"Кувырком"

Он поцеловал меня снова — на этот раз так, что перехватило дыхание. Его пальцы наконец нащупали завязки на моих штанах, и, о слава Богу, он обхватил меня рукой! Тони не стал ходить вокруг да около — просто начал быстро и остервенело дрочить мне, в то время как я — ему. Он оторвался от моих губ, давая вдохнуть, и хриплым, низким голосом сказал:

— Ну давай, малыш. Давай.

Его рука ласкала меня, а волосы щекотали лоб. Тони наклонился, чтобы видеть, как влажная головка моего члена скользит в его руке. В голове стало пусто, и Тони прошептал:

— Боже, твой рот, — прежде чем прижаться губами к моим, словно не мог ими насытиться.

Я, должно быть, дышал слишком часто, потому что от разрядки в ушах зазвенело, а голова закружилась, как под кайфом. И дело было не только в выпивке. Мне не хватало воздуха, не хватало места. Мое тело содрогалось, а Тони ловил губами мои стоны. Я кончил первым, прямо ему в руку: дрожа, пачкая его ладонь, а его рот продолжал терзать мои губы. Влажные звуки стояли в ушах. Я чувствовал себя слабым и вялым, пока его ладонь выдавливала из меня последние капли, Тони практически насиловал мой рот, размазывая мою сперму, чтобы легче было скользить в моей руке. Я начал старательно дрочить ему, после каждого движения поглаживая большим пальцем головку. И Тони наконец не выдержал. Он отодвинулся и прошептал:

— О черт, да, Марк.

Я смотрел, как он кончает, и горячие капли спермы стекают по моим костяшкам.

А потом внезапно все закончилось, и он снова нежно и осторожно поцеловал меня. Лизнул нижнюю губу, прихватил зубами подбородок и отодвинулся, чтобы посмотреть на меня.

Я слегка поёрзал, слишком расслабленный, и плюхнулся в раковину, потащив за собой держатель для зубных щеток, пасту и дозатор мыла. Я попытался ухватиться мокрой от спермы рукой за стену, но наткнулся на Тони, оставив влажное пятно на фланелевой рубашке.

— Эй! Ты в порядке? — Тони поймал меня и, усмехнувшись, усадил ровно.

Я был липким. Он был липким. Пьяный и задыхающийся, я отодрал от себя его зубную щетку. Она оказалась фиолетовой. И я расхохотался. В порядке ли я? Черт, да. Даже более чем. Мой мозг умер, а я хихикаю.

— Да, кажется. А ты? — Я замолчал, схватил полотенце и стал неловко стирать с нас сперму.

Тони оттолкнул мою руку, когда я потянулся к его члену. Он стащил меня с раковины и чертовски удивил, когда натянул обратно мои штаны, затянул завязки и поцеловал в лоб.

Он убрал руки.

Я рассмеялся.

— Что, черт возьми, это было?

— Это было здорово. — Он забрал полотенце, бросил его в корзину и развернулся к двери. — Принимай душ, Михан. Только смотри не утони. Не хочу вытаскивать отсюда твою голую задницу.

— Нет, хочешь. — Я был смущен как его отказом, так и тем, как быстро он пришел в себя, но я слишком устал, чтобы думать об этом. Я заметил в зеркале свое отражение. Засосы. Губы покраснели и распухли. На лице раздражение. Вечерняя щетина. На футболке пятно спермы. А на подбородке что, тоже она? Я вздрогнул и стянул ее через голову. — Эй, у тебя есть бритва, которую можно взять?

— Ты уверен, что хочешь заняться этим именно сейчас? Не думаю, что это хорошая...

— Я не собираюсь резать вены, Ти, просто хочу побриться.

Он нашел мне одноразовую бритву и, насвистывая, вышел из ванной.

