Русский медведь. Том 3

— Просто распорядиться об отправке сватов к Петру. Все уже готово и люди ждут лишь твоего позволения.

— Хорошо, — тихо произнес Иосиф и рухнул в кресло. А Элеонора подошла сзади и, положив ему руки на плечи стала массировать их.

— Ну же, не кисни. Ты же знаешь, мама никогда тебе плохого не посоветует.

— В том то и дело, что это не совет... — буркнул Иосиф. — Иногда мне кажется, что правлю не я, а ты.

— Ты, сынок, ты. А я... я всего лишь поддерживаю тебя в силу своих скромных возможностей...

— Не нужно, — отмахнулся от оправданий Иосиф и решительно встав, направился к выходу из кабинета. Совещание закончилось. И Иосифу предстояло отдать необходимые распоряжения своим министрам. Ведь одно дело кулуарные игры вдовствующей Императрицы, и совсем другое — официальные бумаги и приказы.

В то же время в Москве

Петр сел в закрытую подрессоренную пролетку, увозившую его от Новгородского вокзала железной дороги, обслуживающей соответствующее направление. Царя едва ли не трясло. Эта поездка по святым местам, инициированная патриархом совершенно выбила его из колеи.

— Милый, не переживай ты так, — нежно, с придыханием шепнула ему на ушко Анна Росс, — все образумится.

— Нет, не образуется, — хмуро покачал он головой. — Ты же сама видишь, что Россия медленно, но верно раскалывается на два лагеря. С одной стороны, те, кто стремится в будущее и желает учиться и развиваться, а с другой — те, кому любые изменения как серпом по ... в общем, тошнотворны. И возглавляет эту реакционную группу наиболее ортодоксальное духовенство. Рано или поздно это приведет к открытому противостоянию. И потребуется либо идти на уступки, либо начинать религиозную войну. В лучшем случае проводить что-то в духе Варфоломеевской ночи, тупо и банально вырезая всех лидеров этой реакции.

— А без крови нельзя?

— Сам не хочу. Но что делать дальше, просто ума не приложу. Ты сама их видела — либо они нас, либо мы их. Сейчас их разум заволокли грезы о Священной войне с еретиками по освобождению древнего Константинополя. А что будет потом? До тех пор, пока я сражаюсь с османами и стремлюсь к освобождению Царьграда, они меня всецело поддерживают. Но если я проиграю войну — они первые же выступят против меня, дескать, нету во мне должной святости и духовности дабы освободить древнюю христианскую святыню. Впрочем, если я его им завоюю, все равно начнут зудеть и накручивать. И если против меня не пойдут, то моего сына или внука стопчут.

— Не хочешь организовать из них Крестовый поход для освобождения Гроба Господня?

— Они не пойдут. Ведь их вера базируется на нежелании что-то менять. На них должна снизойти благодать. Им кто-то должен принести победу. А они... они будут молиться и сидеть сиднем. Нам нужно что-то решительное делать с церковью. С идеологией государства. Ибо то, что есть — гарантированный геморрой.

— Но как ты это сделаешь? Сам же знаешь, сколь болезненно реагируют на эти вещи подобные люди.

— Есть у меня идея одна... — задумчиво произнес Петр, уставившись куда-то в пустоту.

— Поделишься?

— Конечно, тем более что без тебя ее не реализовать. Наши войска уже на подступах к Стамбулу. А значит, вскоре в древний город полетят тяжелые снаряды.

— Верно. Но что это даст?

— Нам нужно случайно 'найти' древние откровения какого-нибудь апостола. Хм. Того же Петра. Нужно подготовить волшебное обретение древних текстов глухой древности. Ну и так святынь.

— Ты уверен, что хочешь шутить с такими вещами? — Немного напряглась герцогиня.

— Уверен. Ты же знаешь, с кем я общался, начиная свой жизненный путь. Все это — цирк. Обычный цирк. Как именно плясать собачкам — под дудочку или под удары бубна — наше личное дело. Всевышнему нет до того никакого дела.

