— Почему бы и нет? — спросила Эльжбета. — Ты слышал, что он сказал. Шестнадцать вселенных, включая нашу собственную, находятся в опасности. Все остальное, что он нам рассказал, оказалось правдой, так что не вижу никаких причин, по которым мы должны сомневаться в нем или в его искренности.

— Наконец-то! — Райберт указал на нее раскрытой ладонью. — Наконец-то кто-то готов поверить мне на слово и не бросать меня в тюрьму, не стрелять в меня и не пытаться задушить. Спасибо вам, мэм! Спасибо вам!

— Теперь также понятно, почему воспоминания Бенджамина настолько сложны, — продолжила Эльжбета. — Это действительно второй набор воспоминаний из другой реальности. Он и ты — просто две версии одного и того же человека. Бен, все, что мы видели, сходится.

— Я знаю и согласен с тем, что ты говоришь.

— Тогда почему ты не хочешь ему помочь? — Она подошла к нему и уперла руки в бока. Ее движения все еще были слабыми и неуверенными, но у нее хватило сил стоять самостоятельно.

— Это потому, что никто из вас не понимает, о чем вы меня просите. То, от чего ты просишь меня отказаться.

— Тогда заставь нас понять. — Она положила руку ему на щеку. — Пожалуйста.

— Это из-за всех тех лишних людей, которые умрут в двадцатом веке после перемен? — спросил Райберт.

— Нет, дело не в этом. Или, скорее, это еще не все.

— Тогда в чем дело? — Она склонила голову набок и улыбнулась ему. — Пожалуйста, расскажи нам.

— Элла... — Он изо всех сил старался выразить словами боль в своем сердце, ибо то, что когда-то было бредовой фантазией, теперь стало реальностью. Реальность, которая когда-то была и могла бы быть снова. — Элла, если те другие воспоминания правдивы, то ты не существуешь в мире, который Райберт хочет воссоздать.

Ее рот приоткрылся, и он опустил взгляд в пол.

— Не могу знать наверняка, — продолжил он, — но твои бабушка и дедушка с большой вероятностью были бы убиты в нацистских концентрационных лагерях. Ты бы никогда не родилась.

Она закрыла глаза, и из них потекли слезы.

— Вот почему я не могу помочь этому человеку больше, чем по любой другой причине. Мне жаль, но я не могу потерять тебя. — Он притянул ее к себе и обнял.

— Ааа, — передразнил Райберт. — Это так мило.

— Заткнитесь. Не похоже, что вам будет что терять, когда будет восстановлена временная шкала!

— О, вы так думаете? Что ж, позвольте мне кое-что вам сказать, док. В настоящее время я застрял в синтетическом теле, которое является родным для этой версии тридцатого века, и нет никакого способа вытащить меня из него. Так что, честно говоря, я понятия не имею, что со мной случится, если или когда мы распутаем этот узел. Вы думаете, я делаю это для себя? Меня, наверное, не будет на свете, когда мы закончим! На самом деле, единственный человек, у которого здесь меньше всего поставлено на карту, — это вы!

— Вот тут вы ошибаетесь, — сказал он, поглаживая Эльжбету по волосам.

— Не ошибаюсь! Мы знаем со стопроцентной уверенностью, что вы существуете в обеих временных линиях. Вы гарантированно выживете! Остальные из нас? Кто, черт возьми, знает?

Эльжбета оттолкнула его и вытерла слезы.

— Ты в порядке? — спросил Бенджамин.

Она покачала головой.

— Все в порядке. Не волнуйся, я уже принял решение. Я не собираюсь помогать.

— Нет, Бен. — Она вытерла у себя под носом и шмыгнула им. — Ты должен.

— Но... — Его голос затих, а сердце упало.

— Я не собираюсь ставить свою собственную жизнь выше жизни всех остальных и не хочу, чтобы ты тоже делал это. — Она глубоко вздохнула и взяла себя в руки. — Это больше, чем мы.

Бенджамин не мог подобрать слов. Он просто смотрел в ее ясные голубые глаза. Он видел ужас, страх не просто смерти, но даже того, что ее никогда не существовало, но за этим ужасом — сильнее любого страха — стояла стальная решимость, которая помогла ей пережить авиаудар в Мату Гросу, долгое, мучительное выздоровление, пережить собственное посттравматическое расстройство и его синдром. Сила, которую невозможно было сломить.

Чем угодно.

— Я всегда говорила себе, что все было бы в порядке, если бы я умерла в тот день, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Шестьдесят два человека погибли, уничтожая этот ракетный комплекс, и я была почти с ними, но мы спасли сотни тысяч жизней. Их жертва стоила того, и если бы я умерла в тот день, моя тоже стоила бы этого.

— Элла...

— И теперь, когда я стою перед тем же выбором, только с бесчисленным количеством жизней на кону, ты действительно ожидаешь, что я поставлю свою жизнь выше жизни всех остальных? Это не просто миллионы, или миллиарды, или даже триллионы жизней, Бен. Это целых шестнадцать вселенных. Шестнадцать солнечных систем. Шестнадцать Млечных путей. Шестнадцать Магеллановых облаков и шестнадцать туманностей Андромеды. Человеческий разум даже представить себе не может, о скольких планетах, звездах и биологических видах мы здесь говорим! И ты думаешь, я могла бы поставить свою жизнь выше всего этого?

— Нет, — печально признался он. — Я этого не делаю.

— Тогда это то, что тебе нужно сделать. Если ты любишь меня и ты действительно тот мужчина, которым я тебя знаю, ты сделаешь это. Знаю, это будет больно, и мне тоже страшно, но это то, что ты должен сделать. Наши жизни слишком малы, и цена за их спасение слишком высока. Я отказываюсь платить столько.

Бенджамин опустил голову.

— Так что, пожалуйста, сделай, как я прошу. — Она взяла его руки в свои и сжала. — Пожалуйста, помоги ему.

Бенджамин крепко зажмурился.

— Пожалуйста? — прошептала она.

— Хорошо. — Он открыл глаза и поднял голову. — Райберт?

— Все еще здесь. Просто набираюсь терпения, пока вы двое во всем разбираетесь.

— Меч, который вы ищете, находится в поезде, идущем из Кельна в Берлин. На него напали недалеко от города Штендаль, когда он пересекал реку Эльба. Все, кто был на нем, погибли.

— Видите? Это было не так уж трудно. Какое это число?

— 16 мая 1940 года, — сказал Бенджамин. — Тот день, когда был убит Адольф Гитлер.

— Вот так, заместитель директора. — Капитан Окунну выделил значок на хронометрической карте. — Контакт с времялетом восстановлен через три с лишним месяца. Сигнал на нашем прицеле устойчивый.

— Мы рискуем потерять их из виду? — спросила Хиннеркопф.

— Сомневаюсь. Они чуть не ускользнули от нас, когда мы прошли сквозь шторм, но теперь, когда мы вновь получили характеристики их импеллера, думаю, шансы на то, что мы потеряем след, довольно малы.

— И ты веришь, будто они знают, что мы стоим у них за спиной?

— Я не претендую на то, что умею читать мысли, но времялет не подал никаких признаков того, что он знает о нашем присутствии. Мы находимся в безопасности в центре его кильватерного следа, и наши экраны полностью выдвинуты. Возможно, у них и есть технологическое преимущество, но при нашей нынешней скорости наши хронометрические показатели значительно ниже. Возможно, они вообще не смогут нас обнаружить.

— Их преимущества, возможно, не так велики, как мы первоначально думали, — заметила Хиннеркопф.

— Каким образом, заместитель директора?

— Мы ни разу не видели, чтобы их временная скорость превышала семьдесят килоединиц. Возможно, это конструктивный предел его импеллера.

— Но разве в вашем отчете не говорилось, что конструкция его импеллера была такой, которую мы не в состоянии воспроизвести с помощью современных технологий?

— Я так и написала, но это не обязательно делает ситуацию лучше. Это только означает, что его труднее изготовить. — Хиннеркопф поджала губы и постучала по ним пальцем. Был ли ее дизайн, в конце концов, лучшим? Это была лестная мысль, но она не могла позволить себе недооценивать свою добычу.

— В таком случае, не следует ли нам попытаться догнать их? — спросил Окунну. — Наши экраны остаются эффективными до семидесяти двух килоединиц. И даже если нас заметят, наша максимальная скорость легко превзойдет их максимум.

— Нет, — голос Хиннеркопф был тверд. — Продолжайте соответствовать их скорости и курсу. Если они сбавят скорость, сбавим и мы.

— Понял, заместитель директора, — сказал Окунну после минутного колебания.

— Вы не одобряете это, капитан?

— Дело не в этом.

— Но в... чем? — настаивала она.

— Как скажете, заместитель директора, — нейтрально ответил он. — Не мое дело судить.

— Есть ряд причин, по которым мы собираемся играть в игру ожидания. — И ни одно из них не происходит потому, что ты боишься. Верно, Катя? — Во-первых, мы уже израсходовали половину наших боеприпасов дальнего радиуса действия. Мы причинили им боль, но насколько сильно? Если наша следующая атака не прикончит их, у нас останутся только Суифтблейды: оружие, которое уже доказало свою неэффективность против их брони. Более того, нам пришлось бы синхронизоваться с ними по фазе, чтобы запустить наши ракеты.

— Мы можем попасть ими во времялет, пока они неконгруэнтны, — немного натянуто ответил Окунну.

— Но только если подойдем опасно близко, — возразила Хиннеркопф, и капитан был вынужден кивнуть.

Хронометрическое сопротивление начало бы смещать по фазе не имеющие собственных импеллеров ракеты в тот момент, когда они покинули бы свои пусковые установки. Хуже того, фазовый градиент быстро увеличивался бы...что, на самом деле, делало "опасно близко" довольно резким преуменьшением.

— Это обоснованное замечание, — признал он с явной неохотой.

— Да, это так. Но есть еще более важная причина, по которой мы должны подождать и посмотреть.

— Что это, заместитель директора?

— Как только эта текущая угроза будет устранена, задача Администрации — распутать узел таким образом, чтобы сохранить наше существование. Что такого знает профессор, чего не знаем мы? Почему он оказался в 2018 году? Почему он брал там пассажиров? Почему он сейчас отдаляется от Узла? Есть ли какая-то сложность в этом явлении, скрытом между двадцатым и тридцатым веками? Есть ли какой-то секрет, которым он с нами не поделился? Слишком много вопросов без ответов, капитан. На мой вкус, их слишком много.

— Понимаю вашу точку зрения.

— И поэтому мы подождем и посмотрим, к чему он приведет.

— Что, если мы не обнаружим ничего необычного в точке синхронизации?

— Что ж, капитан, — сказала Хиннеркопф с тонкой улыбкой. — Тогда в той точке я скажу, что профессору больше нечего показать нам стоящего.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Времялет "Клейо"

неконгруэнтно

Бенджамин, прищурившись, смотрел на мутную жидкость в пипетке, сидя в помещении, ставшем его кабинетом. Виртуальные страницы электронных книг заполняли пространство вокруг него, но он не мог их видеть, так как снял эти ужасные интерфейсные очки. Он также снял свои контактные линзы, из-за чего комната превратилась в размытый беспорядок.

— Ты уверен, что это сработает? — спросил он.

— Совершенно уверен, — сказал Фило через единственный наушник, который он все еще носил.

— Маленькие роботы не собираются съесть мои глазные яблоки или что-то в этом роде?

— Боже мой! Почему ты вообще так подумал?

— Не знаю, — проворчал он и взял пипетку.

— Всего по одной капле в каждый глаз и ухо.

— Точно, я помню. — Он вынул наушник, приоткрыл правый глаз и нажал кнопку на верхней части капельницы, которая выпустила каплю нужного размера.

