— Вась, не слушай ее глупости, садись, закуривай. Ирка, дай человеку кофе, ты про свою женскую долю забывать часто стала!
Вася никогда не курил, ну или может и курил когда. В Мексике. Кактусы. Он нам не рассказывал, может, не надо было Ирину останавливать, много интересного бы тогда узнали. Да нет, надо, иначе Вася забудет, зачем пришел, и не вспомнит потом, а это очень важно, Вася просто так никогда не заходит.
— Я чего пришел-то. Вчера всплеск прошел, сигнал секунды три стоял, потом пропал, и нигде не зафиксировался, не отразился.
Опаньки. Вот оно чего случилось то. То, чего мы так давно ждали. Значит началось. В три часа пополудни. Ну и что мы теперь с этим будем делать? Боссу докладывать? Нет, Боссу докладывать ни в коем случае нельзя, он такого накруговертит. Пусть сначала Света с Ассистентом отработают по полной, а когда поймём, что и как, вот тогда и к Боссу. На белом коне. Сферическом. В вакууме.
— Вась, бегом Свету с Григорием, и в термостатную. Всё готово?
— Давно всё готово, я как знал. Только вот не пишется он ни в какую, ничего я тут не могу.
— И не надо, Вась, и не надо, пусть Света следы смотрит.
Ну, началось. Ирина даже покраску и штукатурку приостановила. Да нет, не приостановила, вовсю шурует. Таак. Чего бы это значило?
— Ирина Вадимовна, я как старший по возрасту, а не по знаниям и умениям, настоятельно рекомендую Вам прекратить это бессмысленное занятие, и расколоться. На месте. Ир, ну ты же знала, еще вчера всё знала. Какого спрашивается, или никакого?
— А чего воздух то трясти. Вы же у меня не просто умницы, но еще и крепкие надёжныё мужики.
— Дубовые мы у тебя мужики. А если бы...?
— Никаких если. Я же вас не бросила, в смысле не кинула. Я просто побоялась, что вы Боссу расколетесь.
Вот и поговорили.
* * *
Я — твоя проблема — заорало оно нечеловеческим голосом. Потому что человеческого голоса у оно не было да и быть не могло. Это только так говорится, что ничто человеческое нам не чуждо. Понятно, что всё совсем наоборот и перпендикулярно. Потому что где оно и где человечество.
Вот вы, например, частенько повторяете — вот оно как, оказывается, бывает. Правильно повторяете. Потому что оно это самое оно и есть. Ну, или не совсем оно это самое. Но есть же. И никто этому не удивляется.
* * *
Филологические сны. Которую уже ночь снится такая фигня, что я пытаюсь рассказать смысл слов, написанных на бумажке. Разным людям. Люди в снах меняются. Слова тоже. Не меняется только как бы ситуация — на бумажке написаны два слова.
Я пытаюсь объяснить смысл этих слов и еще какие-то смыслы, которые в зависимости от контекста могут возникнуть. В смысле смыслов.
Меня понимают с трудом. Я и сам-то себя с трудом понимаю, в смысле чего хочу сказать, и чего говорю. Себя понять трудно. Во сне. Мне, по крайней мере, как я понимаю, проснувшись, это удаётся с трудом.
Так, ну и почему я вчера ничего не знал? Ирина знала, а не знал. Я, конечно, не Ирина, в смысле класс не тот, но ведь хоть что-то же должен был. Впрочем, чего теперь-то маяться — ну не заметил и не заметил. Или даже и заметил, но не придал значения. А зато мне филологические сны снятся.
Удар по самооценке. Филологические сны заставят вспомнить все неудачи и ошибки, пройдутся по всем больным мозолям. Обесценят достижения. Опустят ниже плинтуса и спустят в канализацию, смешав с дерьмом.
Вы можете быть гением и святым в одном лице — кнопка, нажатая корявым пальцем, приведет к результату. Только циничное понимание происходящих процессов спасет и дистанцирует от заразительного идиотизма. Настоящие циники, конечно же, не видят филологических снов, поэтому остаются только удрученные идиоты.
