Твое... величество!

— Ваше величество, вам бы на троне сидеть, вместо Иоанна!

Это проверка — или лесть? Может быть и то, и другое.

Мария равнодушно скривила губы.

— Мне бы сохранить свою жизнь. И жизнь своей дочери. Остальное меня пока волнует мало.

Осознал и сообразил. И медленно кивнул головой.

— Ваше величество, начнем с вашего письма брату. Я отправлю его особой почтой.

— Отлично. И давайте подумаем вместе, отче. Мне надо покинуть дворец — ненадолго. Вы отправите брату письмо, он его получит, подумает, дозреет до ответа, напишет вам. Месяц?

— Да, примерно так, ваше величество.

— Не хочу еще яда. Я могу его и не распознать. Куда я могу уехать на это время? Куда меня отпустит супруг?

— В монастырь на богомолье, ваше величество. Возможно...

Подтекст был ясен. Если Иоанн причастен, то захочет ее отравить.

Если непричастен, отпустит. Но рисковать нельзя, надо бить наверняка.

— Какой бы нам выбрать монастырь, чтобы письма успели?

Святой отец задумался, а потом кивнул.

— Монастырь святой Варвары, ваше величество. Он достаточно далеко, да вы и не на один день поедете, задержаться всегда можно, заболеть, к примеру.

— Вы сможете, не вызывая подозрений, остаться в столице?

— Вы сможете разгневаться на меня и отослать, ваше величество.

Чем святоша будет заниматься этот месяц в столице? При этом якобы находясь в неизвестном 'там' вместе с королевой?

Мария даже спрашивать не стала.

— У меня есть один план, отче. Послушайте меня, прошу вас, потому что нам придется работать вместе. Хотя бы недолго.

— Я вас внимательно слушаю, ваше величество.

Мария еще раз огляделась вокруг, убедилась, что в радиусе десяти метров нет ни одной любопытной морды, и заговорила. Тихо, но нарочито четко, проговаривая каждое слово отдельно. Так будет понятнее.

Роман слушал, потом принялся поправлять ее, и наконец, план был готов.

А письмо его величеству он лично напишет, сейчас же, и принесет королеве на подпись.

Прекрасно!

Только вот поспать ее величеству не удастся, со всеми этими радостями. Ну и ладно, лицо будет бледнее, а круги под глазами темнее. Интересно, у нее пудры нет в хозяйстве? Или лучше не рисковать, грим — дело ненадежное? Тем более, натуральный средневековый?

Ладно, посмотрим.

* * *

Тяжко быть нищим.

Или нет?

Так-то мотаешься по свету, неприкаянный, никому не надобный, где корку хлеба выпросишь, где воды напиться дадут, где заработать удастся — всякое бывает. А с другой стороны, ты сам себе хозяин.

Сдохнуть можешь в любой момент, но ведь свободным!

Ты никому не нужен, но и тебе никто не нужен. Ни о ком думать и заботиться не надо, живи, как птица вольная, там поклюешь, сюда полетишь... ни хлопот, ни ответственности, ничего!

Плохо ли?

Кому-то может, и плохо, а нищий, которого прозвали Рваным, только радовался. Его такая жизнь устраивала, ему хорошо было. Зимой, конечно, тяжко, ну так зимой он на одном хуторе пристроился, за кормежку и крышу над головой. Даже отъелся чуток.

Хозяин, морда толстая, хоть и требовал работу, но и кормил от пуза. Рваный у него за такое даже красть ничего не стал, когда уходил. Хотя и мог бы курицу унести или еще чего прихватить совершенно случайно. Но пусть уж его...

Зиму-то прожить удалось, и хорошо, сытно, так-то и жить бы там остаться, на хуторе, ан не по Рваному такое. Весна началась, и снова под ногами дорога зазмеилась, позвала за собой, потянула... не останешься, не удержишься.

Вот и довела дорога до Атреи, столицы Фардании. Шел Рваный по улице сейчас, оглядывался, думал, что странно как-то... в других городах, которые он знал, когда спускались сумерки, улицы так не пустовали. Где шлюхи стоят, где нищие сидят, где разбойники на промысел вышли, а тут...

