Дар Леса

Возвращались они уже торопясь. Еда кончилась, и голод по дороге забивали собранными ягодами. Вернулись они домой, когда уже вовсю светила луна. Лис уснул еще в сенях, присев на лавку, чтобы разуться. Он прислонился к теплой, нагретой за день стене и в дом мать его заносила уже на руках. Махнув рукой на свои же правила, Заря уложив его в крохотной горнице, где раньше спала сама ученицей, легла спать тоже как была.

Утром был отлов ребенка и мытье. Лис визжал и вырывался, но блондинистые колтуны на макушке были отмыты и безжалостно расчесаны. Сама она, не успев привести себя в порядок, закрутилась в обыденных делах. Заметив дымок над ее домиком, притащился Марий и натужно опять скрипел внезапно севшим голосом о необходимости прийти к вере и спастись. Знахарка выпаривавшая в это время травы, смахнула с лица пот и оттянула ворот взмокшей и прилипшей к телу рубахи.

— Марий, не надоело тебе? У меня своя стезя, у тебя своя... Ты бы лучше поберег себя — вон голос как дрожит. Присядь, отдохни.

Она протянула к нему руку, на которую жрец уставился как на ядовитую гадину.

— Ведьма, — простонал он и как то рывком развернулся и пошел на выход. Знахарка только вздохнула. С каждым годом жрец становился все невыносимее. Но в этом селении он был все же единственный, кто за нее радел.

— Мама, чего ты его привечаешь? — недовольно спросил Лис, помогая перетирать сваренную траву в резко пахнущую кашицу. — Он только кричит на тебя или проповедь читает. Обзывает опять же. Я с ним никогда жить не буду. Я же не жрец никакой. Хозяин же сказал...

Знахарка с такой силой стукнула ступкой о стол, что та треснула.

— Чтоб забыл все что видел! Ты что, разума лишился сын, вслух трепать такое?

— Прости, прости мама! — сам понял свою промашку мальчишка и испуганно захлопал глазами полными слез. — Я ни словечка! Ни о ком!

Успокоившаяся знахарка выкинула испорченную ступку и, взяв пока обычную миску, немного ворчливо стала объяснять.

— А с Марием... когда подрастешь, сын, поймешь, что старый, верный враг, подчас лучше чем родственник. Марий меня любит по-своему. Я ему чужда, но только со мной он лишь человек, а не служитель бога. Если б я была мужчиной, мы бы даже подружились. А так, ему тяжело нести ношу.

— А что ему тяжело то? — не понял ребенок. — Ел бы больше, да не только на коленях стоял, глядишь и нес бы легче. А что несет то? Он к нам налегке ходит всегда.

— Подрастешь узнаешь, как мужчине подчас тяжело бывает,— усмехнулась женщина. — Тут мы с ним похожи. Ноша тяжела у обоих. Потом поймешь, — рассмеялась она, нажимая на курносый нос мальчика.

Лето

Волк, который хоть и ушел с поляны, следил за людьми до самого края леса и вернулся к себе уже под утро, удостоверившись, что Заря и Лис дошли до дома. Следующим утром одной заботой у Эльнармо стало больше. Старый медведь только усмехнулся, когда услышал о странной просьбе, и кивнул, соглашаясь. Теперь большую часть дня, волк проводил в гостях у Хозяина леса, вспоминая давно забытые движения и учась новому языку. Хорошо, что никто из лесных зверей не мог зайти сюда просто так, иначе волка бы, наверное, засмеял весь лес.

Проснуться, поймать себе кого-нибудь на завтрак и на подарок медведю и до ночи сидеть у него, запоминая угловатое звучание человеческих слов и вспоминать, как должно двигаться не звериное тело. Примерно в таком ритме у волка прошла неделя. Наконец Хозяин махнул лапой, отправляя волка восвояси, большему он научить его не мог.

..................

Пара спокойных дней, а потом опять привычный круговорот дел. Хозяйство, приготовление лекарств, навестить больных, сбегать ночью на роды или еще какой неотложный случай (все самое плохое всегда случается ночью) да сын иногда по полдня не видимый за заботами.

