Вика тактично не лезла, больше слушала и иногда качала головой. Это мне всегда в ней нравилось. Я рассказала только то, что посчитала нужным, умолчала об истории с Владом, а ссору с Матвеем списала на собственную глупость. Сказала, что жила в доме бабушки, испугалась серьезных отношений, хотела подумать.
— Ты должна с ним поговорить, — сказала вечером подруга, закусывая коньяк лимоном. — Мужики — они вообще психологию баб просечь не могут. Им нужно разжевывать, объяснять. Завтра же поедешь и все ему объяснишь. Он адекватный, не то, что твой бывший.
Упоминание о Владе покоробило, и я поспешила уйти от опасной темы.
В словах Вики прослеживался смысл. Я смогу объяснить Матвею так, чтобы он поверил. Все же, он говорил, что любит.
Любит... Странное, непонятное слово. Теперь оно не казалось таким романтичным и надежным. Теперь ничего не казалось надежным...
Я чиркнула зажигалкой и подкурила. Сигаретный дым волнообразной струйкой направился на улицу.
Хорошо, ладно, Влад псих. Но кто эти двое? Как оказалось, Филипп вполне себе добропорядочный гражданин, у него своя адвокатская контора. Кирилл, скорее всего, тоже не преступник — во всяком случае, выглядел он прилично. Впрочем, я уже убедилась, что благосостояние вовсе не признак нормальности.
А тот, третий? Коренастый вызывал неконтролируемый ужас, даже воспоминание о нем породило дрожь в руках и неприятный холодок на затылке.
Атли. Он тоже произносил это странное слово и, похоже, ассоциировал его со мной. Говорил, что если подождать, они соберутся вместе. Филипп с Кириллом утверждали, что я тоже атли. Кирилл в переулке называл коренастого охотником. Видимо, именно его они имели в виду. Он придет за мной. Придет... зачем? Воспоминания подкинули еще одно не очень приятное слово: смерть. По словам Кирилла, если не свяжусь с ними, умру.
Бред! Ты серьезно веришь в это, Полина? Они же психи. В последнее время тебе на них везет.
Не о том я думаю, совсем не о том. Нужно решить, что делать дальше. Даже если помирюсь с Матвеем, в безопасности не буду. Влад в любое время сможет найти меня — я же сама дала адрес в кафе. Поговорить с Матвеем, сменить квартиру. И что это даст? Липецк — не такой уж большой город, затеряться сложно, а у Влада всюду связи.
Почему он не ищет меня, я ведь сбежала? Позволил уйти? Странно. Нет-нет, совсем другой вопрос должен сейчас волновать: зачем он убил нерожденного ребенка?
Не могу сказать, что для меня жизнь кончилась. Я почти свыклась с неизбежными изменениями, улыбалась, глядя, как радуется Матвей. Но осознания этих изменений — того, что во мне зародилась жизнь — почему-то не было. А ведь должно было быть!
Может, я просто не отошла от шока? Может, обжигающая боль придет позже, когда я пойму...
Там билось сердце. Маленькое, размером с горошину. Живое. Горячее.
А теперь нет. Ничего нет...
— Боже мой...
Я присела на корточки и заплакала. Страх постепенно вытекал, освобождая место усталости. Слезы закончились быстро, но мне стало значительно легче.
Я невероятно устала за эти сумасшедшие дни, полные странных событий и людей. Просто нужно отдохнуть. Найти надежное место, спрятаться, подумать. У Вики небезопасно, равно как и в нашей с Матвеем двушке. Мелькнула мысль о бабушкином доме — после ее смерти я была там всего однажды. Отопление отрезали, но можно растопить печь — бабушка не стала убирать ее даже после газификации района в далеком восемьдесят пятом.
Нет, туда тоже нельзя — Влад знает адрес. Попросить Матвея пожить у родителей? Его мама хорошо относится ко мне и, скорее всего, не будет возражать. А затем снять другую квартиру, поставить сигнализацию, несколько замков. Нет, пожалуй, я не смогу чувствовать себя в безопасности. Теперь уже никогда.
