Мастерград 6

Петелин кивнул и холодно оскалился. Настороженные взгляды скрестились на бывшем пожарном.

Тот с кривой улыбкой на круглом лице, кивнул, показав на секунду наголо бритый, крепкий череп.

— Я как коллектив, но при одном условии, — он замолчал, с видимым усилием продолжил, — Но при условии, что мы заберем с собой Степана Викторовича.

Поджав губы, замолчал, выжидательно глядя на товарищей. Степаном Викторовичем звали наставника Сергея, который и руководил до него пожарными. Ему Сергей был обязан многим, слишком многим.

— А сколько ему, — пожал могучими плечами Шварц, — Под восемьдесят?

— Поменьше, но это мое условие.

— Хорошо, — подвел итоги Петелин, — Берем.

Обсуждение продолжилось в квартире Петелиных с участием его жены и старшего сына. Решили предложить переселится знакомым, за кого могут поручиться, но факт появления портала в прошлое держать в тайне. Слишком мало было доверия к власти и, слишком много появилось криминальной нечисти в городе. А после переселения отправить весточки: так и так, появился портал в чистый мир, где можно укрыться.

* * *

Год 880 от Рождества Христова. Приильменье. За два года до похода на Киев.

Уютно трещал поленьями очаг в углу.

Князь Олег — между тридцатью и сорока, прозванный Вещим, нахохлившись, словно сыч, недвижно стоял, глядя из маленького оконца во мглу на улице. Стянутые ремешком светло-русые волосы открывали костистый лоб, голубые, как Варяжское море, глаза утопали под низко нависшими бровями. Он здесь чужой. Чужими здесь, в Приильменье были даже сумерки, а зима — бесконечной, словно сумерки, не то, что на праотеческом Руяне. Придавленные снегом леса замерли в ослепительном безветрии, будто морозы сковали сам воздух, само время, а не только реки. И ни путники, ни звери, ни птицы уже не встречались на берегах и засыпанных снегом лесных тропках. Люди жались к дающим желанное тепло очагам, предусмотрительные птицы еще осенью отлетели к жаркому солнцу, а звери попрятались в чащобы и норы. Все затаилось в ожидании, когда южный ветры взломают вешние льды и разнесут по стремнинам рек и озерным плесам и наступит весна. И вновь вернутся в Явь (по представлениям славян — мир людей, животных и других живых существ, плотный и видимый мир) грубые шутки бойцов и протяжные песни гребцов. И барабанной дробью застучат топоры, на воду спустят варяжские лодьи, и воины начнут шумно готовиться к дальним походам, мечтая о золоте, соли и рабынях.

Хотя бы на миг перенестись на родимый Руян (ныне немецкий остров Рюгин в Балтийском море) ... Сколько лет я не был там, где темно-зеленые волны вечно бьются об меловые скалы, не видел неприступный град Аркону (столица Руяна) и его сердце — краснокаменный храма главного бога Свентовита, куда собирался на поклон весь славянский мир. Сладок воздух родных мест... Но невозможно. Никак невозможно оставить без пригляда эти беспокойные земли куда пригласили еще его покойного кузена Рюрика.

Издалека донесся тяжкий звон: охрана била мечами в щиты, оповещая о нежданных гостях. Олег вздрогнул и запахнулся в подбитое мехом корзно (мантия князей Киевской Руси, которая накидывалась на кафтан, и застегивался на правом плече запонкой с петлицами (фибула), плащ с меховой опушкой.) Потом залаяли собаки, и князь повернулся могучим телом к двери. Кого это несет на ночь глядя?

В избу вошел доверенный слуга Липоксай.

— Посол новгородский прибыл, княже, — произнес с поклоном.

Наткнувшись на недовольный взгляд, добавил:

— Старец градской (выборный городской старшина, участвующий в княжеских советах) из Руссы Борич.

'И что старой лисе от меня нужно? То-то сердце вещало о встрече, которая изменит многое...' — с некоторым беспокойством подумал Олег, но лицо его оставалось невозмутимым.

