Четыре года, шесть месяцев и двадцать дней он провел в тюрьме.
Это было похоже на всю жизнь.
Ему было двадцать шесть лет, в ноябре исполнится двадцать семь, а он чувствовал себя на пятьдесят. Он откинулся в воде, расслабляясь в пузырьках, пока вода не остыла, а затем вылез из ванны и вытерся. Он обвязал полотенце вокруг талии и повернулся к зеркалу.
Он почти мог сосчитать свои ребра, подумал он, коснувшись своего бока. Его руки все еще были мускулистыми, но он был тощим. Отжимания и приседания, которые он делал каждый день часами в своей камере просто для того, чтобы скоротать время, помогали ему оставаться в отличной форме, но отсутствие правильного питания также повлияло на него. Он посмотрел на татуировки на своем теле и впервые за весь день слегка улыбнулся.
Первую татуировку он сделал, когда ему было шестнадцать. Питер шел с ним, вспомнил он. Они пошли в тату-салон в Лютном переулке, и Сириус попросил парня написать круговые фазы лунной карты. Так он считал дни в Азкабане. Луна была очарована тем, что менялась у него на груди так же, как и снаружи, всегда сообщая ему, какой сегодня день. Месяц спустя он вытатуировал герб факультета Гриффиндор ярко-красным и золотым цветом на правой лопатке со словами: "Где обитают храбрые сердцем".
Татуировки приводили в ярость его родителей, и он любил их еще больше за это, и, будучи мятежным человеком, он продолжал покрывать свое тело великолепным искусством, которое злило его мать, а его делало таким гордым. Гребень мародеров над левой лопаткой с подробным описанием друзей, которые так много для него значили; настоящая семья, к которой он принадлежал, с их девизом: "я торжественно клянусь, что я не замышляю ничего хорошего." Все четверо сделали татуировку до седьмого года в Хогвартсе.
Его взгляд упал на портрет крысы, и его наполнила ярость.
Он до сих пор не мог понять, как Питер мог так его предать; предать Лили и Джеймса.
На мгновение он поднял палочку, готовый сбросить крысу с герба, но остановился. Герб олицетворял их дружбу и хорошие воспоминания, которые все четверо разделили вместе все эти годы назад. Он не собирался изменить это, взорвав себе спину. Ему нравилась эта татуировка, и он не собирался ее менять.
Он не собирался позволить Питеру забрать у него что-то еще, что он любил.
Сириус уронил палочку и начертил на левом предплечье рунические символы, обозначающие дружбу, семью и Мародеров, которые были обведены крошечным следом на карте, которую они создали в школе. Следы вели к изображению Гремучей Ивы, покрывавшей его плечо. На внутренней стороне левого запястья у него были очертания красно-золотого силуэта феникса, очерченные пламенем, которое описывало полукруг. Свежие синяки от его цепей слегка врезались в татуировку, и он вздрогнул от боли. По крайней мере, они исцелятся, подумал он и знал, что это не повредит фениксу. Он вспомнил, как получил его как символ надежды. Всегда можно было бы использовать больше надежды в их жизни.
Его правая рука, полный рукав, выполненный в разных оттенках черного, серого и синего — волк, воющий на луну, белый олень, собака и крыса кружили вокруг него, защищая его на фоне Хогвартса. Кельтский узел замыкал сцену внизу, опоясывая его руку чуть выше запястья. Над сценой была звездная карта Сириуса и Ориона, заключенная в круг и закрывающая все его правое плечо. На его ключице было написано: "Шалость удалась" — запутанным курсивом. На правом боку, над ребрами, его мотоцикл был отмечен тремя звездами. И, наконец, он проследил готическую надпись, которая была именем его крестника, последнюю татуировку, которую он сделал на себе, на левом боку, вертикально вниз по ребрам, она гласила: Сохатик, ГДП, 31 июля 1980 года. Когда он провел по буквам, он вспомнил то, как Гарри позвал его из объятий Хагрида той ночью, и он закрыл лицо руками.
Гарри.
Ему нужно было увидеть своего крестника. Ему нужно было убедиться, что с ним все в порядке. Его желудок громко заурчал, удивив его, и он откинул волосы с лица.
