Остановка, а не стоянка. Вряд ли после стольких суток здесь, на Иден-Прайме нормандовцы согласятся вот так просто бездеятельно простаивать на внешнем, а может быть — внутреннем рейде Станции. Предстоит решить несколько важных вопросов: Спектры-турианцы, Маяк и Явик. Остальное — мелочи, не стоящие сейчас сколько-нибудь подробного упоминания даже при таком беглом разборе ситуации. Главное — стартовать и уйти с Идена. Пусть иденцы сами делают всё необходимое для подготовки планеты и её населения к вторжению Жнецов.

Информация о вторжении уже ушла за пределы Идена, ушла в доказательной форме. Не то, что раньше — на уровне домыслов, слухов и легенд. Теперь о Жнецах заговорили как о реальной угрозе, как о реальной опасности. До цитадельских "сидельцев" это вряд ли быстро "дойдёт" — чиновники в таких направлениях способны только очень медленно думать. И ещё медленнее — соображать. А времени до Вторжения остаётся мало. По космическим меркам — так очень мало.

А по земным? По земным меркам — ещё меньше. В Альянсе — всего два десятка стран и между руководителями этих стран давно нет единства. Один "Цербер" чего стоит. Превратили общественную организацию в прямо-таки государство в государстве. Некая наднациональная, надгосударственная структура, неподвластная земным легальным властям ни в какой сколько-нибудь заметной и достаточной мере — вот что такое "Цербер". Если доклад Сташинского — правда, то... "Цербер" будет усиленно грабить протеанские развалины, добираясь до крайне ценных артефактов, не считаясь с потерями и с затратами на достижение первенства в этой сфере.

Что-то в этой организации не так. Андерсон не знал что именно не так, но чувствовал: здесь присутствует, как минимум, "двойное дно". А это — уже серьёзно. Предшественница Сташинского — член "Цербера"? Сотрудник "Цербера" — так будет правильнее обозначить эту дамочку. А "Цербер" пустяками не занимается. И, если связать появление Жнеца и то обстоятельство, что во главе археологической партии, выкопавшей Маяк, стояла сотрудник "Цербера"... К тому же — только волей обстоятельств, сложившихся не в её пользу, отстранённая от дальнейшего руководства археологами... Значит, "Цербер" погряз в весьма специфических отношениях со Жнецами гораздо глубже, чем можно было представить себе ранее. Опять "спрут"?!

Ничего не меняется, — подумав об этом, Андерсон встал с кресла, решив пройтись по каюте. Ходьба всегда его успокаивала, приводила мысли в порядок, позволяла снять неизбежное нервное напряжение. Или хотя бы ослабить пресс этого напряжения. Нет, сейчас, конечно, Карин видит, что состояние у командира фрегата — далеко не самое лучшее, но... пусть уж такое состояние, чем благодушие и ничегонеделание. Он — командир корабля и ему необходимо много, глубоко, серьёзно думать о таких вещах. Потому что кроме него — некому. Его коллеги ждут от своего командира решения или хотя бы указаний, в каком направлении теперь следует работать. Предстояло поработать на Идене эту ближайшую декаду, а там — снова уйти в полёт. Если уж космические корабли живут, как утверждают земные физики и лирики, в полётах и только в полётах, то командиры таких кораблей тем более чувствуют себя наиболее... нет, не комфортно, а нормально — именно в полётах.

Сделав несколько "кругов" по каюте, Андерсон почувствовал, что достаточно успокоился для того, чтобы вернуться за стол и продолжить работу. Пришли новые доклады и рапорты, требовавшие его внимания. Надо было через час-полтора пройтись по кораблю, посмотреть, как реально обстоят дела на борту фрегата. Не всё, далеко не всё можно узнать, увидеть и почувствовать, находясь в командирской каюте. Потому личные обходы корабля Андерсон старался делать регулярно и относился к этим обходам, как к важным инструментам поддержания ситуации на борту в норме.