Так. Вот с этого места, пожалуй, поподробнее. Раньше не снились, а теперь снятся. И сигнал. То есть я как бы уже, которую ночь знаю, что сигнал. Но вчера не заметил. Потому что класс не тот. И не надо больше никаких самокопаний, всё и так предельно ясно. Понадеялся. На технику понадеялся, на Ирину понадеялся, и пропустил сигнал. А они не подвели. Не могли подвести.
Интересно, а у Босса как самочувствие? Он-то раньше меня про сигнал знает, даже намекал уже. А вчера тоже пропустил. Это я точно знаю, что пропустил, иначе тут бы такой тарарам уже был. А может и есть уже тарарам, может он уже вовсю шпарит, этот тарарам. Просто меня в известность не поставили. Да нет, уж про тарарам я знал бы в любом случае, тарарам — это вам не сигнал какой.
* * *
В общем, крейсер Галактического класса болтается на орбите. Потому-то у всех ощущение, что за нами наблюдают. Это как дежавю. Кто-то смотрит и смотрит. А нет же никого. И быть не может. Двери закрыты, окна законопачены. Ближайшая, да и не только, окрестность пустынна и необитаема.
А наблюдают. Значит с орбиты. Откуда им еще наблюдать-то? Только этого всё равно никто не знает. И даже не догадывается. Я вот догадался.
Я хотел сначала написать фантастику. Ну, типа тоже роман, только про инопланетян разных. В смысле про крейсер. Галактический. Я же не знал, что он уже прилетел. Но к нашему-то повествованию это никакого отношения не имеет.
Вообще не имеет. Или пока не имеет. Или имеет, но самую малость. Такую малость, что ей безо всякого ущерба можно пренебрегнуть. Или пренебречь, не знаю, как правильно.
* * *
Кормушку запорошило. Вернее даже не просто запорошило — сугроб в кормушке образовался. Птичке-синичке как раз по пояс будет. Или по другое самое немогу — откуда у птички-синички поясу-то взяться? Юрий Васильевич весело ругнулся под нос и полез под сиденье за щеткой-смёткой.
Вымел тщательно картонку, подсыпал семечек. Задвигая щеколду, обнаружил, что держит щетку-смётку в руке — поискал взглядом, куда бы? — сунул её в почтовый ящик. Снежок весело заискрился в дальнем свете, мелькнули подступившие к дороге ёлки, и через минуты буквально Юрий Васильевич упруго прошел 'железку'.
Вот оно! Птички-синички. В дупле артефакт надо посмотреть. Есть дупло. Дятел не зря вчера тутумкал. Теперь из чащи можно выбираться и к речке. Там, наверное, рыбки будут или бобры какие — фантазия у разработчиков явно прямолинейностью страдает.
В дверь просунулась лохматая Сенина голова:
— Юрий Васильевич, с Вас триста рэ — Светлану Борисовну поздравляем. Будут чаепитие и танцы.
— Стар я, Сеня, дам танцевать. Этим поручики славны и камер-юнкеры разные. А мы уж по-стариковски, коньячок под балычок, — прошелестел бумажками Юрий Васильевич, и Сеню сдуло.
Пора на уединенцию к Боссу. Вчера его растащило на вопросы антропологии вообще и христианской антропологии в частности. Такими неожиданными пересечениями, радуясь и удивляясь, Босс уже давно грешил, как, впрочем, и Юрий Васильевич, ибо, чем их больше разрешимо, тем меньше когнитивного диссонанса. Здесь и сейчас. Сейчас и всегда. И везде.
Босс неспешно попыхтел носогрейкой и вывалил на слегка огорошенного Юрий Васильевича:
— А вообще, если честно, я часто ловлю себя на том, что в живом или виртуальном общении веду диалог с зеркалом. И не так-то просто разглядеть того, кто за зеркалом. Обойти зеркало, пройти два шага, развернуться, встать рядом с собеседником... так просто. Но почему-то еле возможно. С тобой, Юр, это часто бывает?