— Зажги светильники и помоги переодеться.

Он сменил домашнее корзно на парадное и, велел:

— Зови посла.

Рослый и могучий старик в длинной, баской (красивой, нарядной — древнерусское) шубе отбил поясной поклон, коснувшись пола перстами. Выпрямился, изобразив любезную улыбку. В ответ князь слегка склонил шею и вновь уставился на посланца синими, ледяными глазами.

— Светлый князь Олег! — зычно провозгласил старец градской, торжественно произнося каждое слово. — Господин Великий Новгород велел сказать, что подтверждает принесенную тебе роту (Клятва, присяга— древнерусское) и желает тебе здоровья и долгих лет, старец градской замолчал, глядя выцветшими глазами на руса. Тот тоже безмолвствовал, ожидая продолжения, — крепко блюдешь порядок и по справедливости судишь. Вместе с родичами твоими Рюриком, Синеусом и Трувором и дружинами вашими, выгнал киевлян, кои рыскали по амбарам нашим, словно звери алчные, ненасытные. Лучшего князя и не сыскать! Но господин Великий Новгород страдает. Злые киевские князья не пускают лодьи наши по Днепру. Торговля хиреет и многие... Не только черный люд, но и бояре стали говорить: вскую (зачем, для чего, почему— древнерусское) выгнали людей киевских? Мы люди торговые — нам без путей нельзя! Доходы падают.

Борич замолчал, пристально глядя в глаза князю и давая ему возможность ответить. Но тот безмолвствовал, и, выждав, посол со значением продолжил:

— Князья киевские не пропускают товары к нам, на север и многие гости торговые и ромеи и иные, предпочитают торговать в Киеве. А киевляне покупают соль карпатскую да привезенную из Тавриды. Доходы падают и будут падать.

Князь фыркнул. Во дворе визгливо забрехала псица (собака по-древнерусски), в ответ затявкали кобеля. И, одновременно, совершенно не к месту и не к времени — ее время ночь, заухала сова.

— Когда походом ходил на полочан князь Аскольд, дружина моя прогнала его и многие беды принесла киевлянам, — сухо сообщил князь. Он догадывался к чему подбивает его хитрый старец градской из богатейшего города солеторговоцев и соледобытчиков. Путь, торговый путь на юг. В результате новгородского мятежа — где, кстати, знатно отметились богачи из Руссы и, прихода братьев-варягов, призванных старейшиной Гостомыслом, новгородская земля отказалась от зависимости от киевских князей. Но через земли восточных славян проходило несколько торговых путей и главный из них — путь из варягов в греки. И кто будет контролировать его, тот получит много серебра и власти — в этом причина столь позднего появления посла новгородского.

Олег почувствовал, как внезапная, иррациональная злость подымается в душе, но продолжил спокойным голосом. Он давно привык скрывать испытываемые чувства.

— И по делам вам! Я говорил Новгороду, что пока в Киеве княжат Аскольд и Дир, доходы будут падать. Я предлагал нанять кривичей, финнов, русов и удальцов иных племен для похода на полдень. Но вы отказали мне. Сказали, что пуста казна градская. Так что вините в сем собственную жадность.

— Княже, не лукавили мы — серебра в казне новгородской нет, — Борич помолчал, решаясь, потом продолжил, — Зато серебро есть в Руссе. Город даст столько, сколько надо на наем воев добрых, на брони и мечи. Пойди и возьми княжества южные, княже. Как думаешь, светлый князь, по силам сие тебе? Говорят... — Борич во все глядел в каменное лицо пришельца из царского рода русов, — ведаешь ты будущее и открыто тебе многое, что простому человеку недоступно.

Посол замолчал и сглотнул кислый комок в горле, с надеждой и каким-то детским любопытством глядя в лицо руса. Молчал и князь, хотя в глазах у него уже посверкивали искры разгорающегося азарта. Склонили-таки гордую выю (шея по-древнерусски) ... Но предложение щедрое. Покорить полян, захватить Киев — заманчиво... Очень заманчиво. Такой славный подвиг века будут воспевать гусляры на всех княжеских да боярских пирах! Да и приращение державы знатное... И путь из варяг в греки — это серебро, это много серебра вместе с влиянием на гордых новгородцах и иных...

