— Неси кошмы!
Тот кивнул, через минуту на траве была расстелена чистая и почти сухая ткань. Я поставил на нее кувшин, обтер бока краем тряпки. Горшок как горшок, вроде как для вина. Идеально шарообразная форма, запечатанное чем-то узкое короткое горлышко. Рукояти обломаны. По глазурованной поверхности вьются какие-то полосочки-узорчики.
Старуха подковыляла ко мне и невежливо оттолкнула — дескать, иди, теперь моя работа. Я пожал плечами и сел поодаль. Думал, что ведунья постарается вскрыть сосуд, но она уселась на колени и снова завела свои песнопения.
"Как же они мне надоели! — раздался в голове приглушенный голос Матушки-Земли. — Можно подумать, что она сама горшок разбить не может!"
"Боится, — подумал я. — Мало ли? Инициатива, говорят, наказуема".
Богиня коротко хихикнула, а горшок пошел трещинами и осыпался глиняной крошкой. Орки восхищенно взвыли. Еще бы — из-под осколков заблестели золотые монеты, брызнули искрами драгоценные камни.
— Бери, Шуфор-князь, бери и делай то, что собрался! — торжественно произнесла старуха.
Молодой богатырь поклонился так низко, как не кланяются даже старшим князьям, встал на колени и принялся собирать монеты в кожаный мешок. Но вдруг глаза ведуньи остекленели, рот открылся — словно вот-вот инфаркт хватит. Но обошлось. Затравленно оглянувшись, она подозвала меня и, выбрав из кучки несколько неограненных камней, вложила мне в ладонь:
— Не было такого, чтобы Матушка говорила в пользу мужчины! Но я верю своей душе...
Пришлось снова плюхаться на колени в жидкую грязь и тыкаться лбом в землю. А как иначе выразить благодарность?
В общем, когда мимо нас потянулись первые сотни всадников, я был богаче на полдюжины то ли алмазов, то ли еще каких минералов — не очень-то разбираюсь в геологии. Но если судить по взглядам ведуньи и Шуфор-князя, эти камешки здесь ценятся весьма высоко.
Я дождался, когда с нами поравняется "походный лазарет". Еще раз убедился в том, что Темный Властелин был весьма изобретательным генетиком, страдавшим, правда, гигантоманией. В волокуши с ранеными были запряжены звери, походившие одновременно и на буйволов, и на медведей: мохнатые, с когтистыми широкими лапами и украшенными длинными рогами головами. Подойдя поближе, я вздрогнул от неожиданности. Оказывается, волокуши не тащились по земле, а плыли сантиметрах в десяти над ней. Приглядевшись, я заметил под каждой повозкой выводок мелких духов воздуха и вдруг осознал, что ничего толком не знаю о мире, в который меня занесло. Оказывается, шаманы тут не только в бубен бьют, но при необходимости могут облегчать быт соплеменников. Только вот необходимость тут оценивается весьма строго.
Задумавшись о возможностях местных умников, я чуть не пропустил волокушу, на которой сидела Жужука. Ей пришлось помахать мне рукой, привлекая внимание:
— Эй, Мышкун, иди сюда! Нечего ноги бить! Лекарям тут место!
Устроившись под теплым боком орчихи, я вдруг понял, как устал, промок и продрог. Хлебнул "универсального исцелителя", но озноб не проходил.
— Да ты никак приболел, братишка? — забеспокоилась Жужука. — Так скинь халат, залезай под шкуры и грейся.
И потом, приняв грязный сверток, в который превратилась моя одежка, добавила задумчиво:
— А халат тебе новый надо — этот совсем старый уже. Ладно, спи, Мышкун, а я брата спрошу, может, поможет...
Мерное покачивание левитирующей волокуши, тепло не промокающих под дождем шкур, запахи мокрой земли, молодой травы, дыма, сырой шерсти... Я моментально уснул и проснулся, естественно, у костра в тумане.
