Пятый в списке

Катце первым возвращается к действительности. Склонившись к монитору, он всерьез берется за свой трофей, исследует его всеми доступными способами и время от времени глухо ругается сквозь зубы. Рауль просто сидит рядом — не мешает, но и не помогает. Часа через два, задавив очередной окурок в переполненной пепельнице, рыжий раздраженно отодвигается от монитора — он исчерпал весь свой арсенал и не добился ровным счетом ничего. Он стучал по крепкому орешку молотком, сверлил его дрелью, жег кислотой, но все эти манипуляции не возымели эффекта. Нужно придумать что-то принципиально новое, чтобы решить проблему, и Катце даже знает, что именно, только придумка эта — сама по себе задачка не из легких.

Юпитер... У нее ведь есть инструмент для обработки подобных файлов. Только где он лежит и как им воспользоваться без ее ведома? Хороший вопрос.

Где-то там, в запертых от посторонних глаз системных директориях, среди тысяч модулей, подпрограмм и приложений, хранится тот самый ключик, что подойдет к замку, но даже если рыжий и проникнет в заветные директории, то, вероятней всего, проплутает там до конца своих дней, чтобы в конечном итоге уйти с пустыми руками. И тут бы рыжему сдаться, сказать Раулю, что задачка оказалась не по зубам, и сознаться в собственной несостоятельности, только черта с два рыжий это сделает. Он упрямый сукин сын, он будет до кровавых мозолей стучать по клавиатуре, палить одну сигарету за другой и думать, думать, думать...

Он встает, вытряхивает пепельницу, делает кофе и вновь берется за дело. Взломать систему — это вам не секрет Танагуры спереть. Если Юпитер хоть что-то почует — рыжему не жить, но кого это волнует? Это даже рыжего не очень волнует. Не сейчас, по крайней мере. Сейчас, прищурившись и прикусывая зубами дымящую сигарету, он не слишком заботится о том, что будет после того, как... Охотничий азарт гонит его дальше и дальше, адреналин заставляет сердце биться чаще, и он снова чувствует себя сосунком, дерзнувшим покуситься на святое, с той только разницей, что блонди теперь у него в сообщниках. Блонди, легко освоивший нехитрую кухонную технику и таскающий рыжему кофе.

Ближе к утру, нащупав что-то смутно напоминающее дыру в защите, Катце запускает маленькую, но умную программку, призванную эту дыру исследовать и, по возможности, расширить, после чего с чувством выполненного долга откидывается на спинку кресла — делать больше нечего, остается только ждать.

— Чем займемся, советник? — спрашивает он, протирая покрасневшие глаза. — Не желаете ли партийку в шахматы?

— Нет, — говорит советник, — не желаю. Да и не советник я больше. Иди ко мне, Катце.

10

В кабинете прохладно и тихо. В кабинете можно расслабиться и поддаться иллюзии отгороженности от внешнего мира: никто не войдет, никто не потревожит. И некоторое время господин Марвин Нокс смакует свое ошеломляющее одиночество, которое прежде не ощущалось так остро — даже в самые первые дни самостоятельной жизни, когда он с какой-то тревожной надеждой прислушивался, не проскользнет ли мимо двери недавно купленный фурнитур. Тишина казалась ему противоестественной, хотелось, чтобы мальчишка уронил что-нибудь, разбил или сделал что-то еще, лишь бы обозначить свое присутствие. Теперь Марвину ничего такого не хочется. Теперь ему неприятно думать, что он не один в этом доме. Там, на другой половине, фурнитуры и петы живут своей маленькой суетливой жизнью, в которой нет никакого смысла. В которой нет главного — Джейми.

Его — нет. Эти пустые помещения, эти стены с великолепной шумоизоляцией отгораживают не от него. Не от его смеха, не от его шагов — от пустоты. Такой абсолютной, что кружится голова.

