Кэйлис, пытаясь утешить его, в то время как он пытался сделать то же самое для нее, что только усиливало его чувство вины. — Ты не должен винить себя. Рано или поздно они узнали бы правду. Они всегда так делают. Вот почему мы всегда продолжали передвигаться.
— Ты ожидала от меня большего.
Кэйлис взяла его за руку, почему-то более тонкую и женственную, чем ее собственная. Ему казалось, что она может переломать ему кости, просто дернувшись. — Ты ни в чем не виноват.
— По-моему, Рикассо — наш друг. И Куртэйна, Эграфф и Гэмбисон тоже, хотя у них нет влияния Рикассо.
— Я не встречалась с Рикассо.
— Ты сделаешь это, я уверен в этом. Ему любопытно, как все устроено, и надеюсь, что это сыграет нам на руку. Он уже заинтересовался Нимчей. Я просто должен еще немного склонить чашу весов, убедив его, что она действительно такая, как мы говорим. Тогда, я думаю, он защитит ее от всего и вся.
— Ты доверяешь этому человеку?
— Я недостаточно хорошо его знаю. Но я уже знаю, что есть человек, которому я абсолютно не доверяю, и это не Рикассо. Я должен оправдать сомнения Рикассо. Думаю, у него добрые намерения и он не причинит вреда Нимче. — Кильон понял, что Нимча смотрит на него выжидательно и в то же время со страхом, как будто он был посылкой, в которой мог быть подарок или бомба. — Он знает, кто я такой, и он не причинил мне вреда. Это не так уж много, на что можно поставить наше будущее, но это все, что у меня есть.
— А этот другой, человек, которому вы не доверяете?
— Я тоже ничего о нем не знаю. Если я смогу заинтересовать его мной, а не тобой, я буду считать это успехом. Но он чего-то хочет, и я не знаю, чего именно.
— Будь осторожен, Кильон, — сказала Кэйлис.
Он уже выходил из комнаты, когда в конце ведущего к ней узкого, обшитого деревянными панелями коридора появилась Мирока. Оба остановились как вкопанные. Кильон поднял руки, защищаясь.
— Я просто хотел посмотреть, как они там.
— Не надо мне ничего объяснять, Резака. — На ней было одно из тяжелых пальто, которые летчики использовали для работы снаружи, накинутое на оба плеча наподобие плаща.
Он закрыл за собой дверь. — Ты не одобряешь того, что я сказал в каюте.
— С чего ты взял, что можешь читать мои мысли?
— У меня создалось впечатление, что ты хочешь вцепиться мне в горло. Я не сильно виню тебя; должно быть, для тебя было настоящим шоком услышать, как я так откровенно разговариваю с Рикассо. Но у меня не было выбора. Я просто надеюсь, что ты это понимаешь.
Она переложила пачку книг из одной руки в другую. Они были ярко раскрашены, как книжки с картинками, которые Кильон уже листал.
— Ты пошел на чертовски рискованную авантюру.
— Я должен был дать Рикассо повод защитить Нимчу. Он, пожалуй, единственное, что стоит между ней и самосудом. Ты видела, как вел себя Спата. Ты бы предпочла, чтобы я позволил ему решить ее судьбу?
— Все равно это была авантюра.
— Я был бы более чем готов обсудить это с тобой заранее. — Он сверкнул быстрой саркастической улыбкой. — И все же, по крайней мере, сейчас мы разговариваем. Это должно быть улучшением, не так ли?
— Между нами никогда не будет по-прежнему. Просто на случай, если у тебя есть другие идеи.
Она приближалась, пока не оказалась достаточно близко, чтобы соприкоснуться. Кильон стоял на месте. — Должно быть, это отнимает много энергии, чтобы продолжать ненавидеть меня до глубины души. Не лучше ли было бы направить это на какую-нибудь другую деятельность?
— Мне хватает.
— Это имело бы смысл, если бы я ненавидел тебя в ответ, Мирока, но я этого не делаю. Я все еще благодарен тебе за то, что ты сделала, чтобы помочь мне сбежать. Разве это не делает наши отношения несколько однобокими?
— Я ненавижу многих. Мне все равно, ненавидят они меня в ответ или нет. — Она двинулась, чтобы протиснуться мимо него. Стопка книг разлетелась в стороны, часть их упала на пол. — Черт, Резака! — сказала она.
Он опустился на колени, чтобы поднять книги. Некоторые остались закрытыми, другие раскрылись. Они были похожи на те, что он уже осматривал. Красочные картинки, похожие на воздушные корабли, и маленькие прямоугольники простого текста. Истории для детей о приключениях и волшебстве в воздушных королевствах.
— Что ты с этим делаешь?
Мирока выхватила у него книги и вернула их в стопку, которую несла.
— Отношу их матери и девочке.
— В этом нет смысла. Кэйлис, вероятно, неграмотна, а Нимча еще не умеет читать. Это даже не их родной язык.
— Я знаю.
— Тогда почему...
— Потому что кто-то должен это сделать, Резака. И я не вижу, чтобы ты это делал.
Она протиснулась мимо, открыв и закрыв дверь, исчезая в комнате и оставляя его одного.
За ночь туман полностью сгустился, и теперь он окружал Рой, как упаковка из мягкой белой ваты. Ветер утих, что немного облегчило удержание кораблей, но при каждом действии все равно оставался риск столкновения либо между кораблями, либо между кораблями и заправочными вышками. Уже произошел один небольшой пожар, вызванный искрой от трения, когда аутригер задел одну из опорных стоек башни. Пожар был потушен достаточно быстро, но это никак не ослабило напряженность между капитанами и офицерами, которые все начинали чувствовать себя неловко. Стремясь защитить свой секретный склад и не быть застигнутым в уязвимом состоянии случайно оказавшимися поблизости вражескими рейдерами, Рой хотел закончить заправку как можно быстрее. Единственным спасением, насколько мог убедиться Кильон, было то, что топливо в баках были в значительной степени незагрязненным, но его еще предстояло откачать.
Корабли защиты находились на постоянном дежурстве. Теперь им было труднее, поскольку они не могли полагаться на дальние визуальные контакты. Они летели почти вслепую, полагаясь на гироскопы и мимолетные наблюдения земли для определения местоположения и скорости полета. Раз или два издалека, из тумана, до Кильона доносились гулкие выстрелы артиллерии. Он не мог сказать, стреляли ли из них во время учений или направляли на едва заметных врагов. Однажды, став жертвой какой-то неустановленной ошибки в навигации, "Киноварь" вылетела из белизны в самое сердце Роя, ее двигатели работали на полную мощность. Только благодаря очень быстрой корректировке курса и изменению тяги она избежала тарана по двум ожидающим танкерам. Если бы в результате возник пожар, по его мнению, он уничтожил бы несколько десятков кораблей поблизости, включая "Пурпурного императора". После этого настроение стало только более прохладным. Он задавался вопросом, будут ли дисциплинарные расследования, военные трибуналы, порка, хождение по доскам или какие-то совершенно более тайные и изобретательные формы казни, включающие, возможно, пропеллеры, захваты или рычаги управления.