Князь, прищурившись, смотрел в глаза посланника богачей из Руссы оценивающим и пристальным взглядом а тот, словно завороженный, не мог отвести глаз. На столе в светлице трепетали огоньки над восковыми свечами серебряного подсвечника бросали по сторонам странные блики света то выхватывая из мрака углы, то они опять скрывались в непроницаемом мраке и тогда казалось, что там таиться само ЗЛО или нечто запретное.

И, вдруг, Боричу стало страшно от взгляда князя-колдуна. Невольно на ум приходила догадка что колдун мог задумать что-то злое, запретное. Сердце пропустило удар. Судорожно сглотнул. Много чего рассказывали о хозяине. И о том, что прозревал он грядущее и мог обратиться в зверя дикого или легкокрылую птицу-сокола. И что в бою мог заворожить, задурить врага. Врут? Нет, кто его знает. Но когда отравить хотели светлого князя — не стал он пить мед. Он снова был мальчишкой, в кругу таких же пацанов перед постреливающим угольками костром. А кто-то из старших рассказывает страшную сказку про упырей и утопленников. И страх на мягких лапах кружил в ночи вокруг костра.

'Пожалуй, он прав...' — подумал князь и отвел взгляд от лица посланца. По праву потомка рода, столетиями правящего русами и, одновременно, одного из верховных волхвов Свентовита, князю было доступно многое. И разом без паузы, без раздумий — его дух заглянул в Правь (мир светлых богов древних славян). Лицо вещего князя, вдруг, приобрело задумчивое выражение.

Ветерок мягкой лапкой прошелся по лицу Борича. А ветерок ли это в доме у князя колдуна? Кажется? Это все сквозняк? А может...

На краткий миг, на краю зрения, увидел в углу нечеткую тень, почувствовал, что нечто на него смотрит оттуда голодным взглядом и слышит тяжелое дыхание. Шишига ли? Или мара? (злые духи славян) рука дернулась к оберегу на шее, но на полпути остановилась.

Стремительно повернулся. Нет никого... Показалось или нет?

Громко треснуло. Сердце сжала липкая рука ужаса. Старец градской стремительно крутанулся на звук, на очаг. Уголек! Чур тебя! Чур! Вытер рукавом вспотевший лоб. Во дворе снова залаяли, заполошно завыли псы, словно оплакивая.

Олег поднял глаза к потолку и зашевелил губами. На расстоянии вытянутой руки новгородец видел лицо князя, на котором недоумение и растерянность сменились огромным недоумением.

— Странное предрекают боги... — произнес задумчиво князь, — Если не заступишь путь тем, кто пришел из-за края мира — все получиться. Странно...

— Так как, светлый князь, — пойдешь в поход на Киев? — после некоторого молчания спросил старец градской.

— Коль дадите серебра для войска доброго, — князь помедлил, — словно решаясь, потом произнес, словно бросаясь в воду, — пойду, но ведомо ли тебе старец градской, сколько стоит нанять одного воя, да вооружить да содержать?

'Согласен — ласково улыбнулся старец градской — поторгуемся значится!' Он бросил короткий взгляд на князя. Олег, заметив взгляд, едва заметно наклонил голову.

* * *

Поваренная соль — это предмет первой необходимости, физиологически необходимая добавка, регулирующая обмен веществ и другие физиологические процессы в организме человека. И запас ее нуждается в ежедневном пополнении. Но необходимость в соли этим не исчерпывается. Она — очень важное средство консервирования. Сегодня соль — незамысловатая приправа к еде, стоит она копейки и продается в любом продовольственном магазине. Но так было не всегда. Кто из нас задумывается о том, что содержимое его солонки в былые времена было бы ценнее золота, а доведись ему остаться без доступа к соли — недолго распрощаться и с жизнью. Поэтому солеварение и торговля солью в древности и в средние века были чрезвычайно прибыльным делом. Соль служила 'нефтью и газом' древности, и контролировавшие промыслы и торговлю солью, был очень могущественными людьми — олигархами древности.