Осознание — болезненный процесс. Марвин встает и принимается мерить шагами комнату, ему становится тесно в своем просторном кабинете. В своем доме. В себе самом. Он задыхается, хочет вырваться... куда-то. Куда? Он не знает. Просто этот мальчик... Без него невозможно. Совсем.

'Джейми, Джейми, Джейми...'

Можно бесконечно повторять его имя, но легче не станет. И Марвин решается — он найдет мальчишку. Просто чтобы знать, что с ним все в порядке. Возможно, чтобы взглянуть на него издалека — и только. О большем он не помышляет. Пока.

И даже тот факт, что мальчик уже далеко не мальчик, не останавливает Марвина. Четырнадцать или тридцать четыре — какая, в сущности, разница? Он отыщет своего фурнитура, и поможет ему в этом сама Юпитер. Точнее — один из ее модулей, позволяющий распознавать лица.

Нет, Марвин не сомневается, что узнает Джейми из миллиона — каким бы он ни стал, как бы ни изменился, вот только пролистать вручную всю выборку за определенный период не представляется возможным, а год рождения — это единственное, что Марвин знает наверняка. Что и как Юпитер подправила в его мозгах, он плохо представляет, но почему-то думает, что менять регистрационные данные какой-то мебели она бы не стала. Да и не важно это. Он ведь помнит лицо и возраст. Этого достаточно.

Он устраивается перед экраном монитора и не очень задумывается над тем, что ему впервые в жизни предстоит использовать свои профессиональные навыки если не во вред Юпитер, то вопреки ее воле. Он автоматически выставляет защиту, лишая ее возможности отслеживать процессы, и ему не приходит в голову, что еще вчера он ужаснулся бы самому себе, собственной дерзости и свободе принимать решения. Как не приходит в голову и мысль о том, насколько далеко он мог бы зайти в этой своей свободе, если бы захотел. Голова его занята совсем другим. Он с удивлением обнаруживает, что составить фоторобот не так уж и просто. Разрез глаз, форма носа, очертания губ — все вроде бы правильное и на своих местах, только в результате получается совершенно чужое лицо. Промучившись около часа, Марвин едва не приходит в отчаянье. Он бесконечно корректирует овал лица, высоту лба, экспериментирует с масштабом, примеряет другие прически и варьирует возраст, но не узнает, категорически не узнает своего Джейми. Похож, конечно, но не он. И, рассердившись на свою бестолковость, господин Нокс решает сделать перерыв, выпить чаю...

Фурнитура, доставившего сервировочный столик, господин Нокс провожает совершенно ненавидящим взглядом.

Однако чашка чая и передышка в несколько минут действуют благотворно. Вновь вернувшись к прерванному занятию, Марвин неожиданно понимает, в чем проблема, что именно не так с проклятой копией, упорно не желающей походить на оригинал. Всего несколько щелчков клавишами — и оникс, чуть отстранившись от монитора, потрясенно замирает и даже перестает дышать. Это Джейми. Джейми смотрит на него с экрана и улыбается. Марвин с трудом удерживается от желания коснуться пальцами изображения. Но от желания налюбоваться на это невыносимо притягательное лицо удержаться не может.

Невозможно отвести взгляд — и так больно смотреть.

Марвин не знает, сколько проходит времени, прежде чем он заставляет себя очнуться и прекратить самоистязание. Все, что ему нужно сделать, — это задать полученное изображение в качестве образца, сделать поправку на возрастные различия в два десятка лет и прогнать через программу выборку из регистрационный базы за определенный год. Процедура должна занять некоторое время — час, может быть, полтора... Марвин думает, что следовало бы оторваться от терминала и уйти спать, оставив просмотр результатов на утро, но не может заставить себя подняться из кресла. Всего час, самое большее полтора — и Марвин узнает, где сейчас Джейми, увидит, каким он стал. Всего час, который, оказывается, так дьявольски трудно пережить.

Марвин принимается бродить по кабинету и, с надеждой поглядывая на монитор, пить остывший чай. Ему совсем не хочется занять время какой-нибудь работой, ему даже думать об этом неприятно. Да и не сможет он отвлечься на что-то другое — это он хорошо понимает. Ожидание занимает все мысли, не отпускает ни на минуту, выматывает.

