Феникс. Рождение

— И как вы себе это представляли?! Присутствовали главы всех кланов, — пыхнув облачком, очень напоминающего оскалившегося дракона.

— В самом начале присутствовали только клан Хьюга и Абураме, помимо уважаемого клана Сарутоби. Был шанс запечатать.

— Данзо, запечатай я сорванца или... силу, и Хиаши Хьюга прямо там объявил бы войну и напал! Ты должен это понимать.

— Лучше известный враг, чем... это, — лихо подтянув клюкой стул и чинно усевшись напротив.

— Хорошо, буду первым, — выдохнув носом. — Первый умер как шиноби. Он применил дистанционную технику напрямую к ограде из черного огня — при соприкосновении с преградой его чакра загорелась, включая циркулировавшую внутри, причинив сильнейшую боль. По заключению... взбешенной Цунаде-сан он лишен всякой возможности восстановления как шиноби. Второго постигла та же участь, когда он начал применять технику перемещения на расстоянии метра от объекта, стоя на бордюре. Направленный на квартал бьякуган начинает кровоточить и слепнуть. Глазами животных и птиц виден непроницаемый серый купол, в метре от него связь с ними сгорает, — делая акцент на последнем слове. — Когда наблюдатели отметили единичное усиление барьера, эксперименты по закидыванию, — выражая отношение всей гениальности пришедшей кому-то идеи, — и прочие прекращены. Твоя очередь, Данзо.

— Явился дух Бога Смерти, — четыре слова, а каков эффект! Данзо улыбнулся забинтованным глазом на то, как упал огрызок трубки, разметав угольки по столу. Только идеальный порядок спас стопки документов — эти угольки отнюдь не так просты, уж он-то знал наверняка.

— Подробности, — недовольно выговорил хозяин кабинета, ловко меняя мундштук и заново набивая особый табак. Нервно так набивая. Оба знали о "Фуиндзюцу: Шики Фуджин".

— В целости остались только ранее вживленные глаза. Пропала плита, — не стремясь болтать. Невместно, так сказать. Все болтают при нем, никак не наоборот — это аксиома Конохи и широкого круга мест за ее пределами.

— Бог с ними, с телами, — и нервно подхватил трубку у самого стола, когда осознал, что в действительности сказал. Дух забирал души, но чтобы прийти за плотью?! С досадой и прокравшимся внутрь страхом положил трубку и постарался успокоиться. Он стар уже, и память местами... слишком ярка. — А как Плита-то пропала?! — Проглотив вопрос про добытое ценное имущество, наличность, архив, прискорбно малая часть которого все же осела в его закромах, но хотелось большего! Особенно по киндзюцу "Изанаги" и "Изанами", запрещенные самим кланом Учиха.

— Вместе с помещением, — последовал лаконичный ответ. Сам Данзо тоже отреагировал не лучшим образом, но как всегда успел подготовиться перед встречей.

— Что с Итачи? — Деловито спросил Хирузен, взяв себя в руки.

— Выясняется, — отвечая коротко и ровно.

— Не затягивай, — продолжая пикировку в деловом тоне.

— Планы на Саске?

— Генеральная линия без изменений.

— У Корня достанет сил извлечь феникса.

— Не тронь! — Давя силой голоса и чакры.

— Ты сам-то веришь в проповеди о духе огня и его воле? — Насмешливо. Открыто выдавив улыбочку.

— Подготовь лазутчиков лучше, чем перестаравшихся мародеров, — не ведясь на подначку. Он лично исследовал и никого вселившегося не обнаружил, проверяя бредовое предположение своей ученицы, нехотя ответившей на призыв. Да и сам Данзо засветился в палате Саске. Мировые воины шиноби некогда хорошо подчистили архивы целых деревень и кланов, канувших в лету. Много ценнейших секретов разлетелось по миру, попав не в те руки или вовсе пропав вместе с улучшенными геномами. — Как там Орочимару-кун, кстати? Надо будет навестить по случаю, подкинуть работенки, а то чего зря деньги проедает? — Мысли он оставил при себе, а вслух произнес: — Накладки повториться не должны.