В средние века в некоторых странах даже налоги платили солью. Бывало, что из-за нее велись даже кровопролитные войны, вспыхивали народные бунты и восстания. Например, в историю России 'вошел соляной бунт' в Москве в 1641 году. А в Китае, — как свидетельствовал итальянский путешественник XII века Марко Поло, — 'рассол кипятится в небольших котлах. Через час соль принимает вид теста, и из него делают нечто в форме пирожков... После того, как на 'пирожки' накладывают клеймо императора, чтобы они уподобились настоящим металлическим монетам, их зажаривают на горячих черепицах'

На средневековой Руси 'солоние пути' шли из Киева к местам добычи соли в Галицко-Волынском княжестве и Северному Крыму. Но крупнейшее в Восточной Европе производство соли было в Старой Руссе — одном из древнейших городов России, стоящем в месте впадения реки Порусья в реку Полисть рядом с озером Ильмень, в 99 км от Великого Новгорода. С незапамятных времен местное население вываривало здесь лучшую в Европе соль которую везли и на Запад, и на юг, собственно в славянские княжества.

Еще в XVI веке Старая Русса торговых пошлин платила больше Москвы, Новгорода и Смоленска. Старорусские промыслы в XV-XVI веках переживали бурный период расцвета, на 1500 дворов приходилось более 500 варниц. Но город отличался не только большим количеством варниц, но и широко разветвленной системой рассолоснабжения. Герберштейн в своих записках сообщает, что Русса 'имеет соляный источник, который граждане запирают в широкий бассейн наподобие озера, откуда каждый для себя проводит воду в свой дом каналами и вываривает из нее соль'. Так что двор в Руссе был в то же время и варничным местом. Из описания 1625 года, примерно через 100 лет после Герберштейна, видно, что соляный рассол из озерка поступает к варницам главным образом по деревянным трубам, но кое-где еще сохранились 'копаные речки', то есть открытые каналы.

Продажа соли, обмен ее на пушнину, воск и другие товары, организация торговых караванов на Каспий, Черное море, в Византию, на Балтику и в Западную Европу, невиданно обогатило Старую Руссу и превратило ее купцов и солеваров в могущественную касту, от которой на Древней Руси зависело многое. Очень многое...

Глава 3

Еще один мрачный день заканчивался. Над головой низко нависли угольно-черные тучи. Немного ниже в темнеющем небе кружились вороны, пронзительно каркали, перебивая далекий собачий брех. Холодный и влажный ветер раскачивал мокрые и голые кроны деревьев. Тащил по асфальту центральной площади города, по тротуарам пакеты, грязные обрывки газет и прочий мусор, свистел заунывно, стонал, словно оплакивал погибший мир. И от этого стона сердце содрогалось и трепетало. Город удивительно быстро закончил с бедненькой, но опрятной жизнью и стал походить на оборванного бомжа.

На противоположном конце площади, у здания бывшего горкома, уткнулся в столб крошечный kia с открытой дверью — видимо брошенный. А кому нужна машина если горючее днем с огнем не найдешь — все национализировано?

Черные провалы окон зданий с угрозой вглядывались в двух полицейских — велосипедистов. Патруль. Слабые огоньки фар отражались в грязных лужах — днем шел дождь со снегом. Свернув за угол старинного — девятнадцатого века, здания администрации, исчезли из виду.

Петелин-старший, в окружении десятка крепких мужиков от тридцати и старше решительно шагал, огибая лужи, через площадь. Откуда-то из внутреннего двора администрации доносилось нудное тарахтение электростанции в окне второго этажа мелькнуло лицо. Похоже женское. Здание внушало уважение: два этажа в десять окон по фасаду, на стене украшенного барельеф с головой мощного старика-юриста, когда-то выступавшего здесь. Любителей древностей здание непременно умилило бы. Петелин не причислял себя к ним и старинные дома ему просто нравились. Не более того.