— Да я понял, что ты имеешь в виду. Я же так и написал — диалог с зеркалом чаще всего получается тогда, когда человек пытается доказать что-то самому себе. И, да, эта "локальная шизофренийка" изнутри отслеживается плохо — и потому, что нас никто не учит её отслеживать, и потому, вероятно, что, признав себя "шизофреником", ты автоматически признаёшься в том, что можешь быть неправ, — Юрий Васильевич покрутил ложечку, серебряную, витиеватую, наверное, еще Боссова бабушка кофеи ей размешивала, — это не тот случай, когда собеседник вполне осознанно (или полуосознанно) имеет цель самоутвердиться. Согласен, звучит довольно сумбурно. Я говорил о том случае, когда человек по какой-то причине не может выйти из состояния внутреннего диалога, при этом принимая его за диалог с другим.
— Это по-брежневски вопрошать "И де я нахожуся?.."
— Именно, — Юрий Васильевич слегка поёрзал, — это редко бывает очевидным, но такой вопрос подчас важнее проверки формальной истинности высказываний...
В дверь просунулась лохматая Сенина голова:
— Господа, публика готова к нарушению безобразий!
— Сеня, не мешай, видишь, серьёзные дяденьки серьёзный разговор разговаривают.
— Я чо, я ничо, — шмыгнул носом Сеня, — там уже началось...
Сеню сдуло.
* * *
Зарабатывать на жизнь — это одно. Зарабатывать согласно своему предназначению — совсем другое. Когда вы знаете свою миссию, гораздо легче провести временные границы и выбрать реальные приоритеты. Намного проще видеть, куда идете, и понять, как туда попасть. Следовать своему назначению нелегко.
Иначе уподобишься кошке — кошка, севшая однажды на горячую печку, после уже никогда на неё не сядет. Но не сядет она также и на холодную.
На самом деле, чем больше вы задумываетесь о ваших обязанностях, тем сложнее вам будет следовать своему призванию.
Так как вы это осуществите? Начните с малого. Каждый день двигайтесь в направлении одного из ваших приоритетов.
Делайте это, и вы, в конце концов, обнаружите ту 'золотую нить', протянувшуюся вдоль всей вашей жизни, тот путь, который ведет вас туда, куда вы стремитесь, — таким образом обнаружите свое назначение.
* * *
Они же нас боятся. Оказывается, местные жители, или как мы их еще иногда называем, аборигены, жутко нас боятся. И не идут ни на какие контакты. Еще они называют нас ботаниками, но при этом просто какой-то патологический страх испытывают. Всего-то жителей тут раз-два и обчелся, семь девяностоквартирных пятиэтажек, выставленных в виде семисегментной восьмерки, как на цифровых часах.
Тут же, в этих пятиэтажках, магазин типа сельпо — всё в одном, аптека, она же поликлиника, кафе, оно же и ресторан, и рабочая столовая, и кулинария полуфабрикатная, почта-телефон-телеграф и несколько ячеек разнобыта.
Четыре дома занимают аборигены — те, кто обслуживает всю эту инфраструктуру, в том числе и вольнонаёмные для воинской части, а в трёх — ботаники. По одному в двухкомнатной квартирке. Это типа общежития гостиничного типа, или гостиницы квартирного типа — при попадании сюда квартира эта предоставляется в пользование полностью меблированная, и только гаджеты каждый притащил свои.
Расположено всё это хозяйство в густом дремучем лесу, асфальтовая дорога до бетонки, пешеходная вымощенная тропинка к конторе и КПП, да, еще высоковольтка по просеке тянется к трансформаторной подстанции откуда-то из глубины лесов, совсем из другой стороны, чем от трассы, и не от части вовсе.
Хотя, как мне кажется, к части какая-то коммуникация подземная всё же проложена и кабель оттуда сюда высоковольтный тоже проходит. Аборигены между собой кучкуются — детишки по детской площадке бегают, мамки с колясками прогуливаются, домино во дворе забивают, не в нашем дворе, а том, аборигентском. А у нас тишь да гладь. Никто ни с кем практически не разговаривает.