— Три дня. Без гарантий, — вынужденно соглашаясь. Твердый глаз остался смотреть прямо, нервируя собеседника.

— Это в твоих же интересах, Данзо-сан, — пытаясь давить еще раз.

— В твоих найти чернь, — атаковал не единожды давленный.

— Это нарушит программу воспитания...

— Исправь. Квартал как с молотка нов. Из расшифровки события только полигон клана Учиха сохранился в неизменном виде.

— Я подумаю, — тактично отступил затянувшийся зеленым змием. Его расшифровщики до сих пор писали кипятком, и не один месяц будут спать урывками. Белое пламя! Кипящая кровь! Черный шаринган! Он бы сам совсем не прочь полихачить с мензурками и пипетками, да невместно Хокаге толкаться по лабораториям, повизгивая от восторга.

— Полицейский участок, — излишне громко вздохнул Данзо, любуясь морщинками визави. К половине из них он точно причастен, а вот сегодня нарисовался победный счет в его пользу. Хотя нет, спорный момент. Вот и повод для искренней печали. Хирузен закашлялся.

— Утром на совете кланов подниму вопрос, — уступая без потери достоинства.

Что-то слишком часто он стал уступать тому, кого желал бы чаще видеть в реанимации, а еще лучше в морге. Хм, в морге хватит и одного раза, но только чтоб при нем кремировали! Ох, вот еще одна забота не его голову — урны-то с мнимым прахом все еще не в семейном склепе, обязательства Конохи перед Учиха-дзином он хотел обставить по-своему, а теперь вот как быть? А еще надо как-то обставить случившееся как пробуждение у ребенка-Учиха хидзюцу из-за впервые примененного пыточного додзюцу "Цукуёми", дескать, раньше они дремали в крови. Показанные ребенком техники надо как-то перевести в ранг киндзюцу, например, за жестокость выявления. И вообще, как бы теперь помягче взять Саске в оборот? Безусловно жив и здоров, несомненно, выйдет из квартала, обязательно надо взять его под полный контроль — дзюцу восстановления имущества и растений будет поразительно востребовано. Хирузена уже придумал ценник для найма шиноби с этим дзюцу, минимум шесть нулей, а потом и все семь, как клиенты распробуют. И продумать запасные варианты на всякий пожарный. Что ж, прощай и эта бессонная ночь.

Начавшийся ранним утром разговор сам собой угас на время багрового восхода, окрасившего небо над Конохой в огненно-красные всполохи...

Саске

Листья сакуры беззаботно шелестели, скучая по птичьим песням. Смородина ленилась шевелиться, пряча за широкими листьями яркие бусины оставшихся красных ягод, с насмешкой зыркающих на рябину — она все пыжилась перерасти сакуру, но куда там, груз горьких и не вкусных гроздей гнул ветки к земле.

Раскинувшийся по левую сторону от центральной аллеи сад живых растений гармонично сочетал съедобное и радующее глаз великолепие. Разные сорта яблок, слив и персиков соревновались в румяности боков. Под ними белели шары гортензии, подчеркивая сочно красный цвет стелющихся камелий, помнящих заботливый уход и стрижку. Где-то внутри отцветал пруд с белой беседкой в глициниях.

Раскинувшийся по правую сторону от центральной аллеи сад камней гармонично сочетал скульптурные композиции с необтесанными глыбами киновари или мрамора с бело-красными прожилками. Сад еще помнил заботливые руки, обновлявшие разбросанные по его территории икебана.

Очередная сливовая косточка упала в специальную корзиночку к пятку товарок, ни разу не удостоенных взгляда черных глаз, у которых зрачок почти полностью растворялся в темной радужке. Игривый ветер баловался со стоймя торчащими на макушке непослушными волосами темного индиго, боясь пошевелить прядки, закрывающие уши. Солнечные пятна от лучей, льющихся меж листьев сливы с густо-фиолетовыми плодами, бегали по плетеной из ивовых прутьев корзинке с дарами плодового сада.