Непривычно тихо. Почему?

Рваный даже нарочно свернул в какую-то подворотню.

А вдруг там кто есть?

Тишина...

Еще одна подворотня... и снова пусто? Тут уж Рваный забеспокоился всерьез. Что происходит-то?

— Пст! Сюда иди!

Рваный сейчас находился на окраине города, среди сараюшек и хибарок. Трущобы?

Вот, это оно и есть, тут и днем-то должно быть опасно, ан нет! Бывал он в таких местах, тут и с нищего последнюю рубаху снимут и медяки из карманов вытряхнут, но ведь нет желающих!

Или...?

В другой раз он бы и близко не подошел к тому сараю, но сейчас любопытство оказалось сильнее. Да и тревожно ему было. Непривычно как-то... давило, тянуло.

Так что Рваный подошел к сараю, послышался скрежет засова, и его впустили внутрь.

В сарае сидел парень лет двадцати. Тощий, встрепанный весь, грязный донельзя, но тут и понятно, чай, не дворец. Хотя... он в этой грязи нарочно, что ли,, извалялся? От ушей до пяток?

— Заходь быстрей! — парень впустил Рваного и поспешно заложил засов. А потом потянул нищего поглубже в сарай, туда, где лежала небольшая копешка прошлогоднего еще сена. — лезь туда!

Сено было прелое и вонючее, понятно, чего оно лошади не понадобилось. Но....

— Зачем?

— Лезь, дурак! Не то до утра не доживем!

И так это прозвучало, что Рваному и спорить расхотелось. Сначала залез, а уж потом и спросил, почему-то тихо-тихо. Словно горло пережало холодной рукой.

— Ты чего, паря?

А и то. Голос у парня был такой... ТАК о пустяках не говорят, и не врут...

Парень кивнул.

— Тише себя веди. Слышат они когда как, а вот нюх хороший. Я-то грязью потому и обвалялся, а вот ты...

Рваному тут же захотелось вываляться в сточной канаве.

— Чего — я?

— Может, и не учуют...

— Кто?

— Не знаем... кто видел, тот пропал уже.

— Пропал?

— Ты ж видишь, пустые улицы.

— Вижу. А с чего так?

— А вот... завелась какая-то дрянь, людей находили порванными, ну и слух пошел... вроде как оборотни бегают по столице. В богатых-то кварталах спокойно, а вот на окраинах, среди бедняков, каждый знает, что ночью из дома выходить нельзя. Можно не вернуться.

— А знают-то откуда?

Парня ощутимо передернуло.

— Сам узнаешь... погоди немного. В дома они не вламываются, а вот в сарай, если нас почуют...

Рваному жутко стало. Словно морозом по спине побежало...

— Говорят, получеловек-полузверь, и рвет, и жрет, и тела находили обглоданные, у меня друг не вернулся... Чиж, мы с ним с детства вместе на улице, не успел до темноты, у бабы задержался, а тут муж ее вернулся. Чиж в окно, а уж что потом с ним стало?

Хоть и мог этот неведомый Чиж пропасть куда угодно, а все же...

Чутье у нищих тоже хорошее, без чутья им делать и нечего, сразу прибьют. И сейчас нутром чуял Рваный, что правду ему говорят. Может, в память о друге, которому и не помогли, позвал его этот парень...

— Слышишь?

Рваный в слух превратился.

Спервоначалу и не понял ничего, а потом...

Не когти. Мягкие шлепки по грязи.

И — сопение. Сопение, которое походило на... так большое животное втягивает воздух ноздрями,. Стараясь унюхать запах добычи.

Вроде бы и ничего такого... бывает же! Но... на Рваного накатил липкий мертвенный ужас. Словно в последнюю надежду, вцепился он в соседа, да и тот был перепуган не меньше, и за Рваного схватился, как за мамкину руку... мягкие шлепки остановились.

Потом прекратились, принюхивание стало громче.

Потом тишина, от которой у нищих сердца зашлись, кажется, сердце Рваного грохотало так, что его на улице слышно было... ох, мама...

И снова мягкие шлепки, и сопение.

ОНО уходило дальше.