* * *

Бенезия ни разу за эти сутки не смогла застать меня в каюте. Она видела меня в коридорах, отсеках и на постах "Нормандии", но там я была очень занята. "Старпом — всегда старпом, — повторяла себе матриарх, глядя на меня склонившегося над пультом или говорившего с нормандовцем. — Мешать ему сейчас — нельзя. Он занят своим делом".

Потом я неожиданно улетела на вторую базу. Туда, где продолжалось бурение вертикальной шахты. Точнее — оно уже подходило к концу. Улетела, конечно, не одина — с Явиком. Протеанин продолжал потрясать восприятие матриарха азари. Мало того, что он практически не спал, не отдыхал, не "отключался", так он ещё не исчезал надолго в своей каюте-выгородке. Его ждали, его звали, его хотели видеть и слышать очень многие нормандовцы. И протеанин был рад своей востребованности.

Рад. Хотя... Он оставался таким же собранным и малодоступным. Броню свою он не снимал сутками — для матриарха, привыкшей отмечать мельчайшие изменения, это было очевидно.

Только рядом со мной протеанин немного... оттаивал, расслаблялся, становился чуть-чуть доступнее. Явик и я образовали прекрасную мини-команду. Конечно, у каждого из них были свои функции, свои задачи и свои обязанности. Далеко не всегда нас можно было видеть вместе. Но, как вполне обоснованно полагала Бенезия, очень многие нормандовцы уже привыкали к тому, что только рядом со старпомом протеанин немного более... открыт, что-ли. Старшая Раса. Два слова, которые очень многое могут пояснить разумному, желающему понять детали.

Чем несколько часов занимались Явик и я на второй базе, Бенезия в деталях не знала. Карин снова попросила азари принять участие в очередном "посещении" отдалённых селений района и матриарх согласилась. Рядом с Чаквас и её подругами старшая Т"Сони чувствовала себя спокойно и свободно. К тому, что рядом с женщинами — членами экипажа фрегата-прототипа находится необычная матриарх азари, жители Иден-Прайма уже начали привыкать. Да, возможно, для них, она и была необычным матриархом азари. Может быть, она чем-то очень существенно отличалась от своих ровесниц. Всё же Иден-Прайм — не какая-нибудь малонаселённая планета: это очень хорошо обустроенная большая человеческая колония.

Люди совершенно не стремятся к изолированности этого мира от представителей так называемых Старых Рас: здесь живут саларианцы, турианцы. Есть пара десятков кварианцев. Есть, конечно же, азари, но вот как раз с ними Бенезия намеренно и не хотела встречаться. Так, если случайно, то можно, а вот намеренно — нет. Ей гораздо интереснее было общаться с людьми, а с соплеменницами — только если будет важная и большая необходимость. А так — нет. Что-то подсказывало Бенезии, что ещё несколько двадцатичетырёхчасовых суток — и события будут сменять друг друга очень быстро. Скоро, очень скоро отлёт.

Иногда матриарх думала: как всё же хорошо, что она теперь вернулась в нормальное состояние. Теперь только она сама решает, что, когда и как ей следует делать. Над ней никто не властен: ни нормандовцы, ни иден-праймовцы не стремятся ею командовать, на чём-то настаивать. Они только предлагают и вполне нормально воспринимают её нежелание или прямой отказ. Это так приятно...

Теперь впереди, скорее всего — Цитадель. И там она впервые, конечно же, как часто говорят люди, "расшифруется". О ней тогда быстро узнают на Тессии и в Пространстве Азари. Там, на этой гигантской станции, будет стоянка. Не остановка, а именно стоянка. И у неё там будет возможность... сделать многое. Важное. Для неё — важное. Только для неё. Она постарается помочь нормандовцам. Всем, чем сможет. Потому что она им... верит. Как мало кому в своей жизни она верила. Верит и им и верит в них. Они... смогут одержать победу над Жнецами. Они — смогут. Весь многостолетний опыт матриарха азари однозначно указывал на это. Они — смогут.

