Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я только потом осознал, что всем остальным было даже не завидно, а просто грустно со мной расставаться...
...Мы валялись и слушали, как Станда и Максим спорят насчёт двигателя. Что двигатель нужен, никто не возражал — грести одиннадцать километров дураков не было и развлечение это так себе. Станда говорил, что надо просто взять старый движок у марсова деда — он отдаст — перебрать его — не безрукие! — и всё. А Максим, размахивая руками, говорил, что мы должны поставить... парус. Настоящий парус, пусть и маленький. И идти под ним.
Мы все понимали, что это глупость. Но никто не возражал, и даже не от лени, а просто потому, что у Максима были очень убедительные и просящие глаза. И очень звенел голос.
— Ребята, ну как вы не понимаете... — услышал я его словно бы не во сне. — Как вы не можете понять... ну это же просто красиво — под па-ру-со-о-ом!
И он снова махнул рукой, и из-под его руки распахнулся на всё небо закат — как алый парус...
...Когда я проснулся — голос Максима всё ещё звучал у меня в ушах.
Мы тогда и правда "пошли" под парусом. Никто этого толком не умел, хотя мы добросовестно посмотрели фильм по этому делу. Мы несколько раз чуть не перевернулись и один раз едва не утонули по-настоящему, уже на обратном пути. Но вот что интересно — Максиму никто не сказал ни слова. И я потом не раз вспоминал, как здорово было идти под парусом...
"...под па-ру-со-о-ом!.." — снова послышалось, и я даже голову повернул — посмотреть, кто говорит. И — как всё ещё продолжение сна, сделавшее его окончательно странным, а потом полностью меня разбудившее — из динамика послышался голос Осоргина:
— Старшина-кадет Ратовичяс и старший матрос Лунгу — в боевую рубку!..
...Только теперь я понял, что он не спит — не спит вот уже шестые сутки. Не как я — кусками, просыпаясь от собственного страха. А вообще не спит. И всё время думает. И считает что-то.
И во мне вдруг вспыхнула отчаянная, безосновательная надежда.
Я и Лунгу молча сели на свои места, и Осоргин развернул кресло так, чтобы видеть нас обоих и говорить с обоими.
— Итак, я принял решение, но хочу, чтобы его выслушали вы. Не для одобрения — я командир. Но вы должны знать, что нас ждёт, — он посмотрел на меня внимательно, потом так же — на Лунгу. — Ближайшая к нам точка, где находятся наши — это "Омикрон". Штабной терминал. Штурман, посчитай расстояние до него.
— Да я уже посчитал, — буркнул я. Для таких расчётов мне и компьютер-то незачем было включать... и на смену надежде пришла тоска. Он и сам уже сто раз посчитал, наверное, так зачем это... Тем не менее я ответил. — Точные цифры даже называть не хочется, да и незачем. До него как до ближайшей нашей базы — это на данный момент нашей, что будет завтра — кто его знает? — примерно четыре года с нынешней скоростью.
Я ждал, что Осоргин одёрнет меня и всмё-таки спросит точные цифры и мне от этого ожидания было тошно, если бы пришлось их называть — меня бы и стошнило, честное слово. Но мичман ничего не стал уточнять. Да и что тут было уточнять-то? Вместо этого он замурлыкал "уж ты, Порушка-Параня..." и мне отчего-то опять стало легче. А он прервал мурлыканье и продолжал:
— Итак, решение: мы начинаем полёт в сторону "Омикрона". Если понизить содержание кислорода до критической отметки — раз. Держать наши организмы на грани отравления — два. Рискнуть пусть на выработку кислорода взрывчатку "тарана" — три. То у нас в результате будет не меньше года. Может, даже побольше, но за год я ручаюсь. Очень тяжёлый год. Невыносимо. Но мы будем живы. Еду, учитывая конголиз из НЗ, даже воду плюс сок — можно растянуть на то же время. Мы будем подыхать с голоду и мучиться от жажды, но именно подыхать и мучиться — не подохнем. Опять же будем живы.
