… Великая война давно кончилась. Но мелкие войны на Ремнанте бесконечны. Вот опять что-то стряслось в политических верхах, и все как с цепи сорвались. Вейл собирает корпус вторжения на Четвертый Континент, зовет с собой Атлас. Как будто на Землях Гримм черные твари кончились. Или средство против них отыскалось.
Хотя — гримм знают, вдруг и правда отыскалось? Атлас могучая страна, у них почти весь Прах. Могли бы и придумать. Очень даже могли. Техника вообще вся от них, что сложнее подшипника. Вместе с Вейлом, с великим Озпином — загасили бы черных в ноль, как недавно Белому Клыку наваляли.
Только в снежном Атласе генерал Айронвуд оглавнел окончательно. Корешиться с Озпином не рвется. Наоборот, вверх лезет. Совсем наверх, прямо за атмосферу. Как будто земля под ногами горит.
… В зеркальце поглядеть. Ножик складной в последний карман разгрузки. Дверь закрыть, ключ в почтовый ящик, хозяин сам найдет. Жилье съемное, не свое. Да и жизнь теперь пойдет не собственная. Вперед, на вокзал, к морю, а там — в Мистраль. Главное, не оглядываться, чтобы назад не побежать в соплях.
… Бранвены банда мистральская. У них там в Мистрале вообще гримм пойми что творится, пока Вейл и Атлас по сторонам не смотрят, порядок навести некому. Ну Вакуо ладно, в ихней пустыне все отбитые. Но Мистраль внезапно собрался единого президента выбирать, вот смеху-то. Или это снова Кот-Мистраль на форуме херню несет?
… Надежда есть. Маленькая надежда, а все же ненулевая. Рейвен Бранвен — очень яркая сволочь. Не усидит в берлоге. Не сможет не проявиться. Понты бандитские обязательно выстрелят.
А потом будет еще один выстрел.
Выстрел треснул пятого июня шестьдесят восьмого. По пути в отель “Амбассадор” какой-то арабский фанатик подстрелил Роберта Кеннеди. Роберт умер от раны на следующий день.
С тех пор каждый год пятого июня старший Кеннеди — тот самый Джон Фицжеральд — возвращался чертовски злой, и Жаклин стоило немалых усилий хотя бы сбить мужу давление. А шестого июня Джон, который сам чудом ускользнул от пули в проклятом ноябрьском Далласе шестьдесят третьего, со всей ирландской страстью напивался до красных коммунистических чертей. Жаклин оставалось радоваться только, что весь остальной год муж крепко держал себя в руках и разумно вел семейные дела.
Правду сказать, дела шли хуже с каждым годом. Но в этом году вспыхнули сразу земля и воздух. Никсон все-таки влип во Вьетнаме по полной программе и в апреле приказал бомбить Хайфон. Русские, конечно, немедленно прекратили совместные полеты на Луну, а собственные космические силы США пока что не вытягивали завоевание космоса в одно лицо.
Однако, все потери — и репутация, и миллиарды обеспеченных золотом долларов — очень скоро показались мелочью. Ровно посреди мая, когда “Небесные крепости” уже вовсю выгружали на узкоглазых тонны взрывчатки, какая-то сволочь пристрелила губернатора Алабамы. Сволочь быстро нашли, только оказалась она вовсе не сволочью, а вполне заслуженным ветераном того самого, трижды проклятого, Вьетнама.
Ну и негром, конечно.
Расисты из “Клана” сразу же кинулись убивать ниггеров. А весь южный народ, сытый по горло Вьетнамом и налогами на войну, конечно, “ку-клукс-клан” всеми силами поддержал.
Но, поскольку негры все эти годы по бедности не могли ни откупаться, ни убегать с “драфта” — с призывной лотереи — постольку через чертовы джунгли негров прошло много. Выжившие привезли домой боевой опыт, и тоже много!
Ну, а оружие в свободной Америке купить совсем не проблема.