Эту уверенность Бенезия не испытывала желания облекать в слова. Она понимала и верила, что нормандовцы — смогут. Благодаря происшедшему с Джоном у галактики появился протеанин Явик, благодаря Явику очень многое изменится. Так, что об очередной победе Жнецов над разумной органической жизнью уже нельзя думать, как о чём-то неминуемом и неизбежном. Джон — единственный, кто способен понять Явика достаточно полно и глубоко. Единственный, кто сможет многое пояснить Явику так, как не сможет больше никто из нынешних органиков. И единственный, кому Явик доверяет и... особенно глубоко и полно верит.

Джон и Явик действуют. Потому что только им двоим дано выправить эту часть ситуации безопасно. Знают ли Жнецы или не знают о том, что протеане выжили — не так уж, на самом деле, и важно. У Жнецов одна задача: в очередной раз зачистить Галактику от развитой разумной органической жизни. И если под это лезвие задачи попадут в очередной раз протеане — что ж... Значит, так тому и быть. Только вот не попадут они теперь. Они будут готовиться, они будут укрепляться, они будут развиваться, они будут... помогать, оставаясь на заднем плане для очень многих разумных органиков.

Хорошо, что Явик — не одинок. Одному — очень трудно. И — горько. Явик — силён, но одиночество... Его давление очень непросто выдержать и при этом — не сломаться. Протеане живут намного дольше, чем азари, но и они... не вечны.

Явик будет воевать, будет бороться, будет помогать. Он не будет один, потому что рядом с ним — Таэла. Да, она будет скрываться, но она будет рядом с Явиком. Со своим избранником.

Бенезия сама не всегда понимала, откуда и почему она столько знает о выживших протеанах. Для неё, пожилой азари не было секретом, что нормандовцы, те, кто знает о том, что Явик не одинок, строго хранят эту тайну, ничем не проявляя вовне своей осведомлённости. И она, матриарх азари, тоже — ничем не проявляет вовне своё знание. Явик... смог сделать так, что никому из разумных органиков, не допущенных к тайне такого уровня, не удастся узнать ничего из того, что составляет суть тайны. Он — действительно Старшая Раса. Не Старая — Старшая.

Пусть протеане останутся в безвестности, пусть они укрепятся, пусть породят новые поколения. Они смогут это сделать. Смогут, потому что на их стороне — бесценный для нынешних органиков опыт. И передавать нынешним жителям галактики частички этого опыта будет протеанин Явик. Появление которого уже очень серьёзно и существенно повлияло на ситуацию. Глупо рассчитывать, что о его существовании не известно теперь за пределами Иден-Прайма. Потому что... Потому что люди — разные. Они не действуют по одному раз и навсегда установленному шаблону. Они всегда действуют по-разному, временами — очень непредсказуемо. Молодая, активная, энергичная раса.

Бенезия думала об этом, сидя в кресле челнока, летящего к очередному поселению, думала об этом, шагая к дому, с обитателями которого она ещё никогда не общалась. Думала об этом, глядя на играющих детей иден-праймовцев. Думала, видя, как ополченцы Иден-Прайма становились профессиональными воинами. Быстро и уверенно становились. Воевать со Жнецами готовились не только немногочисленные профессиональные армейцы Идена, но и ополченцы — простые, гражданские по сути своей люди.

Да, никто из разумных органиков не рождается с погонами на плечах — думала матриарх, — но люди... Они способны удивить. И они способны... повести за собой. Не уговорами, не лозунгами — собственным примером. Они не тратят время на разговоры, на убеждения. Они деятельно показывают, что можно жить и действовать по-иному. А уж выбор будет делать каждый разумный органик самостоятельно. И выбор теперь невелик: либо ты на стороне жителей Галактики, либо ты — на стороне врага. И — никак иначе. Никаких полутонов, никаких переходных этапов, никаких ситуаций, когда ещё можно будет выбирать. Время выбора сокращается... предельно.

