Армагеддон. Беглецы

— Неа, — покрутил головой Степан и ткнул пальцем в хозяина гаража, — Сашка — его же гараж, а уж потом мы дважды ходили через него на разведку.

— Я же говорил, что Сашка феномен — как тот кабанчик трюфели под слоем земли, так и он все необычное чует, — повернулся Шварц и посмотрел в глаза Петелина, вот только несмотря на шутейные слова в голосе не было и капли привычной шварцовсой 'хохмы', — И что там? Параллельный мир или прошлое? — махнул головой в сторону портала.

— Да кто его знает, — преувеличенно ровно и спокойно ответил Петелин, лицо искривила недовольная гримаса, скрестил руки на груди, — Может так, а может эдак. Главное там нет ядерной войны и не будет десятилетней зимы... И там можно укрыть семьи.

— Думаешь? — негромко произнес бывший пожарный, изредка поглядывая в окаменевшее лицо Петелина, — Та же жопа, только в профиль. Если это средневековье, то выжить — тот еще квест. Эпидемии, грязь и море физического труда вместе с отсутствием привычного комфорта... Нда...

— А что сейчас у тебя дома, Вадимович, комфорт? — зло сверкнув глазами, поинтересовался Сергей Евдокимов и резко махнул рукой. Будучи пенсионером, он не сидел дома, а работал главным охотоведом района и всегда трепетно относился к чести офицера, — Тепло, свет, вода есть? А? Все это хрень! Главное имеем ли право, как трусы, сбежать во время войны? Предать?

Несколько мгновений все молчали. И правда, имеют ли право сбежать из своего мира? Моральное право? А еще мир за порталом в определенной степени пугал. Не в смысле банального страха, а самим фактом прикосновения к чему-то запредельному, необъяснимому при современном уровне знаний, почти мистическому.

Подчиняясь внезапному импульсу, Петелин вдруг сказал то, о чем говорить пока не собирался, откладывая до возвращения в свою квартиру, так как сам еще не до конца обмозговал предложение друзьям.

— Сбежать во время войны? А какой войны? Война уже закончилась! Десятки миллионов если не сотни погибли, государства уничтожены и воевать не с кем... Так кого мы предаем? — криво дернул уголком рта и обвел окаменевшие лица друзей пристальным взглядом, остановил на лице Евдокимова. Не выдержав, тот опустил глаза.

Лицо бывшего пожарного напряглось. Пристально посмотрел на Петелина, перевел взгляд на Степана, на Сергея, пытаясь подметить даже тень эмоций, затем видимо обнаружив то, что искал, небрежно спросил:

— Че предлагаешь, Саш?

Крепко сжатые губы Петелина побледнели, превратились в тонкую линию. Огляделся. Друзья с выжидательными выражениями на лицах смотрели на него. Их порядочности и честности он доверял. Мушкетерская юность давно прошла, но под слоем разочарований, несбывшихся надежд, и цинизма все еще скрывался мальчишка, не приемлющий воровства и подлости. За что и пострадал: два года тому назад пришлось досрочно уволиться со службы. Начальство хотело прокрутить через рембазу средства, но он категорически отказался. Тогда направили проверку, которая нашла недостачу. Он так и не понял то ли кто-то из подчиненных оказался вороват, то ли недостача была фиктивная, но его поставили перед выбором: или уволится или материалы уйдут в военную прокуратуру.

— Продовольствия в городе от силы на пару недель. Хорошо, допускаю на месяц-два. А лета на Урале, как минимум, одного, не будет. Не будет гарантировано. А центральной власти в стране нет. Есть хаос и миллионы, если не десятки миллионов погибших и раненных. Значит не будет еды, а к зиме ожидай морозы под сорок, и кто тогда выживет...? Единицы: те, у кого власть или оружие. Настоящее, а не наши охотничьи пукалки. Предлагаю думать о своих семьях и о наших шансах выжить. Наших в смысле родных, близких и друзей. Или переселимся в мир за порталом или погибнем не за понюшку табака! Что потом, когда ядерная зима закончится — решать и будем потом. Так что думайте мужики, думайте! Но сегодня — завтра нужно принять решение, пока о портале не узнали. Власти, власти городской я не доверяю!