Утро. Лес. Прохладные струи мелкой речушки обнимают усталые ноги, а знахарка сидит на берегу, бесстыдно показывая небу колени и думая, что люди не злы. Они иногда кошмарны. Лживы, суетны и глупы. Редкие случаи исключений только подтверждают это. Ночью сорвалась на дальний хутор. Приехал на телеге перепуганный будущий отец и увез, нещадно погоняя лошадь. Она ехала и все боялась не успеть, уж так он все переживал. В доме свекровь роженицы бегала за ней и обещала все блага мира. Знахарка чуть не прослезилась от такого, хотя роженица была не самой милой девкой ни на вид, ни на запах. Слабый, полу задохнувшийся младенец пищал у нее под боком, когда она толкнула ногой лекарку и пробасила: — Отмучились, хвала богам. Ууу, Удой подойди ко мне еще до конца покоса! Чуть не померла от твоих хотелок!

— Нет, Белочка моя, да не в жисть! — плачуще ответил муж. — Ведь как представлю, что без тебя и половины бы не убрали, так сердце и сжимает.

— А ты что тут еще? — прикрикнула свекровь на собирающую свои вещи расстроенную Зарю. — Каши могу наложить, если есть охота и прощевай.

— Телегу запрягай, назад надо, подзадержалась я у вас, — кипя внутри от злости не поднимая глаз ответила знахарка затягивая шнур на суме.

Удивленное молчание было ей ответом.

— Лошади копыта бить? — взвизгнула роженица.

— Сама дойдешь, — поддержал невестку свёкр. — Иди, иди, тут дела семейные. Белка, по такому делу я в подпол слажу. Наливать тебе?

Полдороги усталая, голодная и очень злая лекарка почти бежала, но силы как и злость кончились, оставив после слезливую жалость к себе и страшно гудящие ноги. Поэтому и сидела она на берегу и смотрела на воду стараясь очистить ее прохладными струями себе память.

Волчье утро, в отличие от человеческого, было привычно размеренным. Доев свежепойманного зайца, Эльнармо добрел до ручья, который пока еще не мог носить гордого звания реки, но очень пытался, и сунул окровавленную морду в воду. Чтобы хоть как-то очистить шерсть, пришлось помотать головой, поднимая муть со дна. Закончив с умыванием, он сел, зевнул и со вздохом полез в воду весь. Купаться волк любил не слишком, но понимал необходимость этого процесса. Глубина в этом месте была небольшой, и волк пошел вниз по течению, ища хоть одно место, где он перестанет доставать лапами до дна.

Грязевое пятно замутившее речушку заставило знахарку поморщится. Кабан что ли вброд перешел? Брезгливо вытащив ноги, она просто села на берегу обсыхая на все теплеющем солнышке. Поспать пока все равно усталая и злая? Платок она спустила и подставила заплаканное лицо ласковым лучам. Тихое плюхание рядом заставило перевести взгляд вниз на реку. Волк, появившийся из-за кустов, скрывающих часть берега, был мокр, почти чист и вполне благостен. Он неторопливо перебрал лапами, плывя по течению. Вдруг замерев, зверь прижал уши и скрылся под водой, чтобы через мгновение появиться оттуда, держа в зубах крупную бьющуюся рыбину. Сжав добычу посильнее, волк выбрался на берег и начал отряхиваться, рассыпая вокруг себя капли воды. Закончив это занятие, он наконец-то соизволил оглянуться и заметить Зарю, которая теперь была такой же мокрой как и он сам. "День определенно не задался" думала женщина, замерев и почти не дыша. Зверь рядом смотрел на нее не отведя глаза, а она только старалась думать "лето, сытый, не кинется. Я не опасна, он не кинется...".

— Плохая ночь? — перед тем как задать вопрос, волк осторожно положил добычу на землю и прижал ее лапой, чтобы она никуда не делась. Чуть наклонив голову набок, он дернул ухом и уставился на знахарку, ожидая ответа. Подумав, он пододвинул рыбу к ней, — Хорошее утро.

Знахарка отмерла и выдохнула. — Эльнармо... я испугалась!

Тут до нее дошло, что ей не приходится напрягаться чтобы понять волка.

Она смахнула смятым в руке платком чешуйку со щеки и улыбнулась.