Среда, 11 февраля, десятый час

Бриться пьяным было явно не лучшей идеей. Я несколько раз порезался, несильно, но достаточно, чтобы больше не пытаться это делать. Я, конечно, был еще не на той стадии, когда приходится прикрывать один глаз, чтобы нормально видеть, но руки дрожали, а в голове плыло. Теперь, чистый, свежий и бритый, я чувствовал себя гораздо лучше. В конечном счете, прилепив к порезам туалетную бумагу, я порадовался, что не поленился. Натянув штаны и футболку, которые оставил для меня Тони, я вернулся в гостиную. Было почти десять. Я чувствовал себя усталым, все еще нетрезвым, и мне хотелось лечь и выспаться после этого отвратительного дня. Когда я вошел, Тони растянувшись на кожаном диване и скрестив ноги, говорил по телефону. Таким тоном он разговаривал только с семьей. Он поднял на меня глаза, но на его лице не было радушия, которого я ожидал, учитывая то, что произошло двадцать минут назад. Я приказал себе расслабиться и направился к креслу. Он резко сел и подозвал меня к себе. Я не знал, что думать. Его поведение было таким же противоречивым, как мои мысли, и я задался вопросом, а не проигнорировать ли его. А потом он вскинул бровь и едва заметно усмехнулся.

— Мама, — беззвучно прошептал он.

Я подошел к дивану. Разве я мог не подойти? Тони подвинулся, освобождая для меня место, хотя не стал прижиматься или прикасаться, что в общем-то радовало. Он просто сидел с телефоном в руках и слушал миссис Герваче, которая, как я знал по личному опыту, всегда любила поговорить. Она мне нравилась.

Для большой дружной семьи Тони смерть мистера Герваче стала настоящим ударом. Нет, хуже. Их семья просто развалилась. Миссис Герваче продала дом и в ноябре переехала во Флориду. Ее четыре дочери к тому времени уже разъехались кто куда, и теперь Тони, самый младший, остался один. Его отец, хоть в целом и был замечательным человеком, так и не смирился с ориентацией сына. Я задался вопросом, что же это должно было значить для мужчины, сидящего рядом. Закинув ноги на кофейный столик, я закрыл глаза и погрузился в мягкую кожаную обивку, впервые за этот день думая не о себе. Я задремал, даже не заметив.

Окно открылось, оттуда высунулся Тони и отвесил мне подзатыльник.

— Тссссс! Какого хрена, Мих... О господи! От тебя несет Джеком Дэниэлсом.— Он отпрянул.

Я потер ухо, по которому пришелся удар.

— Знаю. Родители думают, что я у Ларри, но мы поставили палатку и развели костер, а потом появился шериф Линкольн с фораником...

— Фонариком?

Я кивнул:

— Ага. Фораником... и все разбежались. Я слишком пьян, чтобы самому дойти до Кленовой Улицы. А остальных потерял в лесу.

— Ты идиот.

Я рассеянно улыбнулся.

— Эй, я никогда такого не делаю. Вернее, иногда делаю, но обычно мы ночуем в палатках. Тони, ты можешь меня отвезти?

Он покачал головой, но сказал:

— Конечно, Михан. Иди к задней двери. Только тихо. Дебби дома, и она с тебя шкуру живьем снимет или расскажет всем, что видела тебя во вторник в три утра пьяным. — Тони скрылся в доме и захлопнул окно.

— Храшо, — сказал я, обращаясь к занавескам, и заковылял к задней двери. На земле в патио устроил засаду садовый шланг, и моя правая нога, конечно же, зацепилась. Решив, что наступил на змею, я вскрикнул, дернул ногой и поскользнулся. Я со всей силы ударился о шершавый угол кирпичных ступенек, рассек колено и сбил один из горшков миссис Джи с геранью, — твою ма... — Я попытался поймать горшок, но опоздал — он раскололся, и во все стороны полетели комья земли и цветы.

— Заткнись! Шшшш! Боже, Марк! — Тони слетел по ступенькам и попытался поднять меня, но колено горело огнем.

— Ау!

Он не шутя хлопнул меня по губам.

— Что случилось?

В темноте я разглядел силуэт Тони, опустившегося на колени рядом со мной. Меня окутывали его тепло и запах зубной пасты, сна, уюта и того немногого, что я знал о сексе. Его волосы растрепались, и мне захотелось пробежаться по ним пальцами. Как-то укротить. Сердце бешено заколотилось, перегоняя кровь из одной головы в другую. Я попытался сдержать стон. Уставившись на него, широкоплечего и надежного в лунном свете, я приник к его руке, до чертиков перепуганный тем, что желание слизнуть соль с его кожи перевешивало здравый смысл. Но мой рот был открыт, а способность думать ослаблена Джеком Дэниэлсом и отсутствием притока крови к голове, которая обычно думает. Член набух, пульсировал и внезапно стал сам принимать решения.

Мне было семнадцать, ему — двадцать, и я не так уж и удивился своему порыву.

Мой шаловливый язык скользнул между все еще приоткрытыми губами и коснулся соленой ладони, закрывающей мне рот. Я застонал.

Тони распахнул глаза, резко убрал руку и выпрямился.

— Перестань, Марк. — Его взгляд задержался на моем лице. Я облизнул губы. Он попытался отвести глаза, но они вернулись к моему рту, и Тони наклонился ко мне.

Мои ладони легли на его колени, и я протиснулся между ними, раздвигая его бедра. Мои глаза закрылись. Я запрокинул голову...

— Давай, я посмотрю твое колено, хорошо?

Я смущенно отпрянул. Черт!

— Конечно, Ти. — И тут оно снова начало гореть.

Я проснулся, раскинувшись на диване, пуская слюни на подсунутую под голову подушку, завернувшись в одеяло, с кусочками туалетной бумаги на лице. В тускло освещенной комнате я оказался один, и Тони нигде не наблюдалось. Должно быть, меня вырубило.

Как неловко.

Я не напивался с колледжа. Пил я редко, но всегда — когда нервничал. И к черту все! Почувствовав во рту привкус пива, я направился в ванную. Уже рассвело, и снегопад прекратился. Нужно было обмести машину и домой. Я не мог сейчас иметь дело с Тони или Джейми, или Кевином, или с жизнью, вселенной, со всем. Я сходил в туалет, прополоскал рот, оторвал от лица туалетную бумагу, проверил засосы (мать моя женщина!) и на цыпочках пошел по коридору. Я хотел домой.

Схватив пальто, я вышел в холодное утро. И дважды плюхнулся на задницу. За ночь выпало, наверное, дюймов шесть снега, и лед твердым панцирем сковал все, включая мой джип. А я скользил кругом в шлепанцах. Без носков. Лед с замка я отковырял ключом, краска сейчас волновала меня меньше всего. Открыв дверцу, я забрался внутрь, чтобы прогреть машину. На заднем сидении лежал скребок со щеткой, и я кое-как разобрался со снегом и льдом. Это заняло несколько минут; руки и ноги заледенели, но мне нужно было отсюда выбраться. Я отчаянно хотел домой. Я не желал сейчас вспоминать о вчерашнем, размышлять о своей растерянности и предательстве Джейми.

Я задумался о прошлой ночи, но так и не смог решить, как к ней относиться. Да и надо ли вообще как-то относиться? Мне не нужен был секс из жалости. Я просто хотел вернуть свои деньги. Вот и все. И может быть, продать эти хоккейные коньки.

И надеть какие-нибудь носки.

Я бросил взгляд в зеркало заднего вида. И добавил в список пункт надеть свитер с высоким воротом. Потому что такое не замазать. Вся левая сторона горла была в засосах. Я машинально потрогал шею. Отметины тянулись до самого уха. Да, жаркая вышла дружеская дрочка. Я решил не жалеть об этом.

Выехав от дома Тони и сбежав от утреннего разговора, я направился домой. Только добравшись до опустевшей квартиры, я вспомнил о гребаном лэптопе, который так и остался в буфете у Тони в компании кексов и макарон. Я в сердцах хлопнул по рулю. Придется вернуться позже.

Я с удивлением обнаружил под ковриком миссис Марш новый ключ. С этого момента Кевин официально в моей власти. От этой мысли утро стало веселее. Висячий замок на моей двери был огромным, некрасивым и смотрелся смешно. У моей матери случился бы инфаркт, если бы она увидела его. Придется позвонить сегодня слесарю, еще один пункт для списка.

Когда я вошел в пустую квартиру, все казалось абсолютно нормальным. Холодильник весело гудел, а батареи булькали и пощелкивали. Вчера, вытаскивая хлам Джейми из дома, я устроил в коридоре бардак. Половики сбиты; по всему полу валяются мусорные пакеты; в спешке я не заметил, что перевернул цветок.