Шаг за шагом, Сириус, сказал он себе. Шаг за шагом.
Два часа спустя Сириус побаловал себя ужином со стейком и большой пинтой пива в ресторане отеля, а затем забрался на большую кровать в своем гостиничном номере и заснул беспокойно, прежде чем заснуть на полу, обнаружив, что это больше, чем то, чем он был раньше привык за последние четыре года. Кровать была слишком мягкой, и он почти чувствовал, что не заслуживает ее комфорта.
Проснувшись утром, он почувствовал себя на удивление отдохнувшим. Он заказал себе полный завтрак из бекона и яиц и съел все до последнего кусочка, прежде чем принять душ и привести себя в порядок, прежде чем выписаться и аппарировать на площадь Гриммо номер двенадцать.
Он смотрел на дом на Клермонт-сквер, в котором вырос, засунув руки в карманы джинсов, купленных накануне. Он ненавидел все в этом месте. Теперь его отец был мертв, а его брата убили Пожиратели Смерти за два года до того, как он попал в тюрьму. Он глубоко вздохнул и направился в дом, шагнув через парадную дверь и вздрогнув, когда портрет его матери в натуральную величину начал кричать на него.
— ПОЗОР! ПРЕДАТЕЛЬ СВОЕЙ КРОВИ И СВОЕЙ СЕМЬИ!
Сириус проигнорировал портрет и направился прямо вверх по лестнице в свою бывшую спальню. Он уже наполовину собирал вещи, когда в дверях появился старый домовой эльф его матери.
— Что ты здесь делаешь, изменник? Ты разбил сердце моей бедной госпожи!
— Я собираю свои вещи — и мы оба знаем, что у моей матери нет сердца, Кричер.
Кричер уставился на него.
— Поторопитесь. Хозяйка не хочет, чтобы вы были здесь.
— И мне действительно не нравится быть здесь. Я почти закончил.
Кричер остался на месте, наблюдая, как он собирает последние свои вещи, не сводя глаз с знамени Гриффиндора и маггловских плакатов на стенах.
— Когда ты вернулся сюда, чтобы быть ближе к своему другу Петтигрю, Хозяйка разрешила. Сказала, что вы, наконец, делаете то, что должен делать черный маг, и то, что вас посадили в тюрьму за такое темное преступление, заслуживает аплодисментов.
— За преступление, которого я даже не совершал, — плюнул на него Сириус, закинув сумку на плечо. — И это было последнее место, куда я хотел приехать. Фиа и Монти были моими настоящими родителями во всех смыслах. Я не хотел возвращаться сюда и не хочу возвращаться сюда сейчас. Я здесь за моей одеждой. Не волнуйся, моей дорогой мамочке больше никогда не придется меня видеть. Где она вообще? Прячется, пока я не уйду, чтобы ей не пришлось смотреть мне в лицо?
Кричер усмехнулся.
— Хозяйка никогда не хотела, чтобы ты был здесь!
Сириус закатил глаза, глядя на расстроенного домового эльфа, пронесся мимо него и поспешил вниз по лестнице.
— ПОЗОР! Грязный предатель крови! ТЫ НЕ МОЙ СЫН!
Портрет Вальбурги Блэк закричал, когда он закрыл за собой входную дверь, вздохнув с облегчением.
Он был более доволен, чем хотел признать, что ему нужно было только увидеть Кричера и не быть вынужденным иметь дело с его матерью даже на мгновение.
Когда он вышел на улицу и дом скрылся за ним под охранными чарами, он облегченно вздохнул и пошел. Он прошел почти три квартала, прежде чем понял, что понятия не имеет, куда идет.
Его дядя Альфард оставил ему его старую холостяцкую квартиру в Лондоне, а также большой коттедж в Сидмуте в Девоне. Он жил в этой квартире после окончания Хогвартса, но через несколько лет продал ее. Он планировал переехать к Муни после смерти отца, но потом... они перестали доверять друг другу, насколько он помнил. Эти семена обмана посеял Питер. Он остался без дома.