— Не нравится мне эта идея, — нахмурилась Анна. — Что конкретное ты хочешь написать в тех текстах от имени апостола Петра?

— Пока мне в голову приходят только три мысли. Во-первых, дать предсказание влияния искусителя на амбициях и гордыне церковных иерархов, дабы исказить учение Христа. Дать там несколько 'предсказаний' задним числом для пущей красоты. Кое-что уточнить на будущее, например, затмение или какое стихийное бедствие. Описание самолета дать, космического корабля и так далее. Это все не проблема. Во-вторых, я хочу убрать из христианства концепцию рабства. Если человек создан по образу и подобию Господа нашего, то рабом быть не может априори. Сын-дочь, вполне нормальная форма. А вся эта идея 'рабства' есть ни что иное, как обычная гордыня церковных иерархов и стремление возвыситься над людьми, повелевать ими, возвышаться за счет унижения окружающих.

— Но как тогда быть с Иисусом Христом? — Ахнула Анна. — Ведь именно его именуют сыном Божьим.

— И вот тут нам на выручку приходит третья мина, которую я хочу заложить. Концепция сотворения, как совместный акт . Дескать, Всевышний дал нам свободу воли не для того, чтобы мы выбирали, кому слепо поклоняться. Отнюдь. Свобода воли давалась потому, что иначе не получалось бы дать шанс тем личинкам, что порождает человек в процессе размножения, превратиться в полноценных людей. И путь в Царствие Небесное идет не через смирение и самоотречение, а через личное развитие, которое, в свою очередь возможно только через укрепление разума с телом. А не их деградацию и выхолащивание, ибо зачем Всевышнему в своем царствии толпы убогих? В общем — вывернем классические церковные догмы наоборот, обозначив в нашем варианте путь от обычного говорящего животного к сыну Божьему или дочери, а в классических догмах потакание животному началу, так угодному дьяволу.

— Опасная дорожка... — покачав головой произнесла герцогиня. — Слишком радикальные нас ждут изменения.

— Опасная, — кивнул Петр. — Но иного пути я не вижу. Широким массам нужно во что-то верить, ибо жить своей головой не хотят. И раз уж без религии никуда, то нужно максимально устранить ее противоречия с реальностью. Религия должна не гасить устремления людей, их страсти, желания, а стимулировать, направляя в нужное русло.

— Ты уверен, что Всевышнему плевать?

— А ты думаешь, если всемогущему существу было важно, как именно ему поклоняются, он бы не вмешался лично? Не дал бы по шее тем, кто неправильно возносит ему молитвы? — Горько усмехнулся Петр. — К сожалению, вся эта мышиная возня, во имя Господа, творится без малейшей санкции с его стороны.

— Тогда я не понимаю... зачем вообще нужна религия? — Нахмурила лобик Анна.

— Как зачем? Я же сказал — подавляющая масса людей не любит жить своей головой. Она как собачка Павлова. Помнишь, я тебе рассказывал? Увидели какой маркер — отреагировали. Причем не задумываясь. Они вообще не любят задумываться. Но что же с ними делать? Других у нас крайне мало. Поэтому этим широким массам и нужно дать предельно простые и понятные жизненные ориентиры. Делай так, так и так, и тогда у тебя есть шанс получить божественное благословление, которое должно выражаться в чем-то понятном и хорошо наблюдаемом. Ну, и правила общежития требуется установить заодно. Чтобы наши братия и сестры друг друга не поубивали. Религия — очень полезная вещь. Если бы ее не было, то ее следовало бы придумать.

— Но ведь не все примут эти... хм... откровения.

— Слушай, резни на этой почве нам все равно не избежать, — пожал плечами Петр. — Но одно дело, когда у нас за спиной будет логичная, стройная и понятная платформа, на которую мы станем опираться и которую отстаивать. Причем, с примерами реального успеха. Дескать, делай так, так и так и ты получишь тоже самое, а то и лучше. Причем не где-то там и потом, а здесь. При жизни. Что станет подтверждением признание твоей веры, твоей набожности, которая после смерти, безусловно будет награждена. И совсем другое дело, если станем поступать по принципу — баба Яга против.