— Год или четыре года — всё р... — начал я зло.
И осекся. И услышал, как Максим говорит "...под па-ру-со-о-ом!.." — а потом ещё: "Солнечный парус," — и не сразу понял, что вот это, второе, говорю я сам. Сообразил, только когда уже излагал план — вполне исполнимый! — развёртывания такого паруса из сложенной между прочным и внутренним корпусами под полом тканевой фольги, запасного чехла для нашего "селя". Я, конечно, был штурман, но теорию солнечных парусов нам читали неплохо и мы даже две недели ходили на старых люггерах (1.) типа "Эспаньола", которые таскали руду в Поясе Астероидов между рудниками и орбитальными заводами Эриды (2.) — "эспаньолы" аж с первых лет Реконкисты ходили как раз под солнечными парусами, медленно набирали скорость, гасили её тоже небыстро, но зато не требовали практически никакого обслуживания двигателей и вообще затрат на них. А кое-кому в этих монстрах чудилась романтика и желающих в команды всегда хватало.
1. Малотоннажный космический корабль для транспортных сообщений в пределах лунных систем.
2. Планета в Поясе Астероидов. В 15 г. Реконкисты была полностью теоретически разработана и принята совместная межимперская программа терраформирования "Лебенсраум", в том же году на Эриде начались работы. В 4 г. Экспансии, перед самой войной, терраформирование было завершено. Но уже с конца 10-х годов Реконкисты орбита Эриды была центром переработки добываемой в Поясе Астероидов руды. Сама Эрида — фактически планета горняков-шахтёров, странноватое сочетание гигантского завода и первоклассного курорта.
— Солнечный парус и даст примерно тот год пути, о котором вы говорили, — заключил я. И так громко выдохнул, что все засмеялись — а сам я изумлённо подумал: "Веду себя так, как будто мы уже спаслись!"
Но смех сразу прервался. Наверное, потому что сказанное мной, точней — его реальность — не сразу дошли до моих товарищей по экипажу.
И теперь Лунгу смотрел на меня, как на фокусника. С той самой надеждой, которую ощутил недавно я. И мне было приятно видеть эту надежду на меня — в глазах старшего.
А Осоргин — тот смотрел почти испуганно. А потом длинно вздохнул и стукнул себя кулаком по лбу. Молча.
Но всё было понятно. И я смутился. А он, снова становясь нашим командиром, приказал:
— Старшина-кадет Ратовичяс — рассчитать парус и курс.
— Есть! — вскочил я, салютуя.
— Старший матрос Лунгу — рассчитать работу с торпедой.
— Есть! — он тоже понялся и отсалютовал.
— Остальное по исполнении, а пока... Может быть, всё это напрасные трепыхания и, когда мы доберёмся до нашей цели, то обнаружим то же самое, что и здесь — и так и останемся в тылу врага. Но тогда можно будет перед смертью сказать, что мы сделали всё, что могли, — сказал Осоргин.
И усмехнулся. Потом откинулся в кресле и мгновенно уснул.
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лёг ни на миг отдохнуть -
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь!
* * *
16-Й ГОД ПЕРВОЙ ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ.
ЛИНИЯ ФРОНТА НА СФЕРОСЕВЕРЕ ТЕАТРА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ.
ШТАБНОЙ ТЕРМИНАЛ ОВС ЗЕМЛИ "ОМИКРОН".
Затянутый в ослепительно-белое с золотом человек стоял у огромного панорамного окна, заложив руки за спину и чуть склонив породистую седеющую голову.
Снаружи творился упорядоченный хаос. Вся видимая поверхность терминала — вдаль до "горизонта", вверх и вниз — кишела повсеместным неуловимым движением. Беззвучное и неостановимое, оно могло бы породить привычное чувство гордой удовлетворённости, если бы человеку не были известны последние события.