Глава 38
Здесь меня, оказывается, уже ждали. На одном из камней расположился Богдан. На этот раз он походил не на галантного гардемарина, а на отпетого флибустьера. Левый глаз закрывала повязка, лоб охватывала темная бандана. Кроме кобуры с револьвером, на поясе висела сабля, а из-за пояса торчал еще один пистолет. В руках Богдан держал музейное ружьецо, ласково уложив цевье на сгиб локтя.
При моем приближении Богдан встал, стало заметно, что и его камзол полностью утратил свой прежний пижонский вид. Потрепали земляка, похоже, крепко, но выглядел он бодро и даже улыбался.
— Салют, зеленый! — помахал он рукой. — Наконец-то и ты тут. Не поверишь, только я собрался отдохнуть по-человечески, как все опять заверте...
— Я — тоже. Кстати, спасибо за топорик, выручил меня.
— Не за что! — отмахнулся Богдан. — А чего это ты нынче полуголый?
— Как спал — так и перенесся, хорошо хоть оружие при мне.
Я равнодушно пожал плечами и вдруг сообразил, что снятые перед сном сапоги тоже оказались на моих ногах. Причем по-прежнему полные грязной дождевой воды.
Стянув сапоги, я пристроил их поближе к огню, да и сам пересел так, чтобы было потеплее. Все-таки хорошая штука этот магический костер — и от обуви, и от штанов сразу же повалил пар, но жара я не ощущал.
— Что с глазом? — поинтересовался я.
Я все же доктор, хоть и психиатр. Клятву ту самую давал. Может, меня сюда вытащили в качестве лекаря?
— Стреляли.
Фраза из известного фильма улыбнула обоих. Я успокоился: если пациент не только болтает, но и улыбается, значит, все уже в порядке, рана не опасна.
Арагорн появился, как всегда, внезапно и с важным видом уселся на валун. Он был не в привычной мне "земной" одежде, а в какой-то попугайской хламиде, сплошь затканной золотом и драгоценностями, из-под которой, правда, торчали совершенно не подходящие по стилю берцы. Но больше всего умилял чепец (или все-таки берет?), украшенный разноцветными перьями и усыпанный самоцветами, с бляхой. Жаль, что Киркоров и Верка Сердючка не увидят, а то бы умерли от зависти и избавили бы россиян от своего творчества. Закинув ногу на ногу, бог тщательно расправил складки одеяния и уставился на нас взглядом университетского профессора, дождавшегося, когда к нему на зачет придет самый злостный прогульщик. От тяжести этого взгляда мне стало не по себе.
— Итак, господа, что вы знаете о Мироздании? — строго спросил Арагорн.
— Оно существует. Что-то еще? — моментально нашелся Богдан.
Ара сделал равнодушное лицо, закатил очи и кивнул мне: мол, с этим все ясно, послушаем тебя.
— Хочешь сказать, что земная теория Большого Взрыва не соответствует действительности?
— Ну, не совсем чтобы не очень... Веера действительно постепенно разбегаются, только все происходит не совсем так, как считают земные ученые. Ближе всего к реальности идея одиннадцатимерного пространства, которая описана в некоторых математических моделях...
— Где-то в глубине души я подозревал, что все зло в мире от математики... — пробурчал под нос Богдан.
Я молчал. Как-то так получилось, что квантовая физика с ее теорией суперструн прошла мимо меня, точнее, я — мимо нее. Человечество, может, что-то там и знает об одиннадцатимерном пространстве, а я — нет.
А бог тем временем продолжал лекцию:
— Без осознания сущности пространства-времени невозможно перемещение из одной воплощенной вселенной в другую. Да вообще — ничего не возможно. Да, Саныч, это я тебе говорю. А то, понимаешь ли, захотел невозможного! Как Лофт...
Я мысленно сделал стойку, как охотничья собака возле притаившейся в траве куропатки. Ара уже упоминал это имя.
— Лофт? Это который заточен?