— Надо быть последовательным, — пробормотал Саске, еще раз вспомнив наставления отца. Голова ясная и тяжелая, в сердце пустота. Как ни силился разгневаться, разозлиться или погрустить, все нипочем царствующему равнодушию, объявшему юношу. Да, он четко разделил свою жизнь на три периода: детство, кончившееся с поступком Итачи; отрочество, кончившееся с его выбором; начавшееся юношество. Другого в голову ничего не пришло, и воспринимать себя за более взрослого юношу все же немножечко приятнее, чем за маленького мальчика или отрока.

Проснулся Саске так же внезапно и полностью. Во сне он летал на руках Фугаку, угощался сладостями Теяку, любовался цветением с Микото. Счастливо улыбался. Он еще витал в облаках радости, когда растирал немного затекшую от неудобной позы руку и ногу. Действительность быстро взяла свое. От странного чувства он тогда надолго застыл. Казалось, он столь огромен, что все его прошлое, все восемь лет и пятьдесят два дня не могут заполнить его — клубничка в корзине для яблок, подсказал живот. Все эмоции быстро рассасывались в образовавшейся пустоте. Или их не хватало для розжига углей?

С последней мыслью Саске начал воспринимать окружающее, вновь вогнавшее его в ступор, когда он устроил обход. Квартал охранял огонь, медленно колыхавший своими бледно-рыжими хвостами, убегающими вдаль права и лева. Огонь напомнил наставления отца, которого он разочаровал. Саске вспомнил, как усиленно тренировался в дзюцу "Катон: Гокакью но Дзюцу", выдувая огненный шар на мостку пруда, чтобы обосновать для отца желание поступить в академию — тогда конечно, он совсем не думал ни о каком обосновании, это сейчас само сложилось описание его неоформленных детских мотивов двухнедельной давности. Он освоил и впечатлил, а потом отца убили. Саске понимал неправильность — боль отсутствовала при этом воспоминании, констатация факта, не более.

Оглядевшись, растущий юноша увидел лавку дяди слева. Целая и пустая, не считая разбросанного мусора. Справа полицейский участок, восстановленный, без копоти на обломках пожарища, еще более пустой и неприветливый. Дальше шли дома для гостей и семей клана, потом залы для занятий, за которыми лежали тренировочные площадки. К ним ко всем вели ответвляющиеся от центральной аллеи проулки. Дом и официальная резиденция главы клана с архивами символизировали опору, возвышающуюся в середине квартала над всеми остальными его зданиями. Главная улица упиралась в обширный полигон, протянувший зрелищную и наиболее защищенную для зрителей часть вдоль восточной стены, а прозаичную полосу препятствий с озерцом вдоль южной стены — он вчера за считаемые пальцами рук секунды оббежал все на одном дыхании.

Последовательность. Брошенные и перевернутые тачки с рассыпавшими шмотье мешками остались позади потрусившего к отчему дому. Время любит терпеливых — раз, нагота смущала — два. Пока бежал, Саске замечал творящийся вокруг беспорядок. Целостность и лоск построек создавали обманчивое ощущение закончившегося праздника. Последовательность.

В своей комнате он обнаружил мародерский бедлам. Раскиданные вещи плохо сочетались с обновленной мебелью и стенами, как ни странно все еще хранящими его творческие потуги в каллиграфии. Разных оттенков синего футболки и гольфы, нарукавники с шортами белого цвета с примесью серого и голубого, разноцветные труселя с символикой клана от больших вееров спереди или сзади до множества маленьких, удобная обувь на вырост. Одеваться с пола не хотелось, мама обычно ругалась, когда он разбрасывал свою одежку, одевался в грязное или мятое. Теперь некому будет его ругать за это, не к кому адресовать оправдывающееся обращение "ока-сама". В память о Микото ее сын захотел прежде прибраться в комнате. Открытый им шкаф удивил растущего юношу, просто удивил — мало теперь что способно его по-настоящему ошеломить.