"Разваливается," — подумал он, глядя, как медленно, неспешно (на самом деле — сокрушительно-мощно и довольно быстро, он знал это) отрываются тут и там куски от как раз пытающегося причалить к двадцать седьмому большого корабля. Отсюда они, эти куски, казались крошечными, словно на разбитой модели (и сразу вспомнилось, как в детстве он разбил модель, которую только что закончил собирать старший брат — пришёл в такой восторг, что схватил её и попытался изобразить вираж... и уронил, конечно же...). На самом деле некоторые из них размерами не уступали многоэтажному дому — это он тоже знал. А вот что это за корабль — никак не мог вспомнить.
Когда-то он знал по именам все корабли флотов обеих Империй Земли. Тогда казалось, что их много, очень много. Что такое "много" — он понял лет пять назад, когда Объединённый Флот достиг максимума и памяти при всей её тренированности стало просто не хватать. Придумывание названий для новых кораблей сделалось серьёзной проблемой.
Но каждый корабль, сколько бы их ни было — это люди. Которые о своём корабле знают всё, которые гордятся им... который погибают вместе с ним, а иногда — вместо него.
Из открытых лацпортов терминала (1.) один за другим выпрыгивали вакуум-гифы (2.), метали тонкие, как волоски, на таком расстоянии, захваты, пытались подтянуть корабль носом к стационарным захватам параванов (3.), но чудовищно искалеченные, торчащие в разные стороны, куски носовой обшивки мешали это сделать. Человек видел, как наружу выскочили сразу несколько ремонтных аппаратов, с них маковыми семечками по столу рассыпались люди — ремонтники и спасатели, собиравшиеся сделать то, чего не могли сделать электроника и механика. И только сейчас человек понял, что видит перед собой "Гален" — крупнейшее медицинское судно Шестого флота. А там, где у него был нос, раньше располагался гигантский — десять на десять метров — красный крест на белом фоне.
1. Откидная крышка большого трюмного люка или бортового тамбура.
2. Приёмное устройство для автоматического выпуска и втягивания шлангов и кабелей в условиях вакуума и невесомости.
3. Деталь страховочного устройства в системе механизмов мягкого причаливания кораблей к орбитальным базам, терминалам.
Чужие отлично знали, что означает этот символ. И до сей поры разве что дайрисы иногда — по непонятным, как и многое в этой цивилизации, причинам — нападали на суда под таким знаком.
"Флот разбит."
Маршал ОВС Земли Жарко Светозар сын Игорев, Русской Империи дворянин, чётко, как на параде, повернулся к сидящим за овальным столом людям. И подумал ещё, что двое сыновей и четверо внуков...
Лицо его было бесстрастно-спокойным.
В небольшом помещении, казавшемся выше и шире из-за многочисленных экранов и зеркальных стен, находились вместе с ним семь человек — всё высшее военное и гражданское руководство сектора "Омикрон" за исключением командующего Шестым флотом.
— Шестой флот потерпел поражение, — сказал маршал.
Все это уже, конечно, понимали. Но нужны были его слова, чтобы это стало официальным известием.
Стало. Всё.
Командующий наземными войсками чуть прикрыл глаза, под которыми резко легли тени. Видимо, в одну секунду он представил себе своих людей на двух десятках планет и лун и со скоростью компьютера соображал, что можно сделать для обороны сектора без флота, когда все мощные группировки автоматически превратятся в окружённые.
Начальник тыла сплёл пальцы и откинулся на высокую спинку кресла. Он глядел в стену и видел перед собой погибающие склады — огромные склады, чудовищные, глобальные склады, которые нечем эвакуировать и нельзя оставить врагу. И явно с бешеной скоростью пытался решить эту проблему хотя бы удовлетворительно. Лицо его было каменным.
Начальник производства шевельнул губами — выругался старинным матерным ругательством. Сектор жил на самоокупаемости почти полностью. Сектор делал консервы и хлеб, сектор выпускал танки и даже космические корабли. Пять лет сектор строил и благоустраивался, пахал и сеял, развивал и наращивал. И даже в прошлом году, когда дела пошли плохо — всё равно... Начальнику производства стало тошно при мысли об обогатительном комбинате, открытом недавно в бродячем поясе астероидов, открытом после долгих споров — открывать или нет, ведь Чужие наступают! Он настоял на открытии и сейчас вспомнил счастливые лица мальчишек из первой смены, набившихся в шлюз вокруг него, возбуждённо и доверчиво дышащих...