Пришел — ушел. Поел — поспал. Никто ни к кому в гости не ходит. Все коммуникации только на работе. Если с кем в подъезде или во двор столкнёшься — здрасьте-здрасьте. Разве что у кого с машиной проблемы — это святое, помочь. А машины тут у всех, и стоянка типа неохраняемая по периметру, хотя на самом-то деле, я думаю, очень тщательно охраняемая стоянка, потому что чужие тут не ходят.
Вообще не ходят. Особенно французы. Вы спросите, а французы то тут при чем? Так при том, что пора бы им, наконец, и появится, кто-то же должен появиться, вот и появились французы.
NoИные люди похожи на песенки: они быстро выходят из моды.
Глава 3, в которой иные люди похожи на песенки: они быстро выходят из моды
xopoшo в пapycинoвoм
гамаке до cpeды
умирать под осиною
y зелёной воды
но приидет величество
управдом-пид.pac
отключит элeктpичecтвo
керосинку и газ
нac c резиновой зинoю
уведёт зa губу -
пожурит изнасилует
и уронит в тpyбy
NoАйра Дж. Морис
* * *
— Иваныч, а что это за козлики молодые в твоем поле запрыгали? — Вениамин Николаевич ненавязчиво так попросил остаться после совещания полковника Климко, особиста старой еще закалки.
— Эти то? Фирма 'Аргентум ЛТД'. Рейдерством в основном промышляют. Видимо вышли на кого-то из перевозчиков наших, запах денюжек учуяли, поживиться захотелось. Вот и разнюхивают по-тихому. Вообще-то перспективные ребята. Четко у них дело поставлено.
— А мне почему не докладываешь? — в голосе шефа скользнула нотка недовольства.
— Так нечего еще докладывать — нигде ничего. Мы их пробили — тихо себя ведут. Оснований пока не вижу беспокоить высокое начальство, всё под контролем, не фокусничают.
— Ну, смотри, осложнения нам ни к чему, если что, всё по-тихому сделаешь.
— Как обычно, Николаевич, как обычно, — полковник понял, что разговор окончен и вышел из кабинета. Высокое начальство секунд несколько посидело и сняло трубку.
— Рената, это рейдеры, 'Аргентум ЛТД', ничего серьезного. Вечером поужинаем?
* * *
Квадрат — фигура правильная. И жесткая. Как круг. По определению. По определению вообще много чего происходит интересного. Интересно не это. Интересно, когда интересы пересекаются или противоречат друг другу.
Когда противоречат, то происходит столкновение интересов. Конфликт. При этом конфликт может возникнуть и на пустом месте.
В чем конфликт всегда интересно. По определению. Определить движущие силы конфликта и выявить столкновение интересов редко кому когда удается.
Для того чтобы это произошло, надо пойти на конфликт, оказаться внутри. Снаружи конфликт не так интересен.
* * *
И тогда зверь прыгнул.
Всем нравятся герои, бойцы, победители, рыцари без страха и упрёка. Стоящие на страже, защищающие, и отстаивающие, служащие надеждой и опорой.
В глубоко враждебной вселенной, в глубоко враждебном социуме, где каждый или хищник или добыча и каждый норовит, если уж и не пожрать каждого, то отнять не по праву принадлежащее по праву, а попутно пнуть, растоптать, унизить, оскорбить, смешать с прахом.
Ни на кого надеяться нельзя, кроме как на друзей, надежно прикрывающих тебе спину, на команду, которая послушно и беспрекословно уловит и угадает намеренье и с блеском и прилежанием исполнит задуманное, и на сюзерена, мудрого и всемогущего сюзерена, который один только и укроет, и защитит, и погладит, и обласкает, и утешит. И направит. И наградит. И возвысит. И признает.
Хорошенькое дельце жить в такой вселенной. Увольте.
Я лично никогда не пробовал, да и пробовать не хочу.
Про такую вселенную я много раз читал в книжках, и людей, живущих в именно такой вселенной, встречать приходится чуть ли не на каждом шагу.
Видеть за улыбкой оскал, за фразой обман, за действием злой умысел, и даже сама природа в этой вселенной отравлена миазмами и испражнениями, ветер не обдувает, а рвёт, вода не ласкает, а мочит, в смысле, что и в сортире тоже мочит, а огонь не согревает, а обжигает и испепеляет.