'Ну вот, главное сказано' — он облегченно выдохнул, и испытывающе глянул на окаменевшие лица друзей.

'Дон-дон-дон-дон!' — все плыл над замершим городом, над пустынными улицами, словно звуки библейских труб Апокалипсиса, печальный колокольный звон. Из портала, басовито жужжа, залетел шмель, под взглядами мужчин взлетел к потолку. Затих.

Все молчали, наконец Степан подошел к Петелину, положил ему ладонь на плечо и произнес, глядя в глаза:

— Саша я с тобой!

— А че думали, в сказку попали? — прогудел Шварц и озорно подмигнул хозяину гаража, — Неа — в дерьмо. Сашка верно предлагает, я с ним!

Петелин скупо улыбнулся, внимательный взгляд уперся в лицо бывшего соседа.

Евдокимов неторопливо почесал подбородок, глаза его тускло поблескивали — он был сердит и расстроен. Но и у него была семья. Хмыкнув, он произнес сожалеющим тоном:

— Ты всегда был чертовски убедителен, зараза..., пожалуй, я с тобой при условии, что за нами смогут последовать все желающие.

Петелин кивнул и холодно оскалился. Настороженные взгляды скрестились на бывшем пожарном.

Тот с кривой улыбкой на круглом лице, кивнул, показав на секунду наголо бритый, крепкий череп.

— Я как коллектив, но при одном условии, — он замолчал, с видимым усилием продолжил, — Но при условии, что мы заберем с собой Степана Викторовича.

Поджав губы, замолчал, выжидательно глядя на товарищей. Степаном Викторовичем звали наставника Вадима, который и руководил до него пожарными. Ему Вадим был обязан многим, слишком многим.

— А сколько ему, — пожал могучими плечами Шварц, — Под восемьдесят?

— Поменьше, но это мое условие.

— Хорошо, — подвел итоги Петелин, — Берем.

Обсуждение продолжилось в квартире Петелиных с участием его жены и старшего сына. Решили предложить переселится знакомым, за кого могут поручиться, но факт появления портала в прошлое держать в тайне. Слишком мало было доверия к власти и, слишком много появилось криминальной нечисти в городе. А после переселения отправить весточки: так и так, появился портал в чистый мир, где можно укрыться.

* * *

Год 880 от Рождества Христова. Приильменье. За два года до похода на Киев.

Уютно трещал поленьями очаг в углу.

Князь Олег — между тридцатью и сорока, прозванный Вещим, нахохлившись, словно сыч, недвижно стоял, глядя из маленького оконца во мглу на улице. Стянутые ремешком светло-русые волосы открывали костистый лоб, голубые, как Варяжское море, глаза утопали под низко нависшими бровями. Он здесь чужой. Чужими здесь, в Приильменье были даже сумерки, а зима — бесконечной, словно сумерки, не то, что на праотеческом Руяне. Придавленные снегом леса замерли в ослепительном безветрии, будто морозы сковали сам воздух, само время, а не только реки. И ни путники, ни звери, ни птицы уже не встречались на берегах и засыпанных снегом лесных тропках. Люди жались к дающим желанное тепло очагам, предусмотрительные птицы еще осенью отлетели к жаркому солнцу, а звери попрятались в чащобы и норы. Все затаилось в ожидании, когда южный ветры взломают вешние льды и разнесут по стремнинам рек и озерным плесам и наступит весна. И вновь вернутся в Явь (по представлениям славян — мир людей, животных и других живых существ, плотный и видимый мир) грубые шутки бойцов и протяжные песни гребцов. И барабанной дробью застучат топоры, на воду спустят варяжские лодьи, и воины начнут шумно готовиться к дальним походам, мечтая о золоте, соли и рабынях.