— Ох... не нравится мне все это...

— Да и мне не очень, но выбора в сущности нет, — развел руками Петр. — Ты сможешь найти гравера, который станет молчать?

— Гравера? — С некоторым удивлением переспросила Анна.

— Да, гравера. Мы будем работать по серебру — чистому металлу.

— Но зачем? Чем тебя не устраивает пергамент?

— Тем, что он быстро гниет. Любой желающий с трезвым мышлением может усомниться в том, что пергаменты пролежали почти семнадцать веков в климате Царьграда и не сгнили. Да, божественная благодать, но прочие святые книги-то гниют за милую душу. Мы изготовим книгу на серебре, искусственно ее состарим. Доставим в Стамбул, спрячем в нужном месте, а потом огнем артиллерии вскроем тайник. Некоторые пластинки от того повредятся, но тем лучше.

— Это безумие... — вновь покачала головой герцогиня.

— Но ты мне поможешь?

— Конечно.

Глава 6

24 июня 1713 года. Стамбул

В Стамбуле уже третий день шли уличные бои. Тяжелые, напряженные и очень интенсивные. Они не прекращались ни днем, ни ночью. А город... город пылал...

Поручик Игнатьев аккуратно выглянул из окна одного из немногих уцелевших каменных домов в этом довольно бедном квартале. Остальное окружение в основном развалилось и лежало пыльными бесформенными кучами.

— Идут? — Тихо спросил осипшим голосом ефрейтор, который сидел на полу, прислонившись к стенке.

— Пока нет, — ответил, покачав головой, поручик и протер глаза. Пыль, грязь и пот... казалось, что они везде...

— Гранат много осталось?

— Шесть штук...

— Не хватит, — покачал головой ефрейтор.

— Верно... — хмуро согласился Игнатьев. — Василий, — крикнул он сержанта. — Бери свое отделение и выноси раненных на старую позицию. А мы пока прикроем. Понял?

— Так точно.

— Выполняй.

Но не прошло и минуты, после того, как часть бойцов, под командованием сержанта спешно покинуло опорный пункт, как войска коалиции вновь атаковали. Но не тут-то было. Десять карабинов под унитарные патроны конечно не автоматы, но застучали они довольно часто. Плюс с командного пункта роты эту неприятность заметили и поддержали огнем из минометов — 'шестерок' , которые ударили плотным заградительным огнем по площади. В общем — отбились. Хотя отделение, оставшееся удерживать опорную точку, сократилось еще на два бойца. Обоих убило наповал — крупные мушкетные пули, попав в грудную клетку, шансов оставляют немного. Но не успел поручик передохнуть, как по позициям, куда отступили войска коалиции, ударили корабельные орудия, заставив морских пехотинцев самих вжаться в пол и молиться, чтобы моряки ничего не перепутали. Им весь флажками по инстанциям запросили огневую поддержку по квадрату. Ведь квадраты они все рядом... когда в каком-то полукилометре рвутся 'пятнашки' .

Само собой, огневой налет делался не просто так. Под его прикрытием к опорному пункту подошел полный взвод из резерва роты. Потрепанный. Но не суть. Главное, что подошел и притащил целую прорву гранат и патронов...

Бои не прекращались ни днем, ни ночью.

Османы, французы, итальянцы и испанцы, потерпев фиаско днем, попытались задавить числом ночью. Но кто же знал, что на вооружение русской армии есть осветительные мины к минометам? После выстрела они раскрывали парашют и медленно опускались, подсвечивая все вокруг. Конечно, не как днем, но тоже неплохо. По крайней мере, можно было разглядеть силуэты и бить по ним. Плюс еще тусклый свет от пожаров, которые, казалось горят везде. Город пылал. А русская морская пехота постепенно вгрызалась в него, сминая любое сопротивление... вместе с городом. Шаг за шагом.