Проходит почти два часа, когда, негромко звякнув, программа завершает работу и сообщает, что точных соответствий не найдено. Марвин просматривает с десяток портретов, имеющих сходство по некоторым параметрам, и не находит ничего общего с образцом. Он не понимает, в чем дело. Он где-то ошибся? Неправильно задал условия? Или что-то напутал с годом рождения?

Этого не может быть. Марвин хорошо помнит, что мальчишка был на два года младше него. И все же... кто знает, что стало с его памятью после нейрокоррекции? Ни в чем нельзя быть уверенным.

Господин Нокс делает выборку за два смежных года и вновь скармливает ее программе. Здравый смысл настоятельно рекомендует ему отправиться в постель — за четыре часа, потребные на выполнение задачи, вполне можно выспаться. Господин Нокс прислушивается к голосу разума и неохотно покидает кабинет, но начинает жалеть об этом, едва в спальне гаснет свет. В темноте совершенно невозможно отделаться от воспоминаний.

— Господин...

— Не называй меня господином.

Здесь, в этой самой постели, двадцать лет назад, Джейми лежал рядом, гладил узкой ладошкой хозяйскую щеку, тыкался губами в плечо... Марвин перекатывается на постели, сгребает в охапку подушку и утыкается в нее — так, словно это маленький любовник, еще не вполне очнувшийся после секса. Рукам хочется почувствовать изгибы его тела, язык стосковался по вкусу его соленой кожи... Как же это вышло, что за двадцать лет Марвин ни разу не вспомнил о том, с кем делил постель? Как он мог забыть?

А Джейми? Он помнит?

Марвин не знает, что хуже — внезапно свалившееся прозрение или годы, отравленные воспоминаниями. Возможно, мальчик забыл, возможно, боль давно притупилась, а то и вовсе исчезла, но Марвину трудно в это поверить. Почему-то ему кажется, что Джейми не улыбается больше этой своей особенной улыбкой.

— Мне уйти, господин?

— Не надо никуда идти. Спи, Джейми.

Марвин помнит, как мешало ему уснуть теплое тело, свернувшееся рядом. Теперь воспоминания о нем гонят сон. Сбив в кучу простыни и окончательно измаявшись от бессонницы, Марвин понимает, что, найдя мальчишку, не ограничится ролью стороннего наблюдателя — слишком сильнó в нем желание вернуть утраченное, отыграться за все эти годы принудительного одиночества, взять свое. Но так же хорошо он понимает и еще кое-что: меньше всего на свете он хочет сделать больно бывшему любовнику, вдруг возникнув из давнего прошлого со своими воскресшими чувствами. И Марвин не знает, как разрешить это противоречие.

Одно он знает точно — спать этой ночью ему не придется. Он возвращается в кабинет и смиренно дожидается, когда программа выдаст результат поиска. Ему кажется, что никогда в жизни он не испытывал такой сокрушительной усталости, такой беспросветной растерянности. Он не представляет, как с этим бороться, и даже не удивляется, когда видит уже знакомую надпись, уведомляющую об отсутствии совпадений.

И ни единой мысли о том, что делать дальше.

Чуть позже, уже на рассвете, выйдя из оцепенения, Марвин решает, что розыск нужно поручить кому-то более опытному, чем он сам. Нет, официальные органы, конечно, не годятся для этого, как, впрочем, и частные сыскные агентства, которые имеют лицензии, платят налоги и козыряют мнимой конфиденциальностью. Марвину нужен проверенный человек, берущий наличные и умеющий держать язык за зубами. Марвин думает, что некий ред Катце, доверенное лицо покойного консула Минка, если и не поможет в поисках, то хотя бы посоветует, к кому обратиться.

Господину Ноксу не составляет труда добыть его номер.