Шеф спецслужб не поменял ни выражения лица (даже глаз), ни позы. Ещё год назад, когда наступление Чужих началось в этом секторе с уничтожения терминала "Часовой-12", он знал, к чему идёт. Знал лучше и полней остальных. Но на его докладные записки не реагировали. Потому что просто не было достаточных резервов. Для него не случилось ничего неожиданного, а что до страшного — что об этом говорить или даже думать?
Старший ксенолог — самый молодой из присутствующих, едва двадцатилетний квазителепат (и единственный не-дворянин здесь) — прикусил губу, посмотрел в угол, потом — на маршала. Что-то хотел сказать, потом в глазах прямо-таки мелькнуло "ай, ладно!" — и он вздохнул и обмяк в кресле, угрюмо рассматривая боевой флаг Земли в держателе в центре стола. Сектор был не очень богат разумными расами, но они тут были и многие, превозмогая въевшийся в плоть и кровь страх перед Альянсом, по мере сил помогали землянам. Мальчишка со своим невеликом аппаратом оголтелых энтузиастов приложил кучу усилий, чтобы добиться этой помощи от запуганных инопланетян, а теперь...
Мэр сектора побелел. Маршал Жарко видел такое только у людей, погибавших от почти мгновенной комплексной потери крови. Когда в книге пишут "он побелел, как бумага" — это всегда преувеличение, живой человек не может так побелеть. Только умирающий. Мэр сейчас умирал с каждым из тех десятков миллионов человек, которые поселились на планетах сектора и теперь окажутся под ударом Чужих. И маршал видел, что больше всего сейчас мэру хочется крикнуть: "Вы, военные! Куда вы смотрели?! Как вы могли?!"
Как мы могли, да... Маршал продолжал:
— Адмирал флота Каннингхэм погиб. Вся авианосная группа уничтожена, одиннадцать из пятнадцати линкоров тоже. Остатки флота — четыре линкора, включая флагман "Влад Дракула", на котором держит флаг контр-адмирал Кьюсак, 11 крейсеров, 29 эсминцев, 32 фрегата, 22 вспомогательных судна — маневрируют, сдерживая продвижение противника, но вопрос нового прорыва — дело пары недель. Сводная эскадра под командой коммодора Вашкуша в составе нэрионского крейсера, трёх рейдеров, двенадцати эсминцев, нэрионского и шэнийского фрегатов, двух переделанных из гражданских судов авианесущих кораблей с тридцатью истребителями и пяти вспомогательных кораблей готова к выходу на помощь.... — а теперь — сказать самое трудно. Нет. Не трудное. Самое страшное... — Однако, сводной эскадре будет поставлена другая задача. Речь, видимо, надо вести о начале эвакуации мирного населения с планет нашего сектора.
Ошеломлённое молчание на миг воцарилось за столом. Потом поднялся мэр.
— Там десятки миллионов людей, — отчеканивал он слово за словом. — И, в конце концов, они были уверены, что такое развитие событий...
— Эвакуацию можно считать свершившимся фактом, — прервал его маршал.
— Что вы говорите?! — мэр сорвался на крик, но тут же взял себя в руки. — Товарищ маршал, что вы говорите и как вы себе это представляете?
— Никак, — честно ответил Жарко. — Решать вам. Но могу добавить, что через трое суток прибудет 611-я резервная эскадра, через восемь суток — 613-я, 622-я и 625-я резервные эскадры. В их составе — четыре авианосца с тремя сотнями истребителей, четыре линкора, двенадцать крейсеров, двадцать пять эсминцев, тридцать девять фрегатов, двадцать четыре вспомогательных судна. 613-я, 622-я и 625-я конвоируют девяносто два транспорта с почти миллионом солдат. Они дадут нам время. Сколько — не знаю, но дадут.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |