| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Если привязанность Барбозы к Васко да Гаме, как своего рода образцу и альтернативе Албукерки, основывалась отчасти на неизвестных нам личных связях (через его дядю или иным образом), то она в равной степени была основана, совершенно очевидно, на широко распространенном в эпоху Гамы мнении о сути португальской экспансии в Азии. В последнее время достаточно часто отмечалось, что противники Албукерки неизменно получали негативную оценку в печати, учитывая героическое мировоззрение португальской историографии. Таким образом, таких людей, как Гашпар Перейра (секретарь португальского правительства в Азии) или Диогу Перейра, довольно часто представляли подлыми интриганами, неспособными постичь величие замыслов Грозного Афонсу. Однако, подвергая сомнению эту точку зрения, мы не должны попасть в другую ловушку, состоящую в том, что люди вроде Барбозы, Перейры или Морено — и тем более Васко да Гама — представляли дух "свободной торговли" против деспотичного меркантилизма или являлись защитниками прав местных правителей и торговых князей (раджи Кочина, Маммали Мариккара из Каннанура) против португальского государства по благородным причинам. Напряженность была более сложной, а мотивы более низменными. Чего желала "Кочинская клика", так это привилегированного положения для своего класса, португальской знати среднего звена, как в торговле в Индийском океане, так и в захвате "призов" на море. В этом отношении их концепция была гораздо более ограниченной и, можно сказать, более "прагматичной", чем концепция Албукерки и Д. Мануэла, которые хотели развивать торговлю под контролем Короны на как можно большем количестве путей и построить очень обширную Азиатскую империю, основанную на универсальном христианстве. Но насилие было такой же частью первой стратегии, как и второй, причем основное различие заключалось в форме и уровне систематизации применяемого насилия. Позиция противников Албукерки в конечном итоге, по-видимому, взяла верх, когда он впал в немилость в 1515 г. и его заменил на посту губернатора Лопо Суариш де Альбергариа, двоюродный брат и ставленник барона Алвиту. Вместе с ним "Кочинская клика" тоже поднялась на вершину к новой власти и влиянию. Диогу Перейра, которого Албукерки с позором отправил обратно в Португалию, вернулся секретарем к Лопо Суаришу (и быстро занялся созданием частного торгового флота), в то время как Лореншу Морено даже ненадолго был назначен капитаном Кочина Лопо Суаришем вместо Айриша да Силвы. Силва, в свою очередь, написал длинное и гневное письмо из Малакки в августе 1518 г., осуждая губернатора и заявляя, что он "желает мне много зла, и если бы он мог уничтожить меня, он бы это сделал"; он также предположил, что Лопо Суариш вел крупную частную торговлю в Пуликате на Коромандельском побережье, возможно, через флорентийца Пьеро ди Андреа Строцци (57). Из этого и других писем становится ясно, что во времена Лопо Суариша судоходство Короны до некоторой степени сократилось; уже во флоте, сопровождавшем Лопо Суариша в Индию, некоторые корабли были снаряжены в частном порядке и даже имели королевские лицензии "на торговлю в Индии, где бы они ни пожелали, перевозя товары из одной части в другую" (58). Также, попытки территориальной экспансии на время прекратились.
