Утром Аля приехала и не одна, а сначала в палату совершенно по-хозяйски вошла Мульча, и с радостным мявом прыгнула мне на кровать. Вошедшая следом Аля стала оправдываться, что с утра девица просто отказалась слезать с неё, а при попытке снять силой вцеплялась всеми когтями. И они с Васей решили не воевать с неизбежным, вот и привезли её. Пока Аля внизу переодевалась в халат и тапочки, котейка куда-то смылась, а потом оказалось, что она сидит перед палатой и ждёт, пока ей дверь откроют.
— Ты бы видела, как на неё смотрели медсестра и постовой милиционер...
Засмеялась моя солнечная девочка. Всё-таки особый статус палаты — это очень удобно. Достаточно было сказать лечащему врачу, что мне с кошкой комфортнее и больше вопросов не возникло, и Мульча поселилась в палате на законных основаниях, а в углу появился её лоток с нарезанными газетными бумажками, от случайных глаз прикрытый поставленным стулом. Вот хоть убейте, но я почти уверен, что котейка отлично понимала моё состояние и явно старалась меня вылечить. Я уже давно привык, что спать она предпочитает на моей подушке и совершенно не против даже если иногда она сталкивает с неё мою голову. Теперь же Мульча спала то на груди, то на животе, иногда на одной ноге, иногда на другой. Вот только травмы были такие обширные, что ни о каком волшебном быстром выздоровлении речи не было. От момента, когда я смог почувствовать касание к руке, до того, как я стал различать обычное касание и укол иголкой, прошло две недели. Ноги же я вообще пока не чувствовал. Но остальное лечение шло своим чередом. Из пятки после целой операции по перевозке меня вместе с кроватью в лифте на пару этажей вниз, для того, чтобы сделать рентгеновские снимки, удалили спицу и освободили ногу от вытяжения. Девочкам стало намного удобнее ухаживать за мной, а я практически никаких изменений не заметил. Почти так же рутинно признали, что перелом плечевой кости сросся и можно убирать аппарат с плеча. Для этой процедуры меня отвезли в операционную, где под внутривенным рауш-наркозом* убрали все спицы, а мне на несколько дней на всякий случай на руку наложили лангету. Хотя, я всё равно пока шевелить мог только головой и даже не поднимать её, а только поворачивать вправо и влево градусов на сорок в общей сложности. Но я и этой малости радовался, как ребёнок. Знаете, это надо пролежать совершенно неподвижно больше месяца, чтобы прочувствовать радость от возможности шевелиться по своему желанию. И пусть это совсем чуть. И мой лечащий врач не устаёт раз за разом напоминать, что никакого насилия над собой, все максимально мягко и осторожно. А с учётом наличия повреждений одного из шейных позвонков и того, что мне совсем недавно сняли с шеи корсет-воротник, который должен был меня уберечь даже от случайных движений в повреждённом отделе позвоночника...
Знаете, я, кажется, даже привыкать стал немного к тому, что я стал в некоторой мере вещью, ну, не вещью, скорее, в некоторой степени, неодушевлённым объектом. Иногда во время врачебных осмотров, особенно, когда в палату приходил какой-нибудь несусветный корифей, за которым хвостом или шлейфом клубилась целая камарилья учеников и сопровождающих, обсуждать меня и лечение начинали прямо при мне. Но чаще всё-таки ограничивались каким-то значимыми для них репликами и вопросами. А чего им? Лежу, почти как глазастое полено, из подвижности по моим прикидкам, если в процентах, едва два-три процента наберётся. Так и чего со мной церемониться. А медики вообще ребята циничные и без комплексов.
"— Доктор! А я жить буду?!...
— А смысл?!..."