Хотя бы на миг перенестись на родимый Руян (ныне немецкий остров Рюгин в Балтийском море) ... Сколько лет я не был там, где темно-зеленые волны вечно бьются об меловые скалы, не видел неприступный град Аркону (столица Руяна) и его сердце — краснокаменный храма главного бога Свентовита, куда собирался на поклон весь славянский мир. Сладок воздух родных мест... Но невозможно. Никак невозможно оставить без пригляда эти беспокойные земли куда пригласили еще его покойного кузена Рюрика.

Издалека донесся тяжкий звон: охрана била мечами в щиты, оповещая о нежданных гостях. Олег вздрогнул и запахнулся в подбитое мехом корзно (мантия князей Киевской Руси, которая накидывалась на кафтан, и застегивался на правом плече запонкой с петлицами (фибула), плащ с меховой опушкой.) Потом залаяли собаки, и князь повернулся могучим телом к двери. Кого это несет на ночь глядя?

В избу вошел доверенный слуга Липоксай.

— Посол новгородский прибыл, княже, — произнес с поклоном.

Наткнувшись на недовольный взгляд, добавил:

— Старец градской (выборный городской старшина, участвующий в княжеских советах) из Руссы Борич.

'И что старой лисе от меня нужно? То-то сердце вещало о встрече, которая изменит многое...' — с некоторым беспокойством подумал Олег, но лицо его оставалось невозмутимым.

— Зажги светильники и помоги переодеться.

Он сменил домашнее корзно на парадное и, велел:

— Зови посла.

Рослый и могучий старик в длинной, баской (красивой, нарядной — древнерусское) шубе отбил поясной поклон, коснувшись пола перстами. Выпрямился, изобразив любезную улыбку. В ответ князь слегка склонил шею и вновь уставился на посланца синими, ледяными глазами.

— Светлый князь Олег! — зычно провозгласил старец градской, торжественно произнося каждое слово. — Господин Великий Новгород велел сказать, что подтверждает принесенную тебе роту (Клятва, присяга— древнерусское) и желает тебе здоровья и долгих лет, старец градской замолчал, глядя выцветшими глазами на руса. Тот тоже безмолвствовал, ожидая продолжения, — крепко блюдешь порядок и по справедливости судишь. Вместе с родичами твоими Рюриком, Синеусом и Трувором и дружинами вашими, выгнал киевлян, кои рыскали по амбарам нашим, словно звери алчные, ненасытные. Лучшего князя и не сыскать! Но господин Великий Новгород страдает. Злые киевские князья не пускают лодьи наши по Днепру. Торговля хиреет и многие... Не только черный люд, но и бояре стали говорить: вскую (зачем, для чего, почему— древнерусское) выгнали людей киевских? Мы люди торговые — нам без путей нельзя! Доходы падают.

Борич замолчал, пристально глядя в глаза князю и давая ему возможность ответить. Но тот безмолвствовал, и, выждав, посол со значением продолжил:

— Князья киевские не пропускают товары к нам, на север и многие гости торговые и ромеи и иные, предпочитают торговать в Киеве. А киевляне покупают соль карпатскую да привезенную из Тавриды. Доходы падают и будут падать.

Князь досадливо фыркнул. Во дворе визгливо забрехала псица (собака по-древнерусски), в ответ затявкали кобеля. И, совершенно некстати, словно предвещая беду, из ночной тьмы донеслось зловещее уханье совы.

Перед глазами князя снова, как в навязчивом сне, вставали разрозненные и удивительно ярко запечатлевшиеся в памяти багровые полотна минувших лет. Третий год после появления варягов на Новгородчине...

Серый, как пепел, рассвет. Холодный отблеск шлема старшего родича — Рюрика. Мертвенное мерцание реки Полоты. Иссиня-черная стена отборных воев киевского князя Аскольда, ощетинившаяся остриями копий у деревянных стен Полоцка. А потом — киевляне стремительно бросились на штурм, губительные тучи стрел, пускаемые с боевых ярусов стен и башен защитниками города и, посылаемых в ответ противниками, поднялись в хмурое небо, и падающие на землю полочане, и киевляне, причудливо и страшно окропленные рудой (кровь по-древнеславянски), и клики ярости воинов, и предсмертный вой, и стон раненых и лязг мечей. И смерть, и пекло повсюду.

