Vstn_test_test

Получилась большая красная книжка, с золотым тиснением, на Русском языке. Книга в подарочном переплёте — на хорошей бумаге, с множеством иллюстраций и прочей красотой, с металлическими уголками — в общем — декоративно красивая.

Двадцать грузовых контейнеров с этими книгами из западной германии были переправлены в СССР, официально поступить в продажу они не могли — но зато в букинистические магазины и пользующиеся большой популярностью комиссионные магазины — их сдали люди, нанятые специально для этих целей — распространением занимались люди, не знающие, как и на кого работают.

Доставку в каждый город этой литературы я обеспечил — начиная с Москвы и Ленинграда — где эти книги быстро расхватали с полок комиссионных магазинов — хотя бы за красоту обложки — у народа сейчас книжки в почёте, а с научным флёром — тем более.

Всё удалось даже намного легче, чем я думал изначально — потому что букнисты были рады взять новенькую книжку в подарочном издании и с хорошей бумагой, отличным содержимым — публика начала их покупать. Вторая и третья книги — пошли следом, из той же серии — и вопреки моим первоначальным опасениям — были расхватаны с полок так быстро, что пришлось делать дополнительные тиражи — по тридцать и сто тысяч экземпляров.

Вторая книга была целиком посвящена критике СССР — но не в ключе того, почему коммунисты плохие, и поэтому им надо сдаться и признать господство запада — скорее наоборот — в книге обосновывалось то, почему коммунизм не сможет выполнить свою благородную задачу — макнуть американцев мордой в собственное гуано. А третья — описывала максимально реалистичный, максимально правдивый сценарий падения красной империи — развитие всех тех процессов, что уже сейчас идут — описывались решения, которые принимаются политиками и чиновниками — и каждое из них обосновано, описывались экономические последствия — в деталях имелась финансовая аналитика, нежизнеспособность плановой экономики никогда не доказывалась настолько подробно и наглядно.

Реакция на это последовала с запозданием на целый месяц — пока я бегал с книжками — и пока они заполняли полки советских граждан — никто целый месяц ничего не делал — пока книжки не вызвали бурные обсуждения на кухнях, в институтах, пока студенты марксизма-ленинизма не начали вести с преподавателями диалог, опираясь на научные факты и теорию из этих книг — и пока не начали ставить их в тупик.

Пожар вспыхнул быстро и распространился ещё быстрее — я только следил за прессой и реакцией наших партийных бонз. Воронов тоже читал газетки — но то такое — ему было важнее работать над своими "записками попаданца".

Обличительные статьи в газетах, как я и планировал — появились, которые для широкой публики называли и книгу и автора, и основные постулаты разбирали, пытаясь доказать их несостоятельность — но делали это с опорой не на реальность, а на официальные факты. То есть на благую ложь, которая очевидна всем — это вызвало грандиозный скандал — поскольку произошло заклинивание двух взаимоисключающих директив — говорить, что это всё ложь — нельзя, говорить, что Карлайл прав — тем более кощунство. Вот и начались проблемы.

Я бы сказал, что весна выдалась очень жаркой — советская пресса продолжала печатать опровержения моим книгам, а я — распространять через комиссионки и букинистические данную литературу, а оттуда уже пошёл самый разный самиздат. Теоретическая основа разрушения СССР была развёрнута очень подробно и обоснована крайне эффектно — поэтому очень скоро с этой книгой ознакомился весь состав ЦК и политбюро — экземпляры, которые ведомство Семичастно изъяло у букинистов. Тут всё просто — книжки вдесятеро интереснее, когда они запретные и за ними КГБ бегает.

Срачи на политбюро разразились грандиозные — все забыли про Шелепина и его дела. Чем он занимался — никто не интересовался и не ведал — и настал момент, когда нам с ним нужно было уже познакомиться.

Я перенёсся в гостиную второго этажа госдачи, вместе с запасами провизии на стол.

— Привет, Петь. Как жизнь молодая?

— А ты, я вижу, загорел? — Воронов оглянулся, — привет, проходи.

— И вам здрасьте, вы ведь Александр Николаевич, верно?

— Верно, — Шелепин сидел за столом вместе с Косыгиным и они уже битые полтора часа обсуждали с Вороновым детали финансовой политики, — А вы Карлайл?

— Собственной персоной, — улыбнулся я, — лучше просто Вилли. Примите гостинцы, тут набрал немного. Алексей Николаевич, и вам добрый вечер.

— Интересно было изучить все эти ваши финтифлюшки, что вы по дому развесили, — сказал Косыгин, — автоматизация, однако.

— Можно и так сказать. Домашняя автоматизация близкий родственник промышленной, хотя она примитивна, но действенна. Как человек, занимавшийся промышленностью, вы наверняка уже прикинули, где можно подобное применить в промышленности.

— О, да, и область применения обширная. Но не будем об этом, — Косыгин наколол кусок рыбы на вилку, — Читал ваши труды, сами написали?

— На основе имеющихся теорий и знаний — но да, сам.

— Весьма содержательно, весьма. И подход вы нашли оригинальный, чтобы и нас не подставить и дискуссию поднять в правительстве. Там у Суслова утром случился сердечный приступ — есть все шансы, что Сашка займёт его место.

— Шелепин? — я удивился, — Вы? Серьёзно? Это было бы... интересно.

— Интересно? Ну можно и так сказать, — Шелепин кивнул, — мы до сих пор думаем, какова на самом деле власть случая — Суслов был настолько толстокожим коммунистом, что от волнения у него случился сердечный приступ — инфаркт. Он конечно не хотел бы — но ответить ничем не смог и это был его идеологический проигрыш. Разгром. В итоге решили назначить кого-то, а тут я подвернулся. Пока ничего не решено, но есть те, кто за мою кандидатуру.

— Это вам нужно или нет?

— Думаю, да. Место второго секретаря — как раз то, что нужно, чтобы фактически определять путь партии и иметь твёрдый фундамент под ногами.

— Честно, если они захотят от вас развенчать то, что я написал — то я вам ничем помочь не смогу. Писалось всё по опыту, по науке, опровергнуть это я сам не смогу. Но зато базис, который толкает к реформам и переосмыслению — был дан.

— А как с продажами твоей книжки в европе?

— Её запретили. Запретили, изъяли, в общем — впали в куда большую истерику, чем в советском союзе.

— Разве? А почему? — не понял Шелепин, — ладно у нас — партноменклатура привыкла говорить о достижениях коммунизма — у них то что?

— А у них изначально было подобное понимание — и они счастливо и с большим удовольствием пользовались тем, что дальше уровня администратора города — понимание государства в СССР не ушло. То есть им было вольготно, когда в СССР про то, что я написал — никто даже не смотрел под таким углом и не пытался осознать происходящее. Я подложил им большую свинью, — я попросил корабль передать мне папку и положил перед товарищами, между рыбой и бутылкой коньяка, — вот, доклад ЦРУ в Европе, касающийся моей книги и её распространённости в СССР. Они пытались узнать, кто я такой, откуда взялся, и тщательно расписали причины своей охоты за мной.

— А если коротко? — Косыгин взял папку, пролистал, — тут всё на английском.

— Если коротко — то ЦРУшные аналитики считают, что своими аналитическими услугами я оказываю большое одолжение советской власти, провоцирую купирование деструктивных процессов и подвожу базис под решение тех проблем, на которые они делали ставку в борьбе с советским союзом, и если власть имущие смогут решить поднятые проблемы — то опасность СССР для западной цивилизации значительно возрастёт, а принимаемые решения помешают им достижения их главной цели.

— Мировая гегемония? — хмыкнул Косыгин, — Слышали.

— Именно что мировая гегемония. Они её один раз уже достигали, весьма успешно. На этот раз ситуация для них гораздо хуже. Книжка оказала большое влияние на Бжезинского — американского политолога, основателя теории гегемонии, принятой в мире, так что и американское руководство теперь в курсе и будет исходить из этого. Я думаю, некоторое побудительное движение в сторону решения поднятых проблем можно будет протолкнуть через это?

— Через что?

— Через то, что это очень помешает американцам работать с нашей политикой. Они же всегда работали реакционно — деструктивные процессы не трогали, позитивные старались задавить, широко способствовали распространению так называемой "дружбы народов" и советизации до степени полной невменяемости. Очковтирательство, нескладность, зашоренность и догматизм — их оружие, которым они только рады были давить СССР. Через естественную реакционную политику в СССР — как только кто-то пытался решить проблему — его подставляли. Как Косыгина с чехословацким восстанием, хозрасчёт не прошёл — результат был достигнут. Вами на самом деле легко управлять — я имею в виду коммунистами. Вы очень сильно зависите от решений запада, вам слишком важно что они о вас подумают, слишком легко управляет антураж, убеждения и впечатление — а не расчёт и выгода.

— Но-но. Не такие уж мы и дремучие.

— Вряд ли вы догадывались, что многие действия запада нацелены либо на внутреннюю публику — либо на вас — но методом реакционного воздействия. Они вбрасывают что-то и ждут от вас расчётной реакции — получая её — повторяют снова и снова. Вас оказалось легко троллить и вывести на реакцию. Реагировать нужно учиться у китайцев — забить болт на любые недовольства и возмущения, попытки подтрунить или потроллить. У вас своя цивилизация, вы её развиваете — как она выглядит в их глазах и как им это нравится или не нравится — их проблемы. Сами со временем развалятся и превратятся в гомосексуальную версию позднего советского союза, взяв всё самое худшее.

Шелепин усмехнулся.

— Не им нас учить, да?

— Именно. А со своими проблемами нужно бороться не ради какого-то там заграничного дурачка. Как бы СССР и впоследствии Россия вплоть до времён эпохи Воронова не пытались показаться им друзьями, как бы не продавали всё, как бы не копировали всё — так ни за что не стали хоть в малейшей мере своими или положительными.