И пусть я не заканчивал медицинского, но понять, что прогноз у меня совсем не радостный, и здравого смысла вполне хватает. Обидно! Грустно! Злюсь я на их бестактность? А вот это ни разу. Знаю, что одна моя знакомая страшно ругалась на врача, который ей честно сказал, что со своими абортами она допрыгалась и детей у неё уже не будет. Я тогда удивился, чего она собственно ждала от врача в такой ситуации? На что услышал, что говорить такое — против этики, что врач не имеет права лишать человека надежды и вообще, раковым больным ведь не говорят, что у них рак!** Тогда я просто удивился её витиеватой логике. Гулять и аборты делать — это правильно, а вот правду узнать — доктор виноват. И теперь я предпочёл знать без экивоков и обмана. А дела были таковы. Шансов встать и начать шевелиться у меня фифти-фифти. Хотя всё-таки, очень повезти должно, по мнению других, так как шансы не велики, не пятьдесят к пятидесяти, а процентов двадцать, что встать сумею. Ну, а раз мнения такие разные. Значит ни в чём никто не уверен, и это не приговор. Готов я дрыгаться? Я не просто готов, я буду дрыгаться и масло взобью. Это они про чудеса могут только мечтать, а я знаю, что чудеса бывают и живую Богиню видел... Меня, вообще, много лет назад взорвали вместе с общагой...
Я всё больше превращаюсь внешне в человека, а не в клиента безумного Франкенштейна. Мне уже сказали, что через год мне нужно будет на операцию, из меня вынут железо — снимут накладки с ключицы и вытащат штифт из бедренной кости. А пока я буду на всех рамках металлоискателя звенеть, как увешанный пистолетами террорист. Впрочем, это совершенно не связано с моим позвоночником и восстановлением чувствительности и подвижности. Сейчас это вышло на первое место, хотя раньше важнее были переломы руки и ноги, ну, и заживление операционных ран. Впрочем, и перелом ключицы с повреждением лёгкого тоже не назвать незначительной мелочью. Девочки каждый день привозят мне кушать то, что с любовью готовит для меня Ниночка. Всё страшно диетическое, почти без соли, без всяких специй, но до чего же оказывается вкусно чувствовать на языке вкус обычного пусть и не солёного говяжьего бульона с ноткой запаха лука, моркови и лаврушки. Даже хихикнул, когда представил себе, диетический стол в Корее с постными кимчхи, пибимпабом, коричневеньким соевым камди-ча и раменом политым в три слоя соевым соусом на закуску, а для гурманов обжаренные личники шелкопряда для красоты шафраном подкрашеннные. Нет уж, мне жалко свой родной желудок, и так издеваться над ним я не стану. Впрочем, всё познаётся в сравнении. Один знакомец объяснял, что если от первой ложки блюда у тебя слезятся глаза и печёт от перца в горле и даже в затылке, то это ничего не значит, потому, что от настоящей мексиканской кухни жечь должно даже в ягодицах. Впрочем, когда мне предложили попробовать бурятскую курунгу
* * *
, я кажется понял, почему у них такие узкие глаза. Такая кислятина, что глаза сами жмурятся, а местные при мне пили и даже не морщились, мне кажется, что сырой лимон гораздо менее кислый. Зато жажду в жару хорошо утоляет. Ладно. Хватит умничать про национальные кухни всего мира. А открывай ротик и лопай жиденькое пюре на воде и молочке от Ниночки, но ведь вкусно же! И масла там едва на кончике ножа, а пахнет как! Ум-м-м! А знаете, о чём я сейчас больше всего мечтаю? Не про какой-нибудь деликатес или экзотику вроде политых лимонным соком живых устриц под белое молодое вино. На фиг! Мне просто до судорог, до дрожи хотелось обычную яичницу-глазунью из четырёх домашних яиц на сливочном масле, такую, чтобы снизу пожарилась, а почти весь желток и верхняя часть белка остались жидкими, прямо на скворчащей сковороде. Кусок чёрного ржаного хлеба макаешь в то или другое и кушаешь, наслаждаешься и смакуешь несколько совершенно разных вкусов. Даже зачерпнутый хлебом желток может оказаться солёным, а может и без соли. А потом кусочек прожаренного белка с краю. И подобрать растёкшийся с топлёным маслом белок. А потом снова хлеб с жидким желтком. Не спеша, одно яйцо за другим по частям... Простонародно и по-плебейски, и все руки перемазаны? Ой, отстаньте, мне нравится. Мне вторая бабушка в деревне так яишню на завтрак подавала. А вы, что не знали, что у каждого настоящего потомственного коренного москвича обязательно должна быть любимая бабушка на Украине или под Смоленском? А запить это можно холодненьким вечерним молочком с пирожком с ревенем... Вот в Москве такое приготовить физически нет возможности, продукты совсем другие, но я даже на суррогат уже согласен...