И настал черный час Полоцка. Затрещали створки ворот. Еще немного, не выдержат они, рухнут и хлынет враг в город, неся смерть и разрушение.

С опушки леса, заросшей рыжим колючим кустарником, словно из-под земли, вырвалась кованная рать пришедших из Руяна воинов и ударила в тыл киевлянам. Их было в десятеро меньше, но это были отборные воины.

Киевляне разом остановились, замерли. Распахнулись ворота, и полочане обрушились на заколебавшегося врага, в едином порыве сметая все на своем пути.

Ближе, ближе... и варяги сошлись в смертельной схватке с киевлянами — потомками тех, кто в древности покинул берега Варяжского (балтийского) моря и ушел на Дунай, а оттуда на берега Славутича-батюшки. (поляне-русь были потомки выходцев из Руяна, в эпоху Великого переселения народов) Лишь пыль клубилась да взлетали в воздух молнии клинков, да змеились смертоносные жала копий.

И дрогнули киевляне, побежали, безжалостно преследуемые варягами...

— Когда походом ходил на полочан князь Аскольд, дружина моя прогнала его и многие беды принесла киевлянам, — сухо сообщил князь. Он догадывался к чему подбивает его хитрый старец градской из богатейшего города солеторговоцев и соледобытчиков. Путь, торговый путь на юг. В результате новгородского мятежа — где, кстати, знатно отметились богачи из Руссы и, прихода братьев-варягов, призванных старейшиной Гостомыслом, новгородская земля отказалась от зависимости от киевских князей. Но через земли восточных славян проходило несколько торговых путей и главный из них — путь из варягов в греки. И кто будет контролировать его, тот получит много серебра и власти — в этом причина столь позднего появления посла новгородского.

Олег почувствовал, как внезапная, иррациональная злость подымается в душе, но продолжил спокойным голосом. Он давно привык скрывать испытываемые чувства.

— И по делам вам! Я говорил Новгороду, что пока в Киеве княжат Аскольд и Дир, доходы будут падать. Я предлагал нанять кривичей, финнов, русов и удальцов иных племен для похода на полдень. Но вы отказали мне. Сказали, что пуста казна градская. Так что вините в сем собственную жадность.

— Княже, не лукавили мы — серебра в казне новгородской нет, — Борич помолчал, решаясь, потом продолжил, — Зато серебро есть в Руссе. Город даст столько, сколько надо на наем воев добрых, на брони и мечи. Пойди и возьми княжества южные, княже. Как думаешь, светлый князь, по силам сие тебе? Говорят... — Борич во все глядел в каменное лицо пришельца из царского рода русов, — ведаешь ты будущее и открыто тебе многое, что простому человеку недоступно.

Посол замолчал и сглотнул кислый комок в горле, с надеждой и каким-то детским любопытством глядя в лицо руса. Молчал и князь, хотя в глазах у него уже посверкивали искры разгорающегося азарта. Склонили-таки гордую выю (шея по-древнерусски) ... Но предложение щедрое. Покорить полян, захватить Киев — заманчиво... Очень заманчиво. Такой славный подвиг века будут воспевать гусляры на всех княжеских да боярских пирах! Да и приращение державы знатное... И путь из варяг в греки — это серебро, это много серебра вместе с влиянием на гордых новгородцах и иных...

Князь, прищурившись, смотрел в глаза посланника богачей из Руссы оценивающим и пристальным взглядом а тот, словно завороженный, не мог отвести глаз. На столе в светлице трепетали огоньки над восковыми свечами серебряного подсвечника бросали по сторонам странные блики света то выхватывая из мрака углы, то они опять скрывались в непроницаемом мраке и тогда казалось, что там таиться само ЗЛО или нечто запретное.