Есть два исключения из этого последнего правила в период правления Альбергарии. Во-первых, это решение, принятое в последний год его пребывания (и осуществленное в сентябре 1518 г.), о строительстве долго откладывавшейся крепости в Коломбо; но это можно достаточно легко объяснить, ибо ввиду растущей враждебности между португальцами и маппила потребность в крепости даже для защиты частных торговых интересов португальцев из Кочина (которые интересовались корицей из Шри-Ланки) стала весьма насущной. Второе исключение подтверждает правило: это странная экспедиция Лопо Суариша на Красное море в 1517 г. Организованная в исключительно благоприятное для португальцев время, когда османский султан Селим I только что закончил свое завоевание мамлюкского Египта (а регион Красного моря был особенно уязвим), эта экспедиция не принесла никаких результатов. Огромный флот, на борту которого находилось около 1900 португальцев, 600 "малабарцев" и от 600 до 1000 моряков, покинул Гоа в начале февраля 1517 г. и прибыл в Аден 14 марта 1517 г. Здесь, к их удивлению, португальцам оказали доброжелательный прием, дали им воду и припасы, а также лоцманов, которые помогли им доплыть до Джидды; ибо без их ведома правители Адена всего за несколько месяцев до этого отбили нападение мамлюков во главе с Амиром Хусейном (который был казнен вскоре после этого) и Салмана Раиса, который, хотя и находися на службе у мамлюков, на самом деле был "руми", по определениям того времени. Однако Лопо Суариш упустил возможности основать португальскую базу в Адене, если верить ряду современных рассказов. Так, по версии немецкого купца Лазаря Нюрнбергера, находившегося в Азии в то время:
"Считается, что когда в первый раз Лопис Суарис предстал перед Аденом, и жители Адена спросили, хочет ли он напасть на город и каковы его намерения, то, если бы он сказал, что хотел бы захватить город, или если бы потребовал от них платить дань королю Португалии, они бы с готовностью согласились на это, ибо очень боялись руми (Romern) и предпочли бы подчиниться португальцам, а не руми, потому что руми очень плохо обращаются с маврами [арабами]" (59).
Вместо этого Лопо Суариш отплыл в Джидду и, выдержав шторм, в середине апреля бросил якорь в порту. Португальские капитаны посоветовались и, обнаружив, что порт хорошо защищен, решили отказаться от попытки его захватить, вместо этого выбрав более уязвимые цели в Камаране и Зейле. К тому времени, когда они покинули Красное море, губернатор Адена амир Марджан уже не был заинтересован в переговорах с ними, и поэтому флот направился в Ормуз. После шторма у мыса Гвардафуй, нанесшего ущерб флоту, Лопо Суариш прибыл в Ормуз к началу ноября 1517 г. и, наконец, вернулся в Кочин к 8 декабря. Как из-за потерь, так и дезертирства огромные силы, которые он взял с собой, были очень сильно истощены (60). Таким образом, делая вид, что следует полученным в Португалии инструкциям о том, что он должен принять жесткие меры в отношении Красного моря, Лопо Суариш фактически коварно способствовал саботажу всего процесса, предусмотренного Д. Мануэлом. Ощущение этого передает даже Лазарь Нюрнбергер, который на несколько десятилетий предвосхищает критику Гаспаром Коррейей стиля правления Лопо Соареша. Немецкий купец откровенно заявляет, что "в настоящее время в Индии существует очень плохое правительство под властью португальцев (ser bosz regiment in India untter den portugalesern ist)", с плохо оплачиваемыми солдатами, которые, следовательно, постоянно переходили на сторону врага. Он добавляет, что "если Руми прибудут в Индию до прибытия кораблей из Португалии, большая часть португальцев сдастся на милость Руми" (61).