В глаза бросались аккуратно развешенные комплекты футболок и шорт. Сочно синяя и вызывающе белые. То же, но дымчатое. Приглушенный синий верх и жухло черный низ. Взгляд сразу забраковал изрисованное томоёшками, пламенем или вовсе в нелюбимых цветовых тонах, таких как, на удивление, оранжевый (такой был комплект, подражающий вчерашнему огненному облику). Из трех дымчатых, Саске одобрил вариант с тем гербом клана на спине, у которого белая оплетка с ручкой и красное опахало межевались черной дугой. Вздохнув у полки с нижним бельем, он выбрал радикально черное.

Безответные вопросы погасили порыв прибраться, а простонавший живот вывел на кухню. Утвари ожидаемо поубавилось. В неработающем холодильнике царила унылая пустота с брызгами из пачек лапши Сои-ошидес (прим.: вольно от "очень вкусные"), всего две штуки, обе со вкусом нутто. Холодильник жалобно крякнул. Ни воды, ни электричества, ни еды — Саске печально вздохнул, убедившись в отсутствии газа в закопченных конфорках времен первого Хокаге.

Так он оказался с корзинкой в руках на садовой тропинке, отстраненно отмечая, что поврежденные при устроенной старшим братом резне деревья и кустарники пышут здоровьем и полнятся спелыми плодами. Признаться, Саске выдал радостный вздох — сгоревшая дотла фиолетовая слива, объеденная им еще в середине августа, прогибалась под обильным урожаем. Она дорога как память — подарок, она росла вместе с ним — посадили в день его рождения, цвет ее спелых плодов совпадает с цветом его волос — это выгодно отличает сливу от других похожих сортов, по крайней мере, в глазах Саске. А бобы он ненавидел.

Сидя на скамейке и вдыхая любимый аромат, растущий юноша коротал время, ожидая, когда проснется Солеан — где третий глаз?! Он честно искал, вертелся перед зеркалом. Накопился затмевающий небо вулкан вопросов — за ним Саске пытался скрыть свою растерянность перед ситуацией в целом.

— Добрый день, сэнсэй, — произнеся приветствие вслух. Он последователен. А разговор вслух прихоть, на которую закрывались глаза, ибо тишина запомнившегося ему шумным и людным квартала болезненно оглушала. Терпимо, но все ж. Он почти отчаялся ждать, когда жаркое солнце напомнило о вчерашнем — огонь силен в полдень, — и Саске успокоился, преисполнившись равнодушного терпения.

— Воистину добрый, гакусэй, — мелодично прозвучало в голове.

За неимением своих эмоций, Саске хорошо воспринимал чужие. Выспавшийся и очень довольный квартирант смачно зевнул — так интерпретировалось состояние феникса. За утро Саске решил, что никогда не назовет больше Солеана ни чудовищем, ни демоном. Феникс Солеан, его, без сомненья, сэнсэй — оно и подтвердилось. У него... больше никого не осталось... с кем можно хотя бы поговорить... Подлец-ниисан далеко, а жизнь вот она, окружает безмолвием и безлюдьем цветущего сада.

— Расскажите, пожалуйста, о тех двух дзюцу, что мы вместе применили вчера.

За время ожидания маска равнодушия укрепилась, а список вопросов утрясся. Он последователен и уважителен.

— Дзюцу было три, ученик, — недовольно поправив. Саске принял к сведенью. — Скажу сразу, объяснение построено на твоих собственных знаниях. Твоя база скудна и поверхностна, поэтому подробности прояснятся в будущем.

Высвобождение огня: покров феникса. Мощная защита и атаки на ближней дистанции. В пламени сгорают все более слабые ниндзюцу, остальные тратят вложенную чакру на преодоление. Если ниндзюцу противника перекрывает запасы чакры покрова, он защитит и развеется. Если ниндзюцу противника рангом выше, то спасет нерастраченный покров, которым еще не атаковали и не защищались. Для всех это дзюцу третьего ранга "C", для обладателей Кеккей Генкай Шаринган варьируемого ранга с начальным "E".