— Теперь хорошее. Ты говоришь не на древнем языке?

— Не совсем правильно, — кивнул волк, шевельнув пастью, будто прожевывая что-то, все таки общий был сложнее для него чем родной, но менять привычный звериный вид только потому, что ему неудобно говорить, он не собирался, — Но я стараюсь. Медведь научил меня. Не всему, но я понял ваш разговор с ним тогда. На поляне.

— Извини, — повинилась знахарка. — Могу только повторить, что я рада твоему исцелению, как рада и тому, что мне есть с кем поговорить. А то, что расстроилась тогда... ну прости. Даже старая женщина хочет верить в сказки. Можно я испеку твою рыбу? Если честно, я дико голодна.

— Ешь. Я поймал себе завтрак раньше, — великодушно разрешил волк, и снова наклонил голову, рассматривая Зарю, — Ты не старая. Медведь старый, а ты нет. Кто тебя обидел? Хочешь, я проучу его?

— Иногда мне хочется, чтобы половина окрестных селений вымерла, — мрачно поделилась женщина, поднимаясь. — Меня не обидели, мне напомнили, что быть не такой как все плохо. Поэтому спасибо, но учить никого не надо. А возраст... мне 31 год. Многие бабы тут и до 40 не доживают. Хотя мне и повезло выглядеть получше... все таки работа у меня чистая. Я пойду за хворостом, подождешь меня?

Волк открыл пасть, чтобы что-то сказать, а потом закрыл и только кивнул. Он забыл, что люди живут не так много как такие как он, что срок их жизни сравним со звериным, а иногда даже меньше.

— Не разводи здесь. Остальным не понравится. Пойдем. Тут недалеко есть пещера, в ней и приготовишь, — он поднял рыбу и мотнул головой в сторону, приглашая следовать за собой.

До пещеры, в которой обосновался Эльнармо, было действительно недалеко, но если не знать, что она там есть, то ее было не найти. Скрытая разросшимися кустами орешника и прикрытая длинными ветками плакучей ивы, пещера была на удивление чистой и просторной. Заре даже не пришлось пригибаться внутри. У одной из стен, рядом с трещиной в потолке, был сооружен небольшой очаг, обложенный круглыми камнями, рядом лежала небольшая куча сухих веток. В глубине виднелся небольшой проход, который вел дальше, вся стена возле него была испещрена отпечатками. Самым верхним был отпечаток ладони, вполне человеческой, разве что она была чуть уже. Ниже был узнаваемый волчий след, а рядом отметились похоже все живущие по соседству звери.

— Ты тут... — пыталась подобрать слово знахарка, — перекидываешься в другой облик?

Призыв внутреннего огня и сухие ветки пылают ярким веселым пламенем. А сама женщина будто засветилась изнутри призвав свою стихию, огонь наполнял ее, расцветив красками усталое лицо. Не старость была благосклонна к женщине, а ее сила, стирая часть отметин времени.

— Иногда, — отозвался волк, укладываясь рядом с огнем, — Мне он не нравится. Слишком много памяти он несет.

— Альвы, эльфы, дивный народ... — знахарка довела поленья в очаге до состояния углей и пристроила над ними рыбу. — Это было так давно... вы стали сказкой, красивой и ненастоящей. Мне не хочется спрашивать о том, что ты пытаешься так забыть, потому что твоих сородичей тут нет, а нет ничего хуже чем быть одному и не таким как все, — она помолчала, покручивая рыбу над жаром углей, — Но если ты захочешь вспомнить... я постараюсь помочь...

— В этом мы с тобой похожи. Может именно это и пытался сказать тебе Лес той зимней ночью, — проговорил Эльнармо, прикрывая глаза, — Я не хочу вспоминать и не могу забыть. Когда я.. выгляжу так, мне легче. Другие дела, другие заботы. Охота, сон, холод, дождь. Простые проблемы, простые решения. Даже думать не надо, — он фыркнул, похоже этот звук был смешком, — Зверю проще, у него нет морали, нет ограничений. Есть только свобода.