Конечно, такие изменения на Идене — следствие работы всего экипажа, всей команды "Нормандии". Напряжённой, обманчиво незаметной и даже где-то тщательно скрываемой работы. Да, женщины — члены экипажа и команды фрегата-прототипа делают свою часть работы. Кайден Аленко — свою часть работы, Грэг Адамс — свою. Дэвид Андерсон — свою. Трудно перечислить сразу всех нормандовцев поимённо, но без них... Без них не было бы ничего. Ни усмирённого, пусть даже временно, Жнеца-Наблюдателя, ни обретения Явика, ничего. Всё было бы очень горько, больно. К этой горечи и боли разумные органики — ни иден-праймовцы, ни нормандовцы, никто из обитателей Галактики не были бы готовы. Если бы не Шепард. Если бы не его "преображение". Так, кажется, иногда говорят люди в таких случаях.

Хорошо, что ей, матриарху азари, поверили. И хорошо, что она теперь не отсиживается в одиночестве в своём салоне, а участвует наравне с другими женщинами в реальном большом и важном деле. И всё острее, полнее, точнее, глубже понимает, что она — не бесполое "оно". Она — женщина, она — мать, она — жена. У неё есть дочь и у неё есть муж. Она обязательно вернётся к Лиаре и к Этите. Вернётся, пусть даже придётся ей жить теперь очень скромно, даже бедно.

В конце концов, ей — не двести и не пятьсот лет, её жизнь подходит к концу, но, благодаря Джону и Карин, конец жизни у Бенезии был озарён таким светом, о котором она раньше мало что знала, понимала, мало верила, что когда-нибудь такой свет коснётся её. Этот свет не только коснулся её, он проник внутрь её тела, проник внутрь её души, он озарил её суть и дал матриарху новые силы, новые смыслы, новые перспективы.

Она теперь — другая. Она многое знает о том, о чём не знают подавляющее большинство её соплеменниц. Она знает, кто такие люди, она знает, кто такие протеане. Она теперь многое знает и понимает. И готова поделиться этим знанием и пониманием со своими соплеменницами. А уж они сами решат, как им следует действовать в очень недалёком будущем. В будущем, в котором центральное место займёт война со Жнецами. Война, в которой предстоит победить этих гигантских креветок и их пилотов.

Возможно, эта война будет длиться не один месяц. Возможно — не один год. Но всё равно эта война будет окончена победой жителей Галактики над Жнецами. Ради этого будут воевать иден-праймовцы и ради этого будут воевать земляне. Информация о том, что произошло на Иден-Прайме так или иначе уже покинула пределы планеты — в этом нет никаких сомнений. И те, к кому эта информация попала, конечно же, имели все возможности очень серьёзно, глубоко и долго подумать над ней.

Несколько суток. Какая разница — иден-праймовских или земных?! Это — несколько суток. За несколько суток может измениться очень многое. И многое — действительно изменилось. Пусть не всегда эти изменения заметны с первого взгляда. Нужен будет второй, третий, а если потребуется — и четвёртый взгляд. И тогда очень многие разумные, независимо от расовой принадлежности, увидят эти изменения. Или — почувствуют их. Или — поймут, в чём эти изменения заключаются.

Челнок на многие часы стал базой для женщин — членов экипажа и команды фрегата-прототипа. Раз за разом он принимал на борт своих хозяек. Бенезия, перепоясавшись привязными ремнями, засыпала в кресле. Чаквас передала ей подушку, ту самую, с отверстием, благодаря которой азари смогла сначала дремать, а вскоре — спать, не поворачивая голову, не напрягая шею.

Во многих семьях иден-праймовцев на видных местах в домах теперь горели биотические огоньки, порождённые матриархом азари. Да, всего несколько часов горения, но это пламя — тёплое, доброе, мягкое. Оно — не обжигает, не разрушает. Дети с радостью и гордостью приносили эти огоньки своим папам и мамам, сёстрам и братьям. Они смотрели на них, как на огни надежды на лучшее, на победу над страшным, сильным и опытным врагом. Несколько огоньков унесли в расположение своих частей и подразделений старшие молодые иден-праймовцы — ополченцы.