Очень скоро все южные штаты превратились в землю натуральной гражданской войны. Почти как в кино про Север и Юг. Только не “дикси против янки”, где еще находилось место кое-какому джентльменству. А белые против черных, где раненых и пленных в лучшем случае добивали штыком под лопатку. От худших случаев Жаклин берегли, но жена президента по определению дурой быть не может. Жаклин, конечно, рано или поздно все узнавала, только запоминать не хотела. Чтобы потом самой не лечить сердце. У нее вот-вот муж домой вернется. Вернется комком боли, потому как годовщина убийства младшего брата вовсе не семейный праздник. Жаклин, помнится, в день смерти Роберта сама едва не сбежала из Америки. “Если они убивают Кеннеди, то мои дети — мишень!” — так она сказала в проклятом июне шестьдесят восьмого; и с тех пор на первую половину лета всегда отсылала детей в Европу, ожидая здесь, в Америке, очередной пакости.
Июнь семьдесят второго опасения Жаклин оправдал полностью. Днем по телевизору показали заседание Конгресса. На том заседании Стром Термонд, сенатор Южной Каролины, да с ним губернатор той самой Южной Каролины Эрнест Фредерик Холлингс, да от штата Миссисипи Росс Барнетт, а еще от Западной Вирджинии Роберт Бёрд, из Теннеси Альберт Гор — все эти достойные джентльмены говорили речи строго под флагом Конфедерации. Тем самым, с диагональным крестом. К дьяволу Вьетнам, а особенно ниггеров, которые тащат войну оттуда домой, в Штаты! Вашингтонские крысы не желают внять гласу народа? Тогда к дьяволу Вашингтон! Даешь Конфедеративные Штаты Америки! Новая сецессия!
Ей-богу, позвони сейчас в дверь коммивояжер или сборщик пожертвований, или сам папа Римский — добрая католичка Жаклин запросто разрядила бы в него дробовик. В лучших традициях той самой трижды распрочертовой Алабамской глубинки.
Но гостья в дверь не звонила и слуг не беспокоила. Жаклин заметила нахалку только уже посреди холла.
— Кто вы, мадам? Что вам здесь нужно? Как вы миновали охрану? Вас кто-то провел?
Блондинка… Молодая блондинка. Неужели очередное увлечение Джона? Вот же кобель! Правду сказать, вкус ирландца не подвел. Оригинально девчонка выглядит. Глаза янтарные, очень редкий цвет… Блузка такая свежая, что непонятно: шла по пыльной улице или приехала? Машины не слышно… Плотная синяя юбка почти до пяток. Простенькие туфельки без каблука. Немодно, по-старушечьи. Зато сразу выделяется в частоколе голых ног; впрочем, умная соперница опасней… Принять ее вежливо и снисходительно, чтобы прочувствовала разницу? Или сходу скандалить? Что делать?
Прежде, чем Жаклин успела хоть что-то решить, прошумела под окнами особняка долгожданная машина, хлопнули дверцы, и скоро вбежал вернувшийся из города муж. Поздоровался взмахом ладони и спросил:
— Видела флаг в телевизоре?
— Да, — только и успела вставить Жаклин. Джон Кеннеди выдохнул:
— Резервисты и нацгвардия их поддержали! Никсон… Идиот… Послал на подавление армию. Южане и так стреляли каждый в каждого, а теперь вовсе слетели с катушек… Хуже всего, что вскинулись политики в других штатах… Но прости, я даже не заметил нашу гостью. Представишь нас?
— Мадам Жаклин пока не знает меня, — голос у нахалки оказался твердый, звонкий и чистый. — Моих родственников могли видеть лишь вы, сэр.
— Когда и где? — президент встревожился и мгновенно собрался.
— В Кремле. Во время государственного визита.
Гостья повернулась несколько боком. Завела обе руки за спину и щелкнула кнопкой то ли пояса, то сразу юбки; прежде, чем Жаклин возмутилась дичайшей непристойностью, оказалось, что под юбкой гостья носит вполне пуританские плотные джинсы. Только пошитые несколько особенно: за спиной гостьи взметнулся натуральный хвостище снежного цвета, толщиной с доброе ведро, высотой в ее собственный рост. Из сложной прически выстрелили острые, совершенно нечеловеческие уши.
— О боже! Что это за дурные шутки?