И почему мы совершенно не ценим то богатство, которое имеем? Возможность просто пойти куда захотелось, искупаться или позагорать, согласиться сходить на каток или пойти в лес на лыжах, да просто выбежать под тёплую летнюю грозу и подставить себя без всяких зонтов под тёплые струи, бьющие по телу и лицу, чувствовать, как мокрая одежда липнет и немного холодит и это так приятно после предгрозовой духоты, а кто вообще, приказывал, быть в этот миг в одежде? И можно открыть рот и слизывать текущие сладкие капли дождевой воды. А внутри откуда-то появляется музыка, которая звучит и словно подталкивает танцевать, кружиться, раскинув в стороны руки. И почему в эти мгновения чувствуешь себя совсем маленьким ребёнком, который открыл очередную истину и словно замер перед невообразимо огромным миром, но совсем не страшным, не пугающим, а словно смотрящим на тебя с доброй заботливой улыбкой... А сейчас, даже звуки и запахи лета за окном палаты были в радость, словно напоминание, что ещё ничего не закончилось, что за дверями и стенами меня ждёт огромный любопытный мир и только от меня зависит, дождётся он меня или я сдамся, струшу, отступлю...
С моим здоровьем врачи в растерянности. Всё вполне укладывается в привычнее рамки, кроме состояния периферических нервов. Вначале всё сваливали на общий ушиб организма и повреждения позвоночника. Но при повреждениях позвоночника даже на уровне шеи чувствительность и движения в шее и плечах просто обязаны были давно восстановиться. Да, восстановление идёт, но такими черепашьими темпами, что не укладывается ни в какие наработанные схемы. Врачи, конечно, ходят с умными лицами, говорят умные слова и даже какие-то прогнозы, но я ведь не ребёнок и глаза у меня есть, не первый день играю в игры, в которые играют люди, они просто обязаны сохранять мину, играть свою роль, не смотря и вопреки. Мне ещё мама как-то говорила, что иногда сталкивается с тем, чего не может быть или как выздоравливает тот, кто, как учили ещё в институте, вылечиться не имеет никаких шансов. Теперь появилась чувствительность в верхних конечностях, блин, в руках, вот уже сам начинаю разговаривать с врачебной вычурностью. И что меня не может не радовать, чувствительность явно имеет положительную динамику. Кого уже только из невропатологов и нейрохирургов не привлекали и каждый с самым умным видом лупит меня своим молоточком, куда только попасть может, раз по пять высунуть язык, глазами следить, за чем покажут, иголками тычут и все такие умные, облысели уже совсем. Могу с уверенностью сказать, что с моими нервами и позвоночником они ничего понять не могут. Чувствительность в руках есть, мы, когда это обнаружилось, даже отметили это с шампанским, а с утра Аля Мульчу привезла. Теперь чувствительность уже появилась не только в руках, но и по грудной клетке, спереди и по спине. Не далеко, спереди чуть ниже грудок, сзади до нижнего края лопаток. И я по нескольку часов в день трачу на то, чтобы попробовать шевельнуть хоть одной мышцей рук или плечевого пояса. Но, увы. Пока ничего не получается. Изнутри полное ощущение, что я пытаюсь отдать мысленную команду согнуться осиновому полену. Я не отчаиваюсь, и девочки меня подбадривают. Так и с шеей было, когда она тоже не желала ни на что реагировать и шевелиться, но ведь шевелится уже...
Голос у меня вроде бы уже должен быть, ЛОР мои связки несколько раз осматривал, но пока мне не даст разрешение опытный фониатр, я напрягать связки не рискну. Для меня голос... Это я даже не возьмусь найти сравнений. Да, просто боюсь что-нибудь сделать не так по совершеннейшей глупости, а в итоге лишусь голоса или получу с ним кучу проблем. Музыка и книжки — это замечательно, но иметь возможность петь перекрывает их значение раз двадцать, поэтому говорю только шёпотом. Все ужасно удивляются, что я слышу обращённый ко мне шёпот, не смотря на то, что у меня уши ватой заткнуты. А без берушей я здесь бы давно с ума сошёл. Так здесь шумно, ужас просто. У меня и раньше слух был музыкальный, идеальный, или как ещё говорят, абсолютный. Но вот такой остроты я не припомню. Может это такая своеобразная компенсация за невозможность двигаться и использовать многие из других органов чувств...
К концу третьего месяца в больнице случился важный переломный момент. Вообще, к этому времени я уже лежал в гипсовой лангете-кроватке в отдельной палате, и никаких внешних конструкций вроде вытяжения или аппарата со спицами на руке уже не было. Да и в кроватке девчонки вместе с сёстрами меня уже во всю шевелили и поворачивали, чтобы протирать и не было пролежней, а сегмент ниже пояса вообще можно было на время убрать. А как вы хотели? От ненужного организму избавляться как-то надо. Вот уж противная процедура. Бр-р-р. И девчонкам после меня там подмывать. А думаете мне самому намного приятнее? Вы сами пробовали это лёжа делать? По маленькому ещё куда не шло. Хотя, даже это лучше, чем когда из меня трубочки во все стороны торчали. Я уже довольно шустро крутил головой, наверно и приподнять бы её мог, но видимо мышцы за это время одрябли. После последних снимков врачи активно обсуждали, что из-под меня можно этот фиксирующий ужас в виде формы, в которой я лежу убирать. Что даже если и были какие-то смещения при аварии, то сейчас костный и связочный аппарат позвоночника вполне восстановился и способен исполнять свои каркасные функции. Вот когда вынимали кроватку-лангету, я почувствовал касание к моим ногам. Кричать об этом не стал, рассудив про себя, что день-другой ничего кардинально не изменят. А вот назавтра я во время очередной рутинной и страшно надоевшей попытки шевельнуть хоть одной мышцей рук сумел шевельнуть безымянным пальцем левой руки. И я может и сам бы даже не понял, что случилось, но Мульча взмуркнула и бросилась вылизывать мне это палец, а до меня тихонько доходило, что я им пошевелил. Подумав, я рассказал об этом Але. И не было радостных криков и ажитации. По просьбе Али я целых три разика ещё смог шевельнуть пальцем, потом у меня наверно бензин кончился. По глазам Али я понял, что эти микроскопические подёргивания её не слишком убедили. И вообще, в больнице и на войне все становятся очень суеверными, наверно каждый проникается запахом кружащей неподалёку смерти, поэтому я вполне понял мою девочку, которая побоялась сглазить. Она просто назавтра приехала вместе с Верой, и уже им обеим я предъявил подёргивание своего отдохнувшего пальца. А до комплекта добавил, что у меня появилась чувствительность на ногах, что тоже проверили и убедились, что я не вру. А дальше случилось то, чего я совершенно не ожидал. Вместо ожидаемой и логичной радости Алечка присела ко мне на кровать и взяла меня за руку, а Вера почему-то присев на стул положила мне ладонь на лоб, и обе не сговариваясь, одновременно некрасиво заревели с подвыванием, разеванием ртов и хлюпаньем засопливевшими носиками. Я же лежал как дурак и не знал, что мне делать. Они мне потом пытались объяснить, что это от радости. Я же думаю, что девочки просто так страшно устали обе и накопившаяся тяжесть нашла себе такой выход. Ну, пусть хоть так, пар всегда надо стравливать вовремя...