Арагорн инстинктивно кивнул, но продолжил распространяться на тему многомерности пространственно-временных континуумов и прямых связей между ними. Я слушал молча, надеясь лишь на то, что спрятавшийся подальше от божественного взора Асаль-тэ-Баукир поймет хоть половину и сможет потом объяснить мне человеческим языком. Пока было ясно лишь одно: существуют некие замкнутые сами на себя вселенные, которые для остальных миров веера даже не черные дыры, а математические точки, не имеющие ни размера, ни массы. Однако "разворачивание" каждой такой точки приводит к глобальным изменениям во всех близлежащих вселенных.
— Земля — такой практически замкнутый мир. По крайней мере по шести измерениям пространство закольцовано само на себя и не дает возможности проникновения в вашу вселенную сил извне. А те направления, которые остаются, слишком тонкие, чтобы до них могли добраться не только люди, но и большинство богов.
Мы продолжали молчать, не понимая, куда клонит Арагорн.
— Так вот, чтобы проникнуть в замкнутый мир, нужно или слишком много энергии, или найти точку проницаемости.
— Много — это сколько? — переспросил я.
— Много — это погасить парочку звезд, — Арагорн посмотрел на меня как на первоклашку-несмышленыша. — Но я говорю совершенно о другом. Я говорю о законах, которые управляют веерами...
Богдан переводил ошалевший взгляд с меня на Арагона. На секунду мне показалось, что глаз под повязкой тоже лезет из своей орбиты, догоняя здоровый.
— И которыми управляешь ты? — не утерпел я.
— Если бы...
Арагорн подозрительно покосился на меня, тяжело вздохнул, пробормотал себе под нос что-то вроде "Умный больно!", но продолжил:
— Да, частью законов управляю я. И главное, что для меня важно, — это динамика развития миров. Пока они развиваются стабильно, пока идет эволюция, все нормально. Но тут в игру вступают силы, которые порождаются разумными существами. Проще говоря, боги, в которых верят люди и всякие прочие эльфы с орками, почитаемые духи предков, сказочные существа и прочий мелкотравчатый сброд. Они...
— Слушай, я Андреева читал, — перебил я бога. — Эгрегорная теория — не квантовая физика, в ней разобраться проще.
Арагорн скривился, но все-таки продолжил:
— Читал он... А если читал, то должен понимать, что эти энергетические сучности готовы на любую пакость, лишь бы сохранить свое влияние. Войны между ними идут нешуточные. Но хуже всего то, что во многих мирах из-за них тормозится развитие. И вот тогда на смену порядку приходит хаос, после которого не остается ни разумных, ни тех, кому они поклонялись. А потом все начинается сначала...
— Лаборанты иногда моют чашки Петри от плесени, — бросил в пустоту Богдан. — Да, профессор?
— Еще скажи, что лучшее средство от головы — гильотина!
Бог задумчиво посмотрел в огонь, помолчал и продолжил:
— Единственное, что может противостоять этому закону, — гармонизация развития миров. Да и Хаос не всегда зло, если ему не удается окончательно уничтожить мир, то в результате войны получается нечто новое, с одной стороны — измененное, но, с другой, сохранившее лучшее из старого. Земля — результат завоевания вселенной Хаосом. Ее когда-то выбросили из веера миров и изолировали. Ваши миры, те, которые выбрали вас стабилизаторами, еще способны преодолеть кризис. Есть вообще безнадежные, там Хаос будет благом. Есть те, которые развиваются стабильно и динамично...
Глядя на заскучавшего Богдана, я понял, что лекция о мироздании и борьбе бобра с ослом утомила и его. Пора менять тему. Переходить ближе к телу. Тем более что мягкий бок Жужуки еще недавно был совсем рядом, и можно надеяться, что после всех разговоров я окажусь там же — около моей зелененькой "сестрички":
— А что там с Лофтом? За что его заточили?