Как только Джеймс и Лили скрылись, Сириус вернулся на Гриммо-плейс, потому что это было близко к Питеру, и ему было легко следить за своим другом — по крайней мере, он так думал.
Он вспомнил, как Джеймс пытался отговорить его от этого.
* * *
— Бродяга, ты не можешь вернуться туда! Это место отравлено!
— Теперь там только моя мать, Сохатый, и этот сумасшедший старый домовой эльф. Со мной все будет в порядке. Это только до тех пор, пока я не найду что-нибудь еще. В любом случае, я никогда не собирался оставаться в старой квартире дяди Альфарда. Она была слишком мала для меня. Только на несколько недель, пока я не узнаю, что вы, ребята, все в безопасности. У меня есть тот коттедж в Девоне, может быть, я поеду туда. Но мне нужно быть рядом. Пока вы не будете в безопасности. До тех пор я могу мириться с Вальбургой.
Джеймс только посмотрел на него.
— Если бы ты просто поговорил с Римусом...
— Мы поговорили, Джеймс, со мной все будет в порядке. Я больше не ребенок, и я могу провести несколько недель под крышей моей матери.
* * *
Но две недели, которые он провел с матерью, были ужасны. Воспоминания об этом доме преследовали его, и он провел больше времени, катаясь на мотоцикле, ища улики, выполняя задания Ордена Феникса и пытаясь сделать мир безопасным для своего лучшего друга и его семьи.
Лунатик, подумал он. Его сундук и его вещи были перемещены в коттедж Люпина. Они планировали жить вместе в доме, который отец Римуса оставил ему после своей смерти. Римус не хотел быть один, и Сириус ухватился за возможность снова жить со своим лучшим другом.
Но потом Питер разрушил его планы.
Он понял, что Сириус сам позволил ему разрушить их.
* * *
— Ты действительно думаешь, что я шпион, Сириус? — спросил Римус, запустив руки в волосы. — После десяти лет знакомства со мной, и вдруг ты не можешь мне доверять?
— Не знаю, Лунатик! Как Волдеморт узнал о Маккиннон и Макдональдсе? Пит говорит, что говорил только тебе!
Рот Римуса открылся и снова закрылся.
— Мэри Макдональд была моей первой любовью, Сириус. Я обожал ее! А Марли... Мерлин, как ты вообще можешь такое обо мне думать?
— Я не... я имею в виду, я не верю, что ты причинишь им вред, Римус. Я просто больше ничего не знаю! Кто-то из нас шпионит за Орденом.
— А откуда мне знать, что это не ты? — спросил Римус.
Сириус выглядел возмущенным.
— Ты думаешь, что я шпион? Ты что, дурак? Я делаю все, что могу, чтобы защитить Джеймса и Лили! Проклятье, они попросили меня быть их Хранителем секретов.
Римус весело фыркнул.
— Конечно, они выбрали тебя! Нельзя доверять оборотню, верно?
— О, не смей использовать на мне оборотня, Рем! — крикнул Сириус. — Я знаю тебя десять лет и знаю, что ты не монстр! Но те миссии, на которые ты идешь, чтобы получить информацию о Сивом и его стае; они настоящие монстры, и находиться рядом с ними небезопасно ни для кого! Меня не волнует, каким другим кажется Адриан, он опасный оборотень, который хочет, чтобы ты был в его стае!
Нижняя губа Римуса дрожала, когда он говорил.
— Я не думаю, что тебе лучше переезжать сюда.
— Что?
— Ты меня слышал. Я сам придумаю, как обустроить себе это место. Но я не могу допустить тебя здесь, если ты мне не доверяешь, а я не доверяю... Я больше не знаю, Сири. Я уже не знаю, чему верить и кому доверять. — сказал Римус, падая на стул. — Я думаю, тебе нужно идти.
Сириус только смотрел на него.
— Лунатик, я продал свою квартиру, чтобы переехать сюда к тебе.
Янтарные глаза Римуса посмотрели на него.
— Ты не можешь оставаться здесь, Сириус.
Сириус схватил палочку со стола.
— Я вернусь за своими вещами.
Потом он захлопнул за собой дверь.
* * *
Римус уехал на задание на следующий день, вспомнил он, и это был последний раз, когда они разговаривали. Сириус поправил сумку на спине.
Это было время, когда они это сделали.
Он аппарировал к англо-валлийской границе и медленно пробирался через Рексхэм, пока не наткнулся на знакомую тропу, ведущую к дому семьи Люпинов. Запах деревьев и гор заставил его вздохнуть от удовольствия. Он скучал по выходу на улицу и по ощущению прохладного воздуха на коже.
Сириус брел через лес, направляясь к маленькому коттеджу, который, как он знал, был спрятан там. Когда в поле зрения появился коттедж, на его лице появилась легкая улыбка при знакомом виде, и он постучал в дверь.
Внутри что-то шаркнуло, прежде чем дверь открылась, и Римус стоял там с чашкой чая в руках.
— Сириус.
Сириус улыбнулся ему; облегчение от того, что его старый друг проходило сквозь него.
— Привет, Лунатик, можно войти?
Римус просто уставился на него, а затем кивнул и, пройдя внутрь, сел за кухонный стол с чаем в руках.
— Хочешь чашку чая?
— Это было бы прекрасно.
Римус налил ему чашку, добавив три ложки сахара, которые, как он знал, ему нравились, и наконец заговорил, передавая ему кружку.
— Ты выглядишь лучше, чем вчера.
Сириус кивнул, потягивая горячий чай и наслаждаясь его вкусом; как все было вкусно последние два дня. Вкус свободы, подумал он.
— Душ сделает это с тобой. Просто сейчас нужно немного потолстеть.
Когда Римус не ответил, он вздохнул.
— Я понимаю, почему ты думал, что это я предал их. Я понимаю, Лунатик. Я не злюсь на тебя.
Римус выдохнул, хотя и не осознавал, что задерживает дыхание.
— Я не хотел в это верить, Сириус, но... Питер... он убедил меня, что ты шпион, используя те же отговорки, что и тебе, и Джеймсу, и Лили, что только ты знаешь местонахождение Марлен и Мэри и... потом, когда я вернулся с миссии, ты был в тюрьме за убийство Питера, а Джеймс и Лили были мертвы... Гарри был... я не знал, что и думать!
— Я знаю, и мне так жаль, что я даже на секунду подумал, что ты был шпионом! Мы собирались сказать тебе, что мы поменяли Хранителей Тайны, но ты ушел на другую миссию со стаей Адриана, и что ж... ты точно не вернулся вовремя. — тихо сказал Сириус, держа в руках кружку с чаем.
— Пока я не увидел эти воспоминания, Бродяга, я... я ненавидел тебя; верил, что ты стал причиной смерти всех моих друзей, а теперь... Питер все еще жив, а ты освобожден. — признал Римус, его золотые глаза смотрели в серые глаза друга. — Я сожалею о том, что сказал тебе в последний раз, когда мы разговаривали.
Сириус кивнул.
— Я знаю. Мне тоже жаль. Вот почему я пришел сюда, чтобы увидеть тебя, чтобы извиниться за все. Прости, Лунатик.
Римус кивнул, его янтарные глаза смотрели на старого друга.
— Я тоже. Я должен был доверять тебе.
— Нам следовало доверять друг другу, — просто сказал Сириус.
Римус сделал глоток чая.
— Итак... что ты собираешься делать теперь?
Сириус на мгновение замолчал.
— Я чувствую себя немного потерянным, понимаешь? Мне нужно сначала исцелить себя, я это знаю. Я принял несколько зелий прошлой ночью... но я собираюсь поговорить с Дамблдором о встрече с Гарри, и я думаю, что попрошу Поппи осмотреть меня еще раз. Я не хочу идти в больницу Святого Мунго, если я могу этого избежать. Мне нужна правильная стрижка. Я просто... я хочу снова быть собой, понимаешь?
— Тебе определенно нужно подстричься — хотя я вижу, что ты состриг большую часть лохматого беспорядка, который был на тебе вчера.
Сириус усмехнулся.
— Я хочу, чтобы это было так, как было раньше, то есть с моими волосами.