— Да ну нах… К дьяволу! Так вы существуете!!!
Президент и первая леди ухватились вдвоем за графин с лимонной водой и тянули каждый к себе добрых пять секунд, покуда Кеннеди не спохватился, что он мужчина и джентльмен, и не уступил даме.
— Прошу простить, вынуждена представиться самостоятельно. — Блондинка перекинула синюю ткань через руку. — Меня зовут Мия. У вас нелегкий день. Примите мое сочувствие. Надеюсь, что смогу хотя бы немного уравновесить сегодняшние плохие новости.
Жаклин поставила полупустой графин обратно на серебряный поднос. Жестом приказала горничной: подавать ужин.
— Новости подождут. Прошу к столу. Всех. Иначе мясо перестоится, а тогда я точно кого-нибудь прикончу.
Жаклин двинулась в гостиную, не оглядываясь. Пусть небо на землю падает, но терять лицо перед этой кремлевской… Нахалкой… Жаклин точно не станет. Если даже сейчас узнает, что ее кобель-муж успел там наплодить сотню ушасто-хвостатых коммунистических ирландцев!
— Дорогая, ты, как всегда, цитадель благоразумия. Мия, прошу вас.
Пропустив гостью, Кеннеди вызвал старшего на смене охранника и велел никому не открывать — ни Линдону, ни хоть самому Ричарду Никсону, если бы он сюда заявился. Озадаченный пистолетчик удалился, пытаясь понять, откуда и как просквозила мимо постов непонятная блондинка. Приказ не пускать Никсона не удивил детектива нисколько. Вся Америка как-то вдруг поняла, что Никсон из вчерашнего спасителя нации превращается в “слепого ковбоя”. Не пора ли там отцам-сенаторам призадуматься об импичменте?
— Импичмент?
Мия, конечно, не собиралась говорить, что она прыгнула в пятое июня из середины июля. Она знала: совсем скоро, а именно семнадцатого июня, в Вашингтонском офисном комплексе “Уотергейт” поймают пятерых шпионов. Поймают на горячем, за настройкой подслушивающей аппаратуры и фотосъемкой документов кандидата в президенты из Демократической партии, Джорджа Макговерна. И вот после этого пресса Никсона не то, что грязью обольет — четвертует по-живому. Но от этакой новости как бы сам Джон Фицжеральд ласты не склеил.
Мия вздохнула с неподдельной печалью:
— Что вы, какой импичмент! На фоне настоящего бунта южных штатов, на фоне никому, по большому счету, не нужной Вьетнамской войны… Америка по швам не треснет? Впрочем, я иностранка. Не мне судить о ваших делах. Я бы хотела просто вести с вами бизнес.
— Вы все же существуете… А я уволил Даллеса, еще и смеялся над ним.
— О, это ваш лучший ход, помним и рукоплещем до сих пор всей семьей. Даллес насмерть стоял между вами и разрядкой. Он бы, пожалуй, добился настоящей Холодной Войны. И совершенно точно не позволил бы вам лететь с русскими на Луну.
Джон проглотил фразу: “На Луну мы все равно не полетели”, потому что, как ни крути, а расчет старой сволочи Хрущева оправдывался — покуда жил сам Хрущев. Потом, выходит, что-то поменялось и в России. Если уж русские решились открыть подобный козырь, что осталось у них в рукаве?
— Вашу родственницу я видел в Кремле. Вы… Советские?
— Нет. Моя семья ведет некоторые дела с Советским Союзом, нечего отрицать очевидное. Но семья не монолит. Мы живые и самостоятельные. Для вас проще всего считать нас людьми. Во всяком случае, в делах торговых никакой разницы вы не ощутите, гарантирую.
Жаклин решительно налила и себе виски. Бизнес… Какой же?
Джон умял свое мясо мгновенно, попросил добавки, что Жаклин однозначно сочла добрым знаком. По крайней мере, не потянулся отнять у нее бутылку… Может, ну ее, эту нахалку? Пусть ирландец пенится слюной, пусть чувствует себя жеребцом. Зато хотя бы сегодня не напьется до капельницы. Все-таки Джон любил брата…
Мия пояснила:
— В семье у нас есть разные мнения. Неохота складывать все ценное в одну лодку. Почему бы не поработать и с вами?