Бедняжка. Я бросил пальто на диван и пошел за щеткой.

После уборки квартира снова стала домом. Если бы погода была хорошей, я бы отправился на пробежку. Я переоделся в шорты и кроссовки и включил тренажер, который мы — я — поставили в кабинете. Бег помогал мне сосредоточиться. А мне это было необходимо.

Я любил бегать. Выброс эндорфинов прогонял депрессию, а нагрузки помогали мне оставаться в форме. Я не был любителем спорта, но с легкостью мог пробежать милю или убежать от любых проблем. До сих пор по крайней мере. Я не мог понять, что же случилось с Джейми. Неужели я был слеп?

Прошлым летом я участвовал в смитфилдском забеге. Мы с Тони принимали участие в нем каждый год, тем более что мы столько лет вместе тренировались. А прошлым летом я бежал один, отец Тони был при смерти, и забеги того не интересовали. День выдался жаркий. Сорок градусов ужасной влажности и неослабевающего солнца. Бегуны пачками валились с ног, а фавориты соревнований давно оставили всех позади. Я пробежал неплохо, учитывая жару, и прорвавшись сквозь ряды, выстроившиеся вдоль Западной улицы, направился к большим палаткам, где предлагали напитки, свежие фрукты и йогурты. Меня откровенно тошнило — дорога вверх по Гэллоус-Лейн была самой жуткой частью кросса в самом конце соревнования. Я, пошатываясь, вошел в палатку и схватил ледяную бутылку с ближайшего стола. Тут и стоял Джейми Дюпре, холодный и привлекательный, несмотря жару и розовую рубашку-поло с дешевыми хлопчатыми брюками. Его вид и гребаная аккуратность заставили меня рассмеяться. Измочаленный и мокрый от пота, я плюхнулся на стул; конечно, судороги — это плохо, но я слишком устал. Джейми сел рядом и протянул мне полотенце. Мы как-то сразу друг другу понравились. Он был энергичным, веселым и, как бы выразиться... шумным. Совсем не таким, как я, но все же привлекательным, с этими ангельскими светлыми кудрями и крепким телом. Мы много смеялись. Ходили гулять с друзьями, через неделю поехали кататься на лодке по озеру Бэнтам, он научил меня кататься на водных лыжах. Тот день запомнился мне дружескими подначками, загаром и ноющими мышцами. Я привез его к себе, мы занялись любовью, и с того дня он больше не уходил. Ублюдок.

Я нажал "пуск" и побежал. Чем быстрее я переставлял ноги, тем сильнее скакали мои мысли. Зачем Джейми мои деньги? Я пытался вспомнить, говорил ли он что-нибудь о своих финансах, за исключением жалоб на слишком высокую арендную плату — а она была высокой — по-моему, он не говорил ни слова. Он всегда был ухоженным, хорошо одевался. Ездил на Ауди ТТ. Он казался успешным. Я не спрашивал и не интересовался его обстоятельствами, потому что, несмотря на то, что жили мы вместе, счета у нас были в основном отдельные. Какой-то червячок сомнений или чувство самосохранения не позволило мне открыть еще и эту дверь. Он обчистил меня подчистую. Я был очень осторожен с наличными, потому что хотел накопить на собственный дом. Я уже несколько лет откладывал деньги. Работа в больнице оплачивалась довольно хорошо, а со временем я бы поднялся по карьерной лестнице. Ну, или научился бы прыгать с парашютом. Оба вариант вполне вероятны. На кой черт ему понадобились мои деньги?

Двадцать тысяч, не считая украденной платы за квартиру. Я не проверял, кто обналичивал чеки, смотрел только, что они обналичены. Может, он подсел на наркотики? Да ни за что. Ну, может, стероиды... нет. Вряд ли. Я бы заметил эффект. Шантаж? Полный бред, хотя его мать и не одобряла его ориентации.

Азартные игры? Как можно столько проиграть? Я знал, что он с друзьями нередко ходил в казино. Все в Коннектикуте ходят в казино. Ну, кроме меня. Мне не нравится рисковать деньгами в обмен на пустые обещания будущего благополучия. Я фыркнул.