Древнее зло

Флаер прокатился по подстриженной лужайке и остановился возле привязей. Джереми подбежал и, когда Алиса вылезла из кабины, первым делом помог расчалить самолет. Потом Алиса, не говоря ни слова, снова залезла в кабину. Когда она вернулась, в ее руках был свернутый лист бумаги.

— Ты тоже это получила?

— Да. А ты, значит

— Да. Полчаса назад прилетел детский квадрокоптер, сбросил эту штуку на веранду и улетел.

— И там тоже про то, что не обсуждать по сети?

— Да. А как тебя родители отпустили?

— Они меня не отпускали. Они на работе, один ключ забрали, а второй я сказала, что потеряла. Потому я и летела так низко. Ты же у нас теперь безлошадный

— Да, — согласился Джереми. — Даже если мой достанут, его полиция заберет как вещественное доказательство. А про новый даже заикаться, наверное, глупо.

— А покажи свое письмо?

— Пойдем.

Они зашли в дом. Джереми стеснялся заводить Алису в свою комнату, поэтому посадил ее на диван в гостиной, а сам сбегал наверх за письмом.

Алиса расправила обе бумаги на журнальном столике. Они были одинакового размера, одинаково сложенные, и на обоих старомодным почерком, рассчитанным на облