| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Большинство других пришельцев были рабами. Многочисленное подневольное население Майорки, по-видимому, появилось скорее в результате razzie (набегов), пиратства и торговли, чем в результате какого-либо предполагаемого массового порабощения коренных мавров. Его происхождение было самым разнообразным, что отражало масштабы средиземноморской работорговли. Так, во время сардинских войн Барселонского Дома среди рабов было много сардов. Многочисленны были и греки, чей статус раскольников делал их уязвимыми. Большинство рабов, работавших в каменеломнях у скульптора и архитектора Перо Матеса в середине четырнадцатого века, были греками. Майорка, да и Балеарские острова в целом, вероятно, была скорее торговым центром, чем рынком рабов сама по себе.
Остров был центром реэкспорта этих и многих других товаров для всего араго-каталонского мира. Железо из Байонны и Кастилии (последнее обычно привозилось из Севильи), инжир из Мурсии и Алькудии, соль с Ибицы, севильское масло и "греческое вино" (возможно, скорее калабрийское, а не строго греческое) были вместе с рабами товарами, привозимыми в наибольших количествах на Майорку по пути в другие места. Среди пунктов назначения, указанных в сохранившихся морских контрактах, преобладают арагонские владения и Северная Африка. Например, в период с 1321 по 1340 год 48-59 процентов рейсов в порты за пределами королевства Майорка совершались в Каталонию, а 20-28 процентов — в Валенсию. Северная Африка заняла третье место с более чем 2800 лицензиями на совершение морских перевозок, сохранившимися с четырнадцатого века 13.
Майорка зависела от торговли, но это не значит, что после завоевания она была неспособна развивать новые отрасли промышленности. Коммерция способствовала развитию судостроения, особенно после того, как Санчо I превратил одно из еврейских кладбищ в верфь; обращение к короне по поводу условий труда плотников, занятых строительством шести когг в 1340 году, показывает масштаб деятельности, достигнутой в отдельный момент. Некоторые материалы и навыки кораблестроителей, возможно, также были использованы в замечательной оружейной промышленности: например, примерно в 1380-х годах Пере де Вилалонга отправил буквально тысячи арбалетов во Фландрию и Англию. Самым большим промышленным успехом Майорки после завоевания был текстиль, самый важный продукт средневековой промышленной революции, который способствовал развитию торговли везде, где он производился. Майоркская ткань, вероятно, пользовалась спросом уже в конце тринадцатого века; ее производство зарегистрировано с 1303 года. Ее происхождение неясно. Предполагается, что это объясняется итальянским влиянием, и итальянцы, как правило, были техническими специалистами и финансистами новых колониальных предприятий на средиземноморских островах позднего средневековья; но первым свидетельством участия Италии в ткацкой промышленности Майорки является упоминание о флорентийских рабочих в конце четырнадцатого века. Эту отрасль производства вполне могли завезти с собой, в первую очередь, колонисты из Каталонии 14.
Широкий спектр новых видов коммерческой и промышленной деятельности, потрясающий экономический рост в течение следующего века после завоевания сделали Майорку страной средневекового Wirtschaftswunder (экономического чуда (нем.)), сравнимой с Мадейрой следующего столетия с ее новыми продуктами и "узловой" торговлей. Хроника Хайме I красноречиво описывает потенциал Майорки: это была прекраснейшая земля с самым красивым городом в мире; это было любимое завоевание короля, "более ценное, чем королевство Леон". По мнению Рамона Мунтанера, писавшего примерно в 1325 году, доверие короля, казалось, оправдалось. Из всех каталонских хронистов Мунтанер был самым щедрым на похвалу и самым склонным к превосходным степеням; но его восхваление Майорки звучит правдоподобно. Это был "прекрасный и почитаемый остров". Король "раздал всем своим людям большие земельные наделы и оказал им великие милости. И он заселил названный город и остров посредством большего количества льгот и привилегий, чем в любом другом городе мира; поэтому он стал одним из лучших городов мира, благородным и более богатым, чем любой другой, и населенным каталонцами, людьми знатного происхождения и с хорошей репутацией, от коих произошли наследники, которые стали самыми деловыми и наиболее обеспеченными людьми (la pus convinent gent e mills nodrida) любого города в мире". Показательна концентрация внимания на "городе Майорка", в отличие от остальной части острова. Когда посторонние думали о Майорке, они думали только о ее торговом порте, точно так же, как сегодня они думают только о туристическом комплексе, расположенном на том же побережье, с центром в том же городе. Мунтанер также точно понял условия, которые позволили экономике Майорки процветать: экономическая свобода и низкое налогообложение, которые сопровождали постоянные усилия по привлечению поселенцев на остров 15. Эта модель стала обычной в последующей истории колонизации западного Средиземноморья и Атлантики. Эту историю часто представляют — и совершенно справедливо — как медленную и болезненную, полную "сдержек" и разворотов вспять; однако успехи в некотором смысле более удивительны, чем промахи, и их нельзя было бы добиться без щедрых уступок поселенцам.