— Я тебе даже в этом завидую, — знахарка откинула косу назад и села рядом с теплым боком волка чуть к нему прикасаясь. — Я бы могла так прожить жизнь. Теплая пещера, волчата и рядом кто-то сильнее чем я. Была бы я настоящей ведьмой, могла бы отшибить тебе все воспоминания, но я все же только знахарка. Хоть и знаю кое что полезное. Лечить, а не убивать. Поддерживать, но не сгибать. Иначе дар переродится. А я не хочу... костра и полного одиночества.

Она усмехнулась и робко протянула руку, погладив волка по голове.

— Если ты устанешь от общества только лесных жителей, то где мой дом ты знаешь. Я тебя вычешу. А то такая шубка и такая неухоженная. Только приходи вечером. Днем много кто бегает, не хочу чтобы подумали на Лиса. Его стали обзывать ведуном, а от этого недалеко и до крика оборотень.

— Приду, — волк снова фыркнул, — Только это же ненадолго, до первой охоты, — он помолчал, прикрыв глаза и наслаждаясь теплом и, как ни странно, прикосновением рук, — Почему вы боитесь таких как я? Почему не пытаетесь хотя бы просто понять? — Эльнармо как-то устало вздохнул и пошевелился, устраиваясь так, чтобы и ему и Заре было удобно, — Даже когда я был самим собой, вы все равно боялись.

— Я часто задавала тот же вопрос когда была маленькой, — пальцы пробежались по пышному меху, — но людям не надо знать о тех, кто отличается от них. Это их смущает и беспокоит. А ты оборотень. Даже хуже чем я. Ведь по моим волосам сразу понятно — идет ведьма, а тебя еще надо распознать. Надо было бы, — поправилась женщина, — если бы был человеком.

— Думаешь, если они увидят меня не волком, то не узнают? Да я попаду на костер раньше чем ты. Хозяин Леса рассказал мне как изменилась вера у людей, — добавил он в ответ на удивленный взгляд знахарки, — Птицы говорили мне, что ты одна во всем селе рассказываешь сказки о волшебном народе, остальные пугают им детей.

— Чем в вас можно пугать? — вздохнула женщина. — Такие же как мы, только жили долго и умели соответственно больше. Моя учительница прожила 140 лет и до последнего была хороша. Только поседела вся и почти ослепла когда в селении оспа бушевала. Говорит, хранил Лес. А у вашего народа сродство сильнее было чем у нас. Наверно и жили поэтому долго. Помню, она подойдет к дереву, пошепчет и отойдет пару лет потеряв. Часто говорила нельзя — жалко деревья. Но у нее стихия была другой, Земля против моего Огня.

— Сильнее. Не знаю, — волк фыркнул, — Может быть. Рыбу не сожги, — вдруг усмехнулся он, меняя тему разговора, похоже говорить о своем народе Эльнармо было неприятно.

Рыба, особенно после того как знахарка раскопав в суме пакетик присолила ее, была съедена моментально. Волк, несмотря на предыдущий завтрак не отказался, и женщина осторожно скормила ему с ладони несколько кусочков. Сытость и тепло мягкого бока рядом неудержимо потянули ее в сон. Женщина по детски потерла глаза.

— Эльнармо. Спасибо за еду. Я очень тебя стесню, если посплю тут пару лучин?

Иди туда, там есть кровать, — волк мотнул головой в сторону прохода, — Правда, тут не слишком чисто.

Вторая половина пещеры была сильно меньше, из нее можно было попасть еще дальше, но трещина в стене была слишком узкой для человека. В дальней части пещеры стояла грубо сколоченная кровать, закрытая пыльным покрывалом, было видно, что ей пользовались последний раз много лет назад. Под ним лежали выделанные шкуры мелких пушных зверьков, собранных в больше одеяло. По потолкам и стенам змеились надпись, сделанные на эльфийском, висели какие-то странные украшения. Перевязанные нитками веточки и засохшие цветы перемешивались с разноцветными камушками и перьями.

Женщина с сомнением потрогала покрывало, звучно расчихалась и на вытянутых руках понесла его на выход из пещеры. Меховое одеяло отправилось туда же. Сено в матрасе давно превратилось в труху и когда знахарка туда все же легла, откуда то снизу выскочила крайне недовольная мышь. Возмущенно что то пискнув она припустила вон из пещеры, смешно потряхивая упитанным задом.