ДОН МАНУЭЛ В ОТСТУПЛЕНИИ
Правительство Лопо Соареша описывалось как этап "разрядки" после строгого режима, который пытался поддерживать Албукерки. При поддержке своего клана, особенно его племянников Д. Жуана да Силвейры и Д. Алейшу де Менезиша, — последний очень активно работал на протяжении трех лет правления губернатора в качестве capitаo-mor do mar (главнокомандующий военно-морских сил (португ.)), — Лопо Суариш стремился свести счеты с теми, кого подозревал в симпатиях к Албукерки. События в Азии в значительной мере отражали ситуацию в метрополии. Между концом 1514 и 1518 гг. политическое положение Д. Мануэла при португальском дворе пошатнулось. Этот факт можно обнаружить по ряду показателей, но объяснить его на деле оказывается несколько труднее. Быстрота завоеваний Албукерки в сочетании с жалобами, которые каждый год приходили в виде писем из Индии, подняли вопросы о природе создаваемой Азиатской империи; степень автономии, которой обладал губернатор (которого некоторые обвиняли в желании стать "герцогом Гоа"), вызывала особенную враждебность. Провал крупномасштабной португальской морской экспедиции в Мамору в Северной Африке в 1515 г., в ходе которой было убито более 4000 португальцев, мог только нанести дополнительный ущерб престижу короля, в то время как сопротивление его политике внутренней централизации уже было отмечено. Самым очевидным признаком неустойчивого положения Д. Мануэла было, конечно, решение сместить Албукерки, принятое в конце 1514 г. вопреки желанию самого короля, королевы Д. Марии и стареющего идеолога мессианского христианства Дуарте Гальвана. Вместо этого сам Гальван был отправлен в начале апреля 1515 г. на флоте, который доставил Лопо Суариша в Индию, чтобы сопровождать эфиопского посла Авраама-Матеуса обратно в его страну в качестве главы ответного посольства. Стареющий Гальван к этому времени стал вспыльчивым и непостоянным в своих суждениях, ожесточенно ссорился с эфиопским посланником и поддался влиянию критиков Албукерки. Он даже написал Д. Мануэлу в начале января 1516 г. с едва завуалированными нападками на недавно умершего Албукерки, обвиняя его в том, что он питал чрезмерные амбиции (62).
Положение дел, очевидно, существенно изменилось с начала 1514 г., когда Д. Мануэл отправил чрезвычайно пышное посольство к Папе Льву X Медичи в Риме, чтобы продемонстрировать свое восточное богатство и подчеркнуть силу, которую кампании Албукерки позволили ему накопить. По иронии судьбы это посольство, возглавляемое Триштаном да Кунья (и секретарем которого считался Гарсия де Резенде), проследовало через Аликанте и Майорку и к середине февраля 1514 г. прибыло на окраину Рима. Вследствие достаточно медленного продвижения главной диковинки посольства — слона, Кунья и его спутники смогли войти в Рим только 12 марта 1514 г., многие из них были в маскарадных костюмах, в "индийском" стиле (63). Помимо слона, явно производившего большое впечатление, посольство везло с собой еще сорок двух зверей (в том числе гепарда из Ормуза), а всего насчитывало сто сорок человек, что повлекло за собой довольно значительные расходы. К апрелю у Куньи начали заканчиваться деньги, что вынудило его брать взаймы на месте и напомнило ему о его друге, "бароне [Алвиту], который сказал мне в Лиссабоне, что посольство в Рим — плохая затея, потому что на него было потрачено много денег, как он хорошо знал" (64). Тем не менее миссия была доведена до конца; 29 апреля Папа подписал буллу, которую стремились получить португальцы. Папа также прислал в ответ щедрые подарки, на что Д. Мануэл ответил в 1515 г., прислав ему корабль, груженный специями, а затем и носорога, подаренного португальскому монарху в 1514 г. султаном Музаффаром из Гуджарата. Символично, что корабль с носорогом, вышедший из Лиссабона в октябре 1515 г., затонул у Генуи в начале февраля 1516 г., что довольно точно отражает положение самого Д. Мануэла в то время.
Проблемы политического, финансового и дипломатического характера стали тяжелым бременем для португальской короны. Тревожной проблемой было возобновление соперничества с Испанией, которое с 1490-х годов Д. Мануэл сдерживал с помощью последовательных браков (его вторая жена, Д. Мария, умерла в 1517 г.). Смерть Фердинанда Кастильского в январе 1516 г. означала, что габсбургский принц Карл V стал соправителем Кастилии и Арагона со своей матерью, психически неуравновешенной Д. Хуаной. Эта преемственность теоретически подразумевалась с 1504-1505 гг. (после смерти королевы Изабеллы Католички), но десятилетие спустя ситуация существенно изменилась. Прибыв в Испанию в сентябре 1517 г., Карл V с определенной решимостью занялся наведением порядка в своем доме. Он также эффективно стремился заново пересмотреть весь вопрос о "разделе мира", заключенный в Тордесильясском договоре, чему способствовало предложение, представленное ему португальцем Фернаном де Магальяйшем, более известным потомству как Фердинанд Магеллан (65).
Магальяйш, родившийся около 1480 г. на севере Португалии, вероятно, отправился в Азию в 1505 г. на флоте Д. Франсишку де Алмейды. Он оставался там в течение восьми лет, участвуя в кампаниях на западном побережье Индии и в Восточной Африке, помимо того, что сопровождал Диогу Лопиша де Секейру в первой неудачной португальской миссии в Малакке в 1509 г. Здесь он сдружился с Франсиско Серраном, позже ставшим португальским фактором на Молуккских островах. В 1510 г. Магальяйш был в Гоа, участвуя в его захвате, а на следующий год снова в Малакке, вместе с Албукерки. В 1513 г. он вернулся в Португалию и принял участие в экспедиции герцога Браганса против Аземмура. Несмотря на эту довольно бурную деятельность, Магальяйш обнаружил, что не может получить желанные награды при дворе Д. Мануэла, возможно, из-за слухов о том, что он довольно беззастенчиво обогатился за счет военной добычи при захвате Аземмура. Как бы то ни было, между 1514 и 1516 гг. он подал королевскому двору не менее двух прошений о продвижении по службе, и оба были отклонены (66). Таким образом, собрав воедино всю информацию, которую он мог получить от людей, имевших опыт пребывания на Молуккских островах, таких как Франсишку Серран, и дополнив ее с помощью космографов Руи и Франсишку Фалейру, а также картографа Жоржи Рейнеля, Магальяйш решил представить проект в Испании, чтобы показать, что Молуккские острова фактически находились в пределах испанской половины раздела мира, сделанного в Тордесильясе.
Географически, конечно, Магальяйш ошибся. Но политический потенциал его проекта был сразу же осознан в Испании, не в последнюю очередь благодаря некоему Диогу Барбозе, крупному португальскому купцу, базировавшимся в Севилье, куда Магальяйш прибыл в конце октября 1517 г., публично отказавшись от своего статуса подданного Д. Мануэла. С помощью Барбозы (на дочери которого он женился), Хуана де Аранды (фактор Каса-де-Контратасьон) и епископа Бургосского Магальяйш сумел добиться принятия своего проекта Карлом V, и между ними был подписан контракт в Вальядолиде 22 марта 1518 г., несмотря на сильную оппозицию со стороны других групп при испанском дворе; экспедиция финансировалась Фуггерами и влиятельным Кристобалем де Аро. Остальная часть истории хорошо известна: отплытие Магальяйша с пятью кораблями из Севильи 10 августа 1519 г., его прибытие в Рио-де-Жанейро в конце того же года, бунт других участников экспедиции против Магальяйша, его нелегкое проникновение в Тихий океан в конце ноября 1520 г. и его смерть на острове Себу 27 апреля 1521 г. Из пяти кораблей только "Виктории" под командованием Себастьяна де Элькано действительно удалось совершить кругосветное плавание, вернувшись в Испанию через мыс Доброй Надежды 6 сентября 1521 г., всего с восемнадцатью членами экипажа.
Васко да Гама тем временем еще как бы ждал своего часа. Однако в первые годы после возвращения Д. Айриша да Гамы из Индии (1512 г.) мы наблюдаем возрождение интереса адмирала к торговле с Индией. Документы из "Casa da India" предполагают, что ему снова удалось в некоторой степени снискать расположение Д. Мануэла, возможно, через могущественного Антониу Карнейро, секретаря короля. Таким образом, в июне 1513 г. Гаме была предоставлена ??привилегия получать деньги и товары из Индии либо за счет собственных средств, либо за счет лиц, присылавших ему товары, и все это без уплаты фрахта или пошлин в Лиссабоне. Естественно, из этого списка были исключены те пряности, на которые действовала королевская монополия. Два года спустя, в августе 1515 года, Гаме было разрешено ежегодно отправлять одного из своих людей в Индию, "чтобы закупать и привозить для него товары оттуда"; этому агенту должны были платить так же, как солдату (67).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