А говорить не хотелось, и шевелиться тоже, и выглядывать наружу... что-то было такое, жуткое... чтобы он в Атрее остался?

Никогда!!!

Плевать, что столица... уже под утро, когда светать начало, Рваный на парня посмотрел.

— Не хочешь уйти отсюда?

— Как рассветет, оно днем не вылезает...

— Я не о том. Зовут-то тебя как? Ты ж мне жизнь, считай, спас...

— Воробьем кличут.

— Воробей, со мной пойдешь? Я сегодня из Атрея уйду...

— Кому я нужен... тут хоть знакомое все, а уйти — куда?

Рваный думал недолго.

— Я зиму на хуторе провел, хозяин оставаться звал. Вот, туда можно, ему рабочие руки надобны.

После проведенной в сарае ночи, хутор стал казаться Рваному чуть ли не островком безопасности в жутком мире.

Не был нищий трусом. Понимал, что убить его могут в любой момент, и избить, и ограбить, только вот — ЛЮДИ! Самые обычные люди! А это...

Это жутко было. Словно из старых сказок про чудовищ выползло что-то такое... что может и жизнь погубить, и душу забрать, и...

Не надо ему такого!

Лучше уж от честного ножа в бок!

Жут-ко!

* * *

Забегая вперед, хозяин хутора так и не понял, почему к нему вернулся работник, да еще друга с собой привел, почему больше не срывался никогда в странствия, наоборот, и за ограду-то выходить не хотел лишний раз бывший нищий...

Да и кому оно важно?

Все неплохо сложится и у бывшего Воробья, а ныне Джока, и у Рваного, и проживут они еще долго. Смерть с ними рядом ходила, да разминулась. Но в Атрею им больше не хотелось.

Никогда, ни за что!

Предотец — он один шанс дает, а если ты его прогадил по глупости — сам и виноват! Второго-то уж и не будет.

Глава 2

Завтрак шел своим чередом.

Его величество Иоанн Пятый изволил вкушать запеченного карпа в белом соусе. Рыбка была на редкость вкусной, настроение солнечным, под стать дню, рядом улыбалась Диана... чего не хватало?

Только короны на хорошенькой рыжей головке. Но это же дело времени! Мария рано или поздно согласится, и братец ее против не будет, сам король, понимать обязан.

Наследник же!

А Мария стала бесплодной, она ему ребенка не родит, и глупо звучат ее отговорки.

С одной стороны, они в законном браке, и брак их был благословлен Предотцом шесть раз. С другой стороны, у него нет сына! И кто тут не поймет несчастного короля?!

Нет у него законного наследника! А ведь он мужчина в самом расцвете сил! Вот, и от Ирены у него есть сын, и от Маргариты дочь и сын, а от законной жены только дочь. А ведь он еще молод! Вот женится он на Диане, и та родит ему сына. Двух сыновей. А лучше — трех.

Радужные мысли были оборваны появлением на пороге бледной, как смерть, принцессы Анны.

— Ваше величество, — голос девочки срывался от страха. — М-маме плохо, и она говорит, что ее отравили...

— ЧТО?!

Иоанна с места подняло, как волной.

Одно дело — развестись с женой по ее собственному желанию. А другое — стать вдовцом, да еще по такому подозрению! Кто-то думает, что Саймон не воспользуется таким шансом?

Иоанн бы точно воспользовался, и шурин у него не глупее.

Так что... его величество решительно направился в покои к супруге. Дочь побежала вслед за ним. Диана проводила ее гневным взглядом.

Отравили ее!

Да кому она нужна?! Уж хотели бы отравить, давно бы сделали, но нельзя! Дианочке хотелось власти, хотелось коронацию, хотелось...

Много чего хотелось. Но если кто-то ее заподозрит, все пойдет прахом. А могут, еще как могут, вот, уже переглядываются. Яд — женское оружие.

Стерва! Даже умереть нормально не могла!

* * *

Когда его величество ворвался в покои супруги, его встретил... хаос!

Причитающая Розабелла, жуткий запах, Мария, согнувшаяся в три погибели над ночным горшком, жутковатые звуки, громко молящийся в углу святой отец...

— Что тут происходит?!