Арагорн выдохнул, зло посмотрел на наши недоумевающие физиономии и продолжил:
— Лофт попытался изменить закон, за что и поплатился. Однако он оказался прав по крайней мере в оценке значения веры разумных. Сейчас Хаос проникает в те миры, которые казались вполне благополучными. Там не было стандартного для предкризисных состояний застоя, миры жили нормально... Пока не начали накапливаться погрешности, которые можно объяснить только теми идеями, которые высказывал Лофт. Я хочу попробовать использовать его идеи...
Бог глубокомысленно замолчал. Богдан, почесав подбородок, недоверчиво посмотрел на Арагорна и, подумав, все же решился:
— Похоже, ничего не остается, как подхватить знамя, но что-то мешает?
— Ничего, — сморщился Арагорн. — Ничего, кроме законов Мироздания, которые я сам установил. Поэтому придется ждать удобного случая, той самой минимальной погрешности, которую предсказал Лофт. А случай этот наступит — или я не бог удачи. В общем, теория закончена, теперь о практике. Нарушить закон может только... Хаос. Точнее, его слуги. Пришлось немножко подыграть одному товарищу, сделав за него половину дела. Зато теперь у меня есть достаточно надежный источник информации о действиях "противной" стороны. Так что — держите!
Порывшись в складках своей хламиды, Арагорн вытащил пару амулетов, похожих на армейские медальоны: простенькие металлические пластинки на тонких ремешках.
— Надевайте и постарайтесь, чтобы оружие у вас было под рукой, даже когда вы спите. Когда наступит "час икс" — не знаю, но в ближайшее время — точно.
— А что за источник информации? — заинтересовался Богдан.
— Неважно. Вам этого знать не стоит. Вдруг подумаете ненароком о нем в неподходящем месте? — отмахнулся Арагорн. — В общем, готовность номер один, а там посмотрим...
Видимо, бог в качестве эффектного завершения разговора придал нам приличное ускорение, так что через мгновение я очутился на волокуше. Причем сапоги возникли из воздуха с некоторым опозданием, смачно шлепнув меня по лицу. Зато сухие и теплые!
Глава 39
Оказалось, что я продрых до вечера. Волокуши больше не парили над землей. Духи воздуха расселись по упряжи, самые шустрые, у которых хватало сил на проказы, теребили меланхоличного быко-медведя. Зачем — непонятно, наш "гужевой транспорт" лишь изредка дергал ушами, не прекращая медитацию на какую-то значимую для него точку под ногами.
Орчихи бойко перетаскивали скарб из упряжек в наспех поставленный шатер.
Дождь прекратился, на западе облака разошлись, в просвет брызнуло солнце, отразившееся в капельках воды на мокрой траве.
Я натянул сапоги, встал в полный рост и невольно залюбовался пейзажем.
Орочья армия разбивала лагерь на зеленом склоне, полого поднимавшемся на юг. На его гребне маячило несколько десятков всадников на волках, а все пространство, доступное взгляду, занимали шатры и палатки, стада овец и кабанов, стаи ездовых тварей и множество снующих туда-сюда орков.
— Гей, Мышкун, чего встал столбом? — раздался звонкий голос Жужуки. — Распряги рогатого да отгони к старому Жировику, там для зверья похлебку варят! Да не шемоняйся голышмя, сейчас халат принесу!
Пока я возился с упряжью, орчиха успела сбегать в шатер и теперь тащила мне что-то, переливающееся на солнце. Когда до меня дошло, что это, я охнул от восхищения.
Честно говоря, не ожидал, что стану обладателем такой роскоши. Халат был крыт узорчатой парчой, блестевшей золотом и зеленью. По орочьей манере, в рукава и в спину вшиты полосы из толстой, способной выдержать сабельный удар кожи, а на груди и на плечах поверх ткани — металлические пластины, покрытые затейливым узором. Кажется, эта техника называется травление: на полированной до зеркального блеска стали извиваются шершаво-черные змеиные тела.