Нужно собраться. Паника — плохой помощник. Смотреть страху в глаза — вот чего никогда не умела.
— Ты совсем одна тут.
Я резко вскочила, выронив полупустую пачку сигарет. На пороге, слегка облокотившись о фрамугу, расслабленно стоял Викин парень.
— Черт, Славик, ты напугал меня! — с укором сказала я. — Разве можно так подкрадываться?!
Вика встречалась со Славиком уже несколько месяцев. Он не нравился мне — грубиян, неопрятный и уважения к женщинам — ноль. Впрочем, меня не трогал, скорее всего, Вика предупредила, что цепляться чревато. Иногда он ночевал у нее, так что внезапному появлению ночного гостя я ничуть не удивилась. А зря.
— Разве можно быть такой глупой? — не моргнув и глазом, спросил Славик.
— Извини?
— Я даже немного удивлен, что ты тут одна. Разве соплеменники не предупредили, что нельзя уходить далеко от своих?
— Не понимаю тебя...
— Все ты понимаешь. Твой страх я чувствую кожей. Ты дрожишь, и правильно делаешь. Такие, как ты, должны бояться нас, потому что мы — смерть.
К горлу поднялся комок, затрудняя дыхание. Я машинально нащупала в кармане пузырек, что дал Филипп, крепко сжала.
Пятиться некуда — разве что спрыгнуть с третьего этажа. Славик преградил путь в комнату, я могла закричать, но тогда совсем не было бы времени думать.
— Ты выпил? Несешь ахинею какую-то, — стараясь сохранить лицо, выдохнула я.
— Славик спит. А охотник может войти в любое тело — так проще преследовать. В последнее время вы очень хорошо маскируетесь под людей.
— Маскируемся? — Я решительно шагнула вперед в надежде проскользнуть мимо него в комнату. Понимала мало, но опасность ощущала пятой точкой.
Нужно уходить. Быстро. Живот неприятно заныл, а потом отозвался резкой болью, словно кишки намотали на центрифугу. Я согнулась пополам и застонала.
— Стой, где стоишь, зверек!
Славик выглядел необычно. Нет, дело не во внешности — внешне он остался все тем же Славиком — невысоким, полноватым с жиденькими русыми волосами, которые иногда хотелось познакомить с шампунем. Но манеры... Прямая осанка, решительный взгляд, ироничная улыбка — все это было не похоже на Викиного парня. У меня в голове образовалась весьма странная мысль. Странная и нереальная настолько, что я сама боялась поверить в нее.
Это не Славик. Другой мужчина, и я уже встречала его. Прошлым вечером в темном переулке. Именно он ударил Кирилла по голове.
Я тяжело дышала, слова испарились, паника полностью завладела мной. Живот болел неимоверно, и я понимала, что причина в нем — в этом незнакомце. И если сейчас не сделаю что-то, он убьет меня.
И я умру.
Меня не будет...
Свет в гостиной ослепил, и я зажмурилась.
— Приперся, наконец!
Вика стояла посреди комнаты, уперев руки в бока, и гневно смотрела на 'Славика'. Мгновение — и он отвлекся. Мгновение — и мне хватило, чтобы открутить пробку на странном пузырьке. Мужчина уже повернул ко мне голову, хищно улыбнулся.
Так громко я не кричала еще никогда. Плеснув жидкость 'Славику' в лицо, изо всех сил толкнула его ладонями в грудь. Он пошатнулся, отступил в гостиную. Воспользовавшись замешательством врага, я рванула из комнаты, в секунду натянула сапоги и выбежала в ночь.
Домой добралась за двадцать минут. Такси поймала быстро — прямо на дороге, всю поездку гипнотизировала затылок водителя, опасаясь, что охотник может 'вселиться' и в его тело, и тогда точно конец.
Поля, ты совсем свихнулась! Неужели реально веришь в это? Странно, но в словах Филиппа я больше не сомневалась. Мне было больно — и это сделал охотник. Он причинил вред, даже не дотрагиваясь, и я знала — интуитивно, проснувшимся шестым чувством — что так же он может и убить.
Лестницу преодолела за минуту — бежала, перескакивая сразу через несколько ступеней, а ощущение погони обдавало жаром спину. Захлопнув за собой входную дверь, прислонилась к ней и закрыла глаза. Только теперь поняла, что все еще сжимаю в кулаке пузырек, спасший мне жизнь.
Что происходит? Кто-то подменил мою безопасную, уютную жизнь на это безобразие? В нормальном мире бывшие парни не убивают нерожденных младенцев, незнакомцы не цепляются на улице, не называют по имени и не дают странных артефактов. В парней подруг не вселяются убийцы и не выкручивают кишки взглядом. Не приходится бежать по ночному городу в наполовину расстегнутых сапогах, заглядывая в лица прохожих в страхе увидеть знакомое выражение и прищур убийцы.
— Что с тобой происходит, Полина? — прошептала я, отталкиваясь от двери.
— Вот и мне хотелось бы знать!
От неожиданности я вздрогнула. Слишком много сюрпризов на сегодня. Слишком много будоражащих событий, сбивающих с толку, пугающих до одури. Слишком много выплеснутого адреналина, страха, слез и разочарований. Впору стать истеричкой.
— Матвей...
Он стоял в проеме двери, ведущей в гостиную, смотрел на меня со смесью злости и сожаления на лице.
— Все никак не нагуляешься?
Ну вот, снова. Я пришла почти под утро, что никак не играет в мою пользу.
— Я была у Вики.
Прозвучало неубедительно, даже фальшиво. Ну, почему так? Когда говоришь правду, она звучит жалко и неправдоподобно!
— Ага, и она выставила тебя из дома среди ночи.
Он не верил мне. Хотел верить — я видела, как он старается — но не мог. Я бы и сама не поверила. Матвей видел меня с Владом. Это, должно быть, выглядело неоднозначно и провокационно.
— Ничего не было, — сказала я устало. — У меня с Владом ничего...
Новая идея по-шпионски пролезла в сознание. Охотник пришел меня убить, и я на крючке. А еще он может оказаться в любом человеке, которого я знаю. Он может быть в Матвее...
Я попятилась к двери.
— Тогда где ты была неделю? Что мне думать, Полина? — Он сделал несколько шагов навстречу, остановился, словно тоже боялся приблизиться. Это именно он — мой Матвей, не другой мужчина в его теле. Или маскируется? Страх снова вполз в меня, заполонил внутренности вязкой черной жижей подозрений.
— Я чуть с ума не сошел!
— Знаю, — осторожно кивнула я. — Слушай, я не могу пока все объяснить. Думаю, ты был прав, и нам нужно подумать... Решить, что делать дальше...
Даже сейчас это мой Матвей, где гарантия, что завтра охотник не заберется в него? Ведь лучший способ подобраться ко мне — использовать близких.
— Но мы ведь... — Он запнулся, потупил взгляд.
Смотреть на растерянное, помятое лицо близкого человека было невыносимо трудно. Но я больше не имела права рисковать. Даже если охотник не станет вселяться в него — черт, я и правда в это верю — он может причинить вред Матвею. А этого я точно не могу допустить!
— Мне нужно позвонить, а затем я уеду, — сказала я и отвернулась. Не смогу смотреть ему в глаза. Не смогу казаться безразличной.
— Куда уедешь?
— Нужно встретиться с другом.
— Сейчас? Какие встречи могут быть в три часа ночи?!
— Прошу, не начинай...
Говорить было трудно, врать — еще труднее.
— Я просто хочу понять, что происходит. Ты же не объясняешь ничего толком! Какие-то недельные отсутствия, ночные прогулки с друзьями, тайны... Ты не забыла, что носишь моего ребенка?
Эти слова причинили реальную боль. В груди стало горячо — невыносимо, будто в легкие залили кипяток. Я подняла глаза. Как странно, еще вчера Матвей и слушать меня не хотел, а теперь готов придумать оправдание сам. Его лицо красноречиво говорило: останься.
— Ребенка больше нет, — сказала я. Тишина, последовавшая за этими словами, была гробовой. Я слышала его прерывистое дыхание и собственный пульс.
Нужно держаться — что уж сожалеть? Все кончено. Теперь я поняла это явно. Нормальная жизнь, отношения с парнем, мечты о семье. С работы меня, скорее всего, уволят — я же не предупредила об отпуске. Жить негде — после того, как уйду отсюда, ночевать придется на вокзале. Впрочем, там тоже нельзя. Охотник будет искать — я была в этом уверена. Жизнь полетела под откос, и глупо пытаться делать вид, что все в порядке.
— Как... нет? — Матвей неестественно побледнел, отпрянул.
Меня охватило странное оцепенение, даже безразличие. Мир вокруг померк и казался серым, выцветшим.
Я подошла к телефону, достала из кармана визитку Филиппа.
— Очень просто — нет и все. Неделю назад я сделала аборт.
Не стала смотреть ему в глаза. Поняла, что не выдержу. Не стала думать о последствиях — просто сняла трубку и набрала номер.
Через несколько секунд мне ответил сонный голос:
— Слушаю.
— Это Полина, — сказала я. — Можешь меня забрать?
Желтый 'Опель' приехал минут через сорок.
Матвей сидел на кровати, обхватив голову руками, и не двигался. Я собрала вещи — их оказалось на удивление мало, и они поместились в большую спортивную сумку. Коллекцию совят я аккуратно сложила в пакет. Черный смотрел на меня укоризненно круглым желтым глазом. Я поставила пакет рядом с сумкой, выдохнула напряжение.
— Я верну ее тебе. Потом, — сказала тихо.
— Не стоит.
Он выпрямился. Напряженное лицо, сжатые в тонкую линию губы, пустые глаза.
'Прости меня, — подумала я. — Прости и будь счастлив'.
В прихожей зазвонил телефон, я бросилась отвечать.
— Выходи.
Коротко и ясно. Филипп приехал, нужно спускаться. Я не знала, что будет завтра, но почему-то чувствовала: я поступаю правильно. Возможно, потом, когда опасность уйдет, смогу вновь увидеть Матвея, все объяснить.
Нет, объяснить точно не смогу. Тем более, когда самолично сожгла все мосты...
Матвей молчал. Я думала, он будет задавать вопросы, злиться, кричать. Молчание убивало, делало только хуже. Но, наверное, так и должно быть — гнетущая тишина в ответ на ложь о предательстве. Впрочем, такая ли это ложь? Мысленно я предавала его в своих снах, отдаваясь другому, теряя рассудок от его прикосновений. Мысленно, не физически. Но все же.
Я подняла тяжелую сумку, забросила на плечо, в руку взяла пакет.
— Прощай, — прошептала и решительно покинула комнату.
Уже у самой двери услышала брошенную вдогонку фразу:
— Ненавижу тебя.
— Знаю, — ответила я и вышла в ночь.
Глава 5. Новая жизнь
Квартира Филиппа располагалась в центре — двухкомнатная хрущевка, не особо просторная, но уютная. Светлые обои в цветочек, обклеенные пленкой-самоклейкой межкомнатные двери, немецкое трюмо с витиеватыми выпуклыми рисунками на дверцах и мутным зеркалом.
Филипп внес мои вещи в спальню, поставил у кровати. Атмосфера уютная. Мебели немного: тумбочка из того же гарнитура, что и трюмо в прихожей, высокий шкаф. На полу — светлый, слегка затертый ковер.
— Пока поживешь тут, — сказал Филипп. — Ты использовала жидкость?
Я кивнула.
— Охотник вселился в парня моей подруги. Я выплеснула содержимое пузырька ему в лицо, а потом сбежала.
— Молодец. По идее теперь он должен потерять след. Но я не стал бы рисковать и выходить на улицу некоторое время — охотник видел тебя и наверняка запомнил внешность.
— А Вика? Она не... То есть он...
— Охотник не может навредить человеку. Да и ни к чему ему это.
Я покачала головой, присела на кровать и закрыла лицо ладонями.
— Знаю, это слишком для тебя. Твои родители поступили опрометчиво, не рассказав об атли.
— Родители погибли, когда мне было пять.