Жидкость совсем не походила на физиологический раствор. Она была тягучей, белой и непрозрачной, и когда он попытался сморгнуть ее, жидкость потекла обратно под веко, как будто у нее был свой собственный разум. Что, вероятно, и произошло.

Он закапал по капле в левый глаз и оба уха. Жидкость проникла глубоко в его ушные каналы, и он вздрогнул от этого вторжения.

— Неприятно, — пожаловался он, быстро моргая.

Дверь распахнулась, и он повернулся и прищурился, чтобы увидеть, кто это был. Пелена перед его глазами быстро рассеялась, и мир начал снова обретать четкость, но он все еще не мог опознать человека, который вошел внутрь.

— Эй, Бен! Эй, Фило! — сказал новоприбывший.

— Оу. Привет, Элла. — Он моргнул еще немного, и пространство вокруг него обрело четкость.

— Доброе утро, мэм, — сказал Фило, и его голос прозвучал отчетливо.

— Над чем ты работаешь, Бен? — спросила она.

— Просто пробую эти волшебные глазные капли. Ты?

— Привыкаю к своим имплантам. Зацени это! — Эльжбета раскинула руки, и над ее ладонями возникли виртуальные дисплеи, затем закружились на высокой скорости, прежде чем собраться в аккуратную стопку перед ней. Она хлопнула в ладоши, и они исчезли.

— Как ты это сделала?

— Не знаю, — пожала она плечами. — Я просто могу. Это так же естественно, как дышать.

— Так задумано, — заявил Фило.

— Импланты заставляют тебя чувствовать себя как-то по-другому? — спросил Бенджамин.

— Насколько мне известно, нет. Разве я вела себя по-другому?

— Нет. Ты была совершенно нормальной. — Он огляделся по сторонам и поморщился. — Во всем, что считается нормальным в этом месте.

— Ты неплохо с ними справилась, — сказал Фило. — На самом деле, думаю, что скоро ты будешь лучше взаимодействовать с Клейо, чем Райберт.

— Потому что он сейчас в синтоиде Администрации?

— Это верно.

— А как насчет тебя? — Она села рядом с Бенджамином и погладила его по бедру. — Как ты держишься?

— На самом деле, на удивление хорошо. Это странно. Я боролся с этими двойственными воспоминаниями в течение нескольких месяцев, но на самом деле гораздо проще просто откинуться на спинку стула и принять их.

— Ну, не похоже, чтобы раньше у тебя были какие-то причины принимать их.

— Верно, но теперь я знаю, что мои воспоминания о Дэвиде, смерти моего отца и всем остальном — такая же часть меня, как и мои воспоминания о тебе. Осознание этого в некотором роде помогло мне сосредоточиться. Я не чувствую себя нормально — не так, как до этого дня, — но, думаю, могу честно сказать, что с тех пор я никогда не чувствовал себя так близко к норме.

— Эй, это здорово! — Она похлопала его по бедру. — Я действительно горжусь тобой, Бен.

— Спасибо. Я искренне чувствую, что здесь завернул за угол. Я не схожу с ума. У меня не было галлюцинаций. Все это реально. Все это часть меня, и секрет жизни с самим собой в том, чтобы принимать себя таким, какой я есть.

— Это просто чудесно слышать. — Она наклонилась и быстро чмокнула его в щеку. — Итак, ты добился какого-нибудь прогресса в этом мероприятии?

— Вроде того. У меня были некоторые трудности с привыканием ко всем этим неосязаемым экспонатам, витающим по всему помещению. Это одна из причин, по которой я добавляю глазные капли. Мне нужно иметь возможность более эффективно просматривать материалы, сохраненные Фило.

— Мы могли бы напечатать все это, — предложил Фило, — но в настоящее время у нас недостаточно сырья для печати такого количества бумажных книг. Вероятно, мы смогли бы, если бы постепенно включились в работу и позволили микроботам съесть несколько деревьев. Или, может быть, распечатать их на пластиковых страницах.