11

Рыжего будит вызов комма. Вчера, когда Рауль вытащил его из кресла и уволок в постель, Катце не догадался отключить связь — ему было немного не до того. Вчера, когда Рауль вытащил его из кресла...

Рыжий помнит только, как задохнулся от поцелуя, а вот потом... Потом он пребывал в каком-то лихорадочном беспамятстве, так что с трудом может восстановить события прошедшей ночи. Да и какая, к дьяволу, разница, что именно чертов блонди творил с ним, если в итоге было так немыслимо хорошо, что хочется разбить вдребезги гребаный комм и немедленно повторить. А потом повторить еще и еще — пока будет хватать сил. И немного после того, как они иссякнут.

Катце искренне желает звонящему, кем бы он ни был, провалиться в преисподнюю, но все же выбирается из теплой постели и, не потрудившись одеться, шлепает босиком к своему столу. Там он первым делом проверяет, не отыскала ли запущенная накануне программка какой-нибудь симпатичной дыры, убеждается, что нет, и только после этого отвечает на вызов. Незнакомый элитник на экране заставляет его напрячься. В голове мелькает мысль, что это конец, что ни черта они с Раулем не успели, а бледный, словно смерть, оникс пришел по Раулеву душу. И вопрос, которым рыжий приветствует незнакомца, звучит не слишком радушно:

— Что вам угодно?

Его деловой тон так не вяжется с его же встрепанным видом, что это, вероятно, даже смешно, только смеяться некому. Во всяком случае, господину Марвину Ноксу точно не до смеха. Оглядев рыжего критическим взором, оникс представляется и излагает проблему. Катце с минуту глупо хлопает глазами и пытается понять, какое отношение к Раулю имеет некий Джейми, которого необходимо найти. Потом понимает, что никакого. То есть — вообще никакого. Это странно, удивительно и где-то даже чудесно. Катце тянется за сигаретой и понимает, что не дышал все это время.

— Простите, — говорит он, с наслаждением затянувшись. — Господин Нокс, вы сказали?.. Я... Не могли бы вы повторить все то же самое еще раз? Я... не совсем проснулся.

Оникс морщится досадливо, но повторяет — со всеми подробностями, а Катце, поглощенный беседой, не замечает, как приподнимается на локте разбуженный Рауль, как он заинтересованно прислушивается. Катце моргает, чешет в затылке, взъерошивая и без того лохматую голову, и прикидывает, как бы повежливей послать оникса подальше вместе с его фурнитуром. Потом решает, что посылать совсем не обязательно, можно просто свалить эту работу на кого-нибудь другого, и черт с ними, с деньгами, не такие уж и большие это деньги.

— Я перезвоню вам в течение дня, господин Нокс, — обещает рыжий, равнодушно поглядывая на слитый ониксом фоторобот и прикидывая, кого бы осчастливить халтуркой. — Это ведь не срочно?

Оникс как-то странно кривится в ответ и неохотно сообщает, что нет, не срочно, но... все же хотелось бы побыстрей.

Рыжий кивает, обещает сделать все возможное — ну, скажем, в течение недели, — и разрывает связь.

— Нашел время, — ворчит он.

— А ты нарасхват... — мурлычет беззвучно подкравшийся голый блонди. И запускает пятерню в рыжие волосы, прижимает рыжую голову к своему животу. А потом добавляет как бы между прочим: — Этот Нокс программист. Один из лучших, насколько я знаю, — Рауль не считает необходимым уточнять, что имел счастье ознакомиться с личным делом господина Нокса всего несколько дней назад — в связи с распоряжением Юпитер о направлении вышеозначенного господина на нейрокоррекцию, каковая и была проведена в лучшем виде.

Катце отстраняется, смотрит снизу вверх на бесстыжего блонди и... без особого труда улавливает мысль. Кажется, ониксу очень нужен этот Джейми. Кажется, с ним можно поторговаться. Ну так рыжий много и не запросит. Он улыбается своему зеленоглазому соложнику и отталкивает его, заставляя убраться из поля зрения камеры, после чего жмет на вызов.