— Это понятно — когда с этими мудаками можно было иначе? Мы для них были, есть и будем чужими всегда — хотя некоторых дураков очаровать могут, сказками про свободу, рынок, и прочие прелести демократии. Заканчивается всё сам знаешь как.

— Да, в курсе. Тем не менее. Я так понимаю — теперь у вас будет немало поводов про это подумать — ну а решение проблем не ограничится идеологией. Придётся педалировать много тем — даже в отрыве от советской власти и идеологии — государственный строй то может и меняться — главное, чтобы сформировалась здоровая и прогрессивная система.

— Работы уже очень много. Обязанности Суслова переложили на меня, пока временно, нужно показать себя в этой роли, чтобы закрепиться на месте. Давай закончим разговор про должность — и без того хватает проблем с ней. У вас есть какой-нибудь план, как стимулировать развитие науки и техники — с помощью ваших знаний, конечно.

— Нет, никакого, — отмахнулся я.

— Давай спросим иначе, — Косыгин положил руку на плечо Шелепину, — Представьте, что вы попали не к нам — а к, скажем, итальянцам или американцам. И как бы вы действовали в техническом плане?

Я задумался. Воронов тоже загрузился этой идеей.

— К американцам? Полагаю, прежде всего они занялись бы легендаризацией и финансированием перспективных исследований. Они приличное количество денег в них вваливают — всякие агентства и бюро, с дальним прицелом на будущее, которые осваивают бюджеты и выдают передовые и не очень технологии. Образцы собрали бы в одном месте, организовали их изучение и анализ, с целью максимально выжать из них то, что можно использовать в коммерческих или военных целях, и соответственно патентовали и пускали бы в ход все извлечённые технологии, какого угодно масштаба — стоимость НИОКР подчас такая, что даже небольшой успех — окупает все расходы на содержание лабораторий и центров изучения. Тут ключевое то, что подобное нельзя засекречивать и нельзя сделать доступным для копирования чужаками.

— Хорошо, идея принимается, — сказал Косыгин, — а ещё что?

— Есть технологии, которые нельзя рассекретить — но можно не засекречивать их плоды. То же касается всего остального — закрывать информацию это не выход — лучше легендировать так, чтобы можно было обойтись без лишней беготни с секретностью. Любая секретность это триггер для всех разведок мира — сразу же бегут узнавать, что там такое интересное. В целом — нужно демилитаризовать эту тему — и деиерархировать — уменьшать влияние иерархической административной модели управления, чтобы это не выглядело как космическая программа, где на девять десятых всем заправляют военные, и всё построено на административных связях.

— И как ты себе это представляешь?

— Думаю. Необходимо раскрепостить процесс изучения и извлечения полезной информации, технологий, идей. Так, чтобы это не было из под палки и по плану — иначе ничего не выйдет. Как я уже писал — в нынешней модели прогресс рассматривается как метод уменьшения трудозатрат при достижении поставленной цели — а не метод увеличения рентабельности и прибыльности. Проще говоря — от прогресса ожидают, что он уменьшит количество проблем в производстве, а не что он будет создавать их ещё больше.

— Это верно, разве не так? — спросил Косыгин.

— Нет, наоборот, нередко внедрение новых технологий усложняет производство и усложняет процессы, количество проблем так же пропорционально увеличивается — вместе с увеличением получаемого результата и прибыли. Проще говоря — на прогресс нужно смотреть не как на волшебную палочку, чтобы избавить себя от ошибок и проблем — а как на способ делать всё то же — но более сложным и продуктивным способом. Прежде чем пойдёт модернизация — нужно достигнуть предела в прежнем, неулучшенном производстве — и дойти до его границы. Вот в этом загвоздка — допустим, мы можем извлечь какой-нибудь датчик магнитного поля или ультразвуковой сонар из имеющихся образцов или внедрить миникомпьютер в технологический процесс... доступно пока говорю?

— Да, понимаем, — Шелепин хмыкнул, опрокидывая стопку коньяка и закусывая ломтиком сыра.

— Допустим, есть производство — мы приходим с этим всем — вот, мы сделали, нужно вот тут станки поменять, тут переделать, тут внедрить вместо привычного всем ручного управления компьютерное, добавить гору всего — производительность вырастет на десять процентов, качество поднимется — возни будет много, план вам поднимут, так что никаких достижений вы не получите — просто загоняя своих рабочих можно получить больший выпуск — а теперь берите и радуйтесь... — я покачал головой, — да любой руководитель нас с порога пошлёт нахер со всем техническим прогрессом впридачу. Или приходим к некоему коммерсанту на завод — предлагаем новейшие технические решения — компьютеризацию, это увеличит выпуск продукции и соответственно прибыль предприятия, поднятие качества продукции — увеличит конкурентоспособность, ещё и в рекламу можно впихнуть. Да он посчитает на калькуляторе, как быстро это окупится и тут же подпишет контракт — это живые деньги ему в карман, ему выгодно.