Джон и не пытался сделать вид, что поверил:
— Вы появились очень вовремя. Слишком точно вовремя, я бы сказал.
— Хорошо. Давайте честно. Вы догадываетесь, кто… Заказчик… Далласа? Тогда, в ноябре шестьдесят третьего?
Горло у Жаклин и Джона пересохло одновременно.
— Не пойман — не вор, — хрипнул мужчина. — Но пятого июня, вы хотите сказать, оплатили… Они же?
Мия склонила голову несколько вбок и поглядела на людей нелюдскими янтарными глазами.
— Я хочу сказать, что осенью прошлого, семьдесят первого года, два реактивных пассажирских самолета… Говорят, что переделанные “Лирджеты двадцать пятые”, я, как вы понимаете, не особо разбираюсь… На бреющим полете полили Богемскую рощу зарином. Там, “под совой”, праздновали смерть Хрущева и самую малость расслабились. Арабы из группировки “Черный сентябрь” сочли момент удобным, чтобы выполоть немалую часть американского истэлб… итсаб… Простите, истэблишмента.
Джон Кеннеди поднялся и прошел к французскому окну, но занавески не отодвигал. Привык опасаться снайпера, поняла Мия, в рефлексы въелось. Весело разлагается буржуазия, со вкусом. Тогда вот вам еще перцу:
— Поставлю ферму, что Техас отделится первым. Следом — штат Вайоминг. И Монтана.
— Почему именно они… Стойте, понял. Там ракеты. Там две батареи “Минитменов”.
— Точно. Потом Калифорния. Затем Федерация Среднего Запада. На сладкое Тихоокеанская Федерация. Вот прогноз. Как вы полагаете, знай об этом Кремль, он бы стоял в стороне?
— Нет, — быстро ответил Кеннеди. — Но вам я не верю все равно. Помню, как во время Карибского кризиса я поверил военным… Тем не менее, вашу мысль я понял и сотрудничать с вами согласен.
Мия сдвинула фарфор и хрусталь, выложила на стол несколько потрясающе ярких, цветных фотографий — никто не задумался, откуда гостья их доставала. Словно из воздуха взяла. Жаклин и Джон подошли одновременно, всмотрелись.
Старые крепостные ворота. Зачуханный город. Тетки в хиджабах, или как там они называются. Ослики. Пыльные фрукты. Вообще все пыльное. И желтое, даже небо выглядит не голубым, сероватым. Пыль из пустыни, знакомо. Восток. Очень древний Восток.
Но исполинские гарпии над воротами совсем не вписываются. Множество пирамид в стенах города. Гарпии на пирамидах. Люди точно не такие! Здания вовсе непривычные. Они что, в пирамидах живут? Но такого на Земле не раскопано. Ни в Египте, ни на Юкатане, ни в Китае. Жаклин совсем не плохо учила историю в Сорбонне и сообразила первой:
— Боже! Это не на Земле!
— Да, мадам. Это город Миэрин. Древний мир. Античность. Ни электричества, ни огнестрельного оружия. Мы не размениваемся на мелочи. Укажите место. Я открою вам постоянные Врата. Хорошее, надежное окно, через которое вы сможете проложить рельсы, если пожелаете. На той стороне выход будет в степной глуши, вам никто не помешает осмотреться и освоиться.
— Взамен?
— Соберите Америку обратно.
— Зачем?
Мия грустно улыбнулась:
— Политика. Ничего личного.
Положила визитку на стол.
— Простите. Мне пора. Если вы решите принять мое предложение, наберите первый номер сверху. Совершенно неважно, что вы скажете. Хоть “извините, ошибся номером”, но только лично вы. Если решите отказаться, второй…
— Не будем тратить слова, — Кеннеди оскалился. — Люди, против которых я воевал на Тихом Океане, говорят: важные решения следует принимать за семь вдохов и выдохов. Считайте, что я позвонил по первому номеру. Теперь, пожалуйста, оставьте нас. Нам с женой предстоит многое обговорить.