Новый приступ спазмов у Марии был ему ответом. Женщину рвало, жестоко и беспощадно. Иоанн даже растерялся.

— Я... пришлю лекаря.

Мария застонала.

— Этого негодяя, который хотел меня опозорить? Бросить тень на вашу честь?!

— Эээээ?

На первое, положим, Иоанну было наплевать. Но... что значит — бросить тень? Он что...?

Мария снова согнулась над горшком.

— Господи, помоги мне! Буэээээээ!

Иоанн ощутил даже что-то вроде чувства вины. Если бы Мария спорила с ним, ругалась... это дело другое. А ей плохо, она умирает... наверное?

Но — КТО?!

Кто посмел?!

Такое спускать Иоанн не собирался. Сегодня на жену замахнутся, а завтра и до него доберутся. А что такого? Легко!

— Если выживу, — спазмы опять скрутили Марию, — Я отправлюсь в монастырь! На месяц! Пусть Господь даст мне силы и совет!

Иоанн подумал, что это не так и плохо. Сначала на месяц, а потом, кто знает, и навсегда?!

Мария опять согнулась над горшком.

— Оооооо....

— Матушка! Не умирай!

Анна плакала, цепляясь за мать. Потом перевела взгляд на отца.

— Батюшка, умоляю, помогите же!!! Мама, мамочка...

Иоанн почувствовал себя законченной свиньей. Чего Мария и добивалась.

— Я пришлю лекаря и слуг. И сам навещу вас, ближе к вечеру.

— Буду ли я жива... ооооохххх!

Марию опять вывернуло чем-то зеленым и дурно пахнущим.

Иоанн занервничал.

— Если выживу! Поеду в монастырь! Пусть Господь просветлит мой разум!

— Да-да, конечно, — выдохнул король. — К примеру, монастырь святой... эммм...

Сразу так и не вспоминалось.

— Варвары, — подсказал негромко, но отчетливо святой отец.

— Да-да, святой Варвары.

— Буэээээ... — вежливо ответила королева.

Его величество решил, что это не бегство, а стратегическое отступление, и поспешно ретировался. Мария перевела дух, и поманила пальцем дочку.

— Анечка, радость моя, помоги лечь?

— Да, мамочка.

Ее высочество подхватила мать под руку, и подвела к кровати. Мария махнула рукой на эрру Розабеллу.

— Эрра, прошу вас, оставьте меня ненадолго. Принесите мне колодезной воды. Много.

Сама эрра не понесет ничего, но пока слуг найдет, пока организует...

— Святой отец, благодарю вас за помощь и утешение. Скажите, монастырь святой Варвары нам... подойдет?

Святой отец улыбнулся.

— Да, ваше величество. С вашего позволения, я отпишу матери-настоятельнице?

Мария вздохнула, и пошла к горшку.

Рвало ее непритворно. Какие уж тут инсценировки? Это не театр, тут не играть надо, тут все всерьез, по-настоящему.

Бэээээээ...

* * *

В далекой Фардании друг на друга злобно смотрели двое мужчин.

Один из них явно чувствовал себя виноватым, опускал голову, но потом вздергивал ее, смотрел исподлобья. Второй напротив, гневно сверкал глазами.

— Ты мне обещал, что в этот раз получится!

— Я и сам так думал! Поймите, тейн, нужен не один опыт, а десятки, может, даже сотни!

— И результат получат лет через триста?

— Тейн, это зависит от многих факторов.

Тейн с отвращением посмотрел на содержимое клетки.

И кто бы сказал, что еще два месяца назад это был сильный молодой человек? Потом... не совсем человек. А сейчас...

Лучше не думать о том, что там корчилось сейчас, все равно сжигать придется. Ладно...

— Я делаю все возможное.

Мужчина вздохнул. Ну... делает, просто действительно, слишком это сложно.

— Ладно, брат Тома. Не обижайся.

Монах понял, что гроза прошла стороной, и чуточку расслабился.

— Тейн, я справлюсь. Обязательно.

— Я в этом уверен.

Монах расплылся в угодливой улыбке. Тейн поморщился, но ничего не сказал, просто потрепал монаха по плечу.