Спустя поколение после похвалы Мунтанера экономическое чудо Майорки, похоже, выдохлось. Например, между 1329 и 1343 годами население города Майорка резко сократилось — с 5256 очагов до 4124. Утрата феодальной "независимости" в 1343 году и возвращение острова под прямое управление короля Арагона, возможно, помогли завершить период новаторства, устранить источник стимулов и сделать Майорку менее привлекательным местом для жизни и деятельности. Тем не менее, если рост остановился, то процветание продолжалось, и если динамизм угасал, самодовольство все еще существовало. В "Manual de reebudes e de dades" — муниципальных отчетах за 1349 год — отражена эпическая удовлетворенность отцов города в самый год чумы. Их мир был миром статуса, связанного с потреблением, измеряемого дорогостоящими пирами и показной демонстрацией лояльности материковой династии. Для украшения городских залат для банкетов было нанято по меньшей мере 76 мастеров и декораторов — некоторые из них были маврами, некоторые греками, некоторые рабами. Два "художника по алтарям и боевым знаменам" украсили портьеры в честь похорон королевы на материке. А крупные суммы, потраченные на защиту от притязаний вытесненной островной династии, включали оплату одиннадцати цирюльников-хирургов для обслуживания экипажей флота. Общество, столь изобилующее шарлатанами и ремесленниками, должно быть, погрязло в избыточном богатстве 16.
Управление этим обществом представляло проблемы, которые арагонским королям было трудно решить, а историкам трудно классифицировать. Подобно материковым владениям Барселонского Дома, оно сочетало передачу власти на местах муниципальным общинам и сеньорам при посредничестве бюрократического слоя королевских или сеньориальных представителей, называемых batles, со сложными представительными институтами в центре, которые давали советы королю и регулировали налогообложение. При короле или, в периоды правления с полуострова, его наместнике jurats (судьи) выполняли функцию совета, а Consell (Совет) — представительного учреждения. Поскольку большая часть крупной знати проживала на полуострове и была представлена ??на острове управляющими, получившими юридическое образование, оба учреждения имели обманчиво буржуазный вид. Юраты были королевскими выдвиженцами, Совет — выборным органом, членов которого частично назначали юратами, частично избирали синдики на местах. Представители part forana (так называлась вся территории Майорки, не принадлежавшая городу Майорка. — Aspar), в отличие от представителей города, выбирались органами сельских синдиков, назначавшихся, в свою очередь, путем выборов и жребия; рост их численности — от 3 после завоевания до 10 во время правления Санчо I и 63 к концу века — отражает рост населения и значение внутренних районов. В каждом сельском городке должно было быть от четырех до восьми представителей; преобладали относительно крупные поселения — Инка, Полленса, Синеу, Сольер, Манакор, Льюкмайор.
Совет собирался нечасто, для проведения ритуалов, утверждения налогов или кодификации привилегий. Повседневная деятельность правительства, как и во всех средневековых государствах, заключалась не в составлении и издании законов, а в отправлении правосудия. Оно было аккуратно поделено между часто отсутствовавшими королями и сеньорами. Еще в июле 1231 года король и основные бенефициары раздела земель договорились, что сеньориальная юрисдикция будет ограничена назначением batles на сеньориальных землях и рассмотрением гражданских и мелких уголовных дел, хотя уголовная юрисдикция на любом уровне могла быть, и часто передавалась в дар от короля. Судебные пошлины, судя по всему, распределялись по-разному, не в соответствии с какими-то фиксированными правилами, а, скорее, в зависимости от степени власти соответствующего барона. Например, в своих собственных землях Нуньо Санчес черпал деньги из общего фонда, хотя короне время от времени удавалось получать различные доли в других местах. Когда требовалось принятие законов, процесс отражал это эффективное разделение власти между отсутствующей элитой: решения принимали юраты, среди которых преобладали представители магнатов.
Больший интерес для историков, чем детали институтов острова, представлял вопрос об отношениях королевства Майорка в целом с короной Арагона и другими владениями Барселонского Дома. Споры о том, можно ли по праву называть арагонские владения "империей" и размышления о природе моделей правления, унаследованных "современной" колонизацией от "средневекового" прошлого, увели исследование на некоторые бесплодные тропы. Конечно, Майорка была типичной для арагонских владений в той расплывчатости, с которой определялось ее место в монархии. Как и большинство других областей арагоно-каталонской заморской экспансии, ее часто отдавали местным правителям, которых сначала называли "сеньорами", а затем "королями" Майорки, чья лояльность, обеспеченная только клятвами вассалитета и участием в генеральных кортесах или представительном собрании короны Арагона, как правило, была ненадежной.
Первым сеньором был выдающийся кондотьер-жиголо, инфант дон Педро из Португалии. Сосланный в Леон в 1211 году в возрасте 24 лет и неспособный с тех пор полностью успешно вмешиваться в дела Португалии, этот вольный принц сначала воевал вместе с Альфонсо IX Леонским против португальцев и мавров, затем служил в Марокко в качестве командующего иностранным легионом (см. стр.126). Судя по всему, он поступил на арагонскую службу в 1228 году, но не принимал участия в завоевании Майорки. Вместо этого король выдал за него замуж свою отвергнутую наложницу, графиню Аурембье из Уржеля. Графиня рассматривала принца как средство отомстить своему возлюбленному, передав ему графство Уржель в случае своей смерти, нарушив условия своего "контракта о конкубинате", который гарантировал возвращение этого желанного княжества короне. Но, по тайному соглашению, Педро согласился уважать права короля. Его наградой вместе с несколькими второстепенными владениями его жены стала сеньория Майорки. Примерно в то же время — возможно, в тот самый день — когда его жена умерла на Михайлов день в 1231 году, он был наделен титулом сеньора Майорки и Менорки; последний титул был номинальным, за исключением перспективы будущей дани, поскольку остров все еще находился в руках мавров. Он также получил право завоевания Ибицы, которое было разделено с Нуньо Санчесом. Ему были пожалованы во владение сильнейшие замки Майорки — Альмудайна, Аларо и Полленса, — а также пожизненное пользование относительно обширным доменом и право передать треть его своим наследникам.
Земли Педро, похоже, предназначались как фонд покровительства, из которого он мог бы вознаграждать свое окружение, а не как фиск, за счет которого он оплачивал бы содержание чиновничьего аппарата. У него было 103 различных и разбросанных по разным частям острова владения, из которых 52, что составляло более половины домена, были переданы его вассалам, как правило, в виде пожалований от короля. Общая площадь, находившаяся в распоряжении Педро — 6100 гектаров — занимала примерно девятую часть королевского домена и была невелика по меркам магнатов-бенефициаров передела: у Нуньо Санчеса, например, было вдвое больше. Права Педро не были четко определены. Он раздавал земельные владения в пределах королевского домена, но то же самое делал и король. Он назначал и увольнял королевских советников и судей, в том числе городских. Он принимал оммаж от новых поселенцев; он заседал вместе с юратами, издавая законы и указы, как, например, при перераспределении воды для орошения в 1239 году после утраты записей о системе, которая существовала при маврах. От папы Римского он получил особое право или обязанность искоренять "порочные обычаи или незаконную практику (ritum illicitum)", возможно, потому, что Майорка была убежищем для еретиков-катаров. Но ни одна из этих функций не подразумевала какой-либо формы долгосрочной автономии Майорки. Действительно, большую часть времени Педро, вероятно, отсутствовал в своих владениях, как и большинство феодалов острова. В 1235 году он отправился завоевывать Ибицу, а в 1238 году — Валенсию. В 1239 году он назначил наместника, который не был освобожден от должности. В течение первого периода правления его сеньорией его присутствие лишь кратковременно подтверждается документами в 1239 году и снова летом 1241 и 1242 годов. После этого он, вероятно, не возвращался до 1254 года, а тем временем он отказался от своей сеньории в обмен на значительное феодальное владение в недавно завоеванном королевстве Валенсия 17.
Тем не менее, в 1254 году он вернул свою сеньорию и управлял ей в течение последних двух лет своей жизни. Таким образом, когда в 1260 году умер первенец Барселонского Дома и наследство было разделено между другими наследниками короля, возник недавний прецедент автономии Майорки, которая после смерти Хайме в 1276 году неустойчиво сохранялась, с ослаблениями и перерывами, до 1343 года. Майорка стала сокровищницей и житницей королевства анклавов и островов — Балеарских островов, Руссильона, Сердани и Монпелье — на окраинах Арагоно-каталонского мира. Временами ее короли, как и другие, более мелкие вассалы королей Арагона, могли нарушать свои клятвы верности и бросать вызов старшей линии; до 1279 года Жауме II Майоркский даже мог заявлять, что он не обязан хранить верность короне Арагона, поскольку завещание его отца не обязывало его конкретно приносить присягу. Но Майорка никогда не была по-настоящему жизнеспособной как полностью независимое государство. Ее жителями были каталонцы, сохранившие верность исторической династии; она зависела от торговли с полуостровом; ее магнаты по большей части проживали на полуострове. Жауме II был бессилен противостоять требованию Педро III о принесении оммажа в 1279 году или противостоять арагонскому вторжению в 1285 году. Его восстановление на троне в 1299 году было сделано в интересах династии в целом по решению Хайме II Арагонского. Когда двусмысленность отношений была наконец устранена окончательным арагонским завоеванием в 1343 году, операция заняла неделю. Захватчиков приветствовали почти повсюду, и более поздние попытки Жауме III добиться реванша практически не нашли поддержки на местном уровне: только деспотичное правление Педро IV в 1347 году дало изгнаннику надежду на успех, который закончился его смертью в результате неудачного вторжения два года спустя.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