Владимир Петрович, командующий этим наступлением, больше всего опасался начало разложения трупов. Ведь ни о каком перемирии речи и быть не могло. Враги как с ума сошли, ожесточенно сражаясь и предпринимая в день бессчетное количество контратак. Поэтому пришлось снимать часть корабельных экипажей и расчищать хотя бы тылы... А потом вдруг все лопнуло. Как струна. Вот так — раз и войска коалиции спешно, бросая все, стали оттягиваться из города.

— Не понимаю... — покачал головой герцог. — Почему?

— Так что удивительного? — Усмехнулся Апраксин. — Ты посчитай сколько они пороху пожгли. На всю кампанию обычно берут запас из расчета выстрелов тридцать-сорок на линейного. Обычно больше и не нужно. А тут...

— И все? — Удивился Владимир Петрович.

— Конечно. Или ты думаешь, после того, что мы им продемонстрировали, они с сабельками в атаку пойдут?

— Вряд ли... Куда же им отступать?

— Судя по тому, что случилось на Днестре, более-менее боеспособны у них только две армии из четырех. В этой мы тысяч тридцать выбили, может быть больше. Плюс боеприпасами истощили. На Днестре разгром еще сильнее произошел.

— Русе или София?

— Русе, — не задумываясь произнес адмирал. — Армия, стоящая в Софии, прикрывает направление от возможного вступления австрийцев в войну. От нее хорошо если пороха со свинцом пришлют.

— Как эти бои начались, туда, наверное, послали курьера.... И армия сейчас на марше.

— Я тоже так думаю, — хмуро произнес Апраксин.

— В принципе, у нас не такие большие потери. Всего восемьсот убитых и две тысячи триста один ранен. В обороне принять можем.

— А нужно ли? — Задумчиво спросил Апраксин. — Их суммарно будет около ста пятидесяти тысяч. По одному направлению такой толпой не ударить. Поэтому они постараются обойти нас с разных сторон. Что само по себе очень плохо. Да еще боеприпасы. Не только они поиздержались. У нас осталось всего по три сотни патронов на каждый карабин. С минами, гранатами да снарядами не лучше. Плюс орудия сильно расстреляны. Еще немного и все. Сам понимаешь, как будет неудобно, лишись мы своей огневой мощи в разгар боя.

— Мда... — покачал головой Владимир. — Кто же знал, что они так стойко станут город защищать.

— Вот-вот. Для нас всех это упорство полная неожиданность.

— Поэтому ты предлагаешь отойти заранее?

— Почему? Нет. Войска коалиции уходят. Город наш. Пока. И мы просто обязаны взять трофеи. Какие найдем. Полагаю, неделя у нас есть. А потом с боями отходить. Правда, занимая сразу наиболее удобные позиции для этого. Потом как постреляем немного. И снова отходим, сдавая позиции потихоньку.

— Отбили атаку и отступили туда, откуда старые позиции хорошо простреливаются?

— Именно так, — улыбнулся Апраксин...

Дальнейшие дни прошли очень рутинно. Жители в основной массе из города уже давно все сбежали, так как та чудовищная канонада и стрельба, что сопровождала бои не предвещала им ничего хорошего. Какие-то населенные островки оставались только в западной части Стамбула, куда снаряды пока не падали.

Важной особенностью стало то, быстро вывести ценности из дворцов и особняков не представлялось возможным. Просто не успевали. Ведь дороги, забитые солдатами и военными обозами, совершенно не позволяли проходить гражданским подводам. А спорить с усталыми, злыми и вооруженными людьми фактически на передовой мало кто решался. Так что, состоятельные люди эвакуировались преимущественно верхом, а ценности вывозили конными вьюками. Сколько могли. Даже лодками воспользоваться было нельзя, ведь броненосцы надежно блокировали все водное сообщение и без вопросов топили любого супостата, кто появлялся в досягаемости их пушек. Хоть рыбака, хоть боевой корабль. Поэтому добыча оказалась весьма и весьма солидной. И если сокровищницу султана еще до начала войны практически 'обчистили' французы, оставив русским жалкие крохи, то вот 'заначки' прочей османской аристократии и купечества оказались практически полностью в руках Владимира Петровича. Золото, серебро, драгоценные камни, меха, произведения искусства... все это спешно собиралось и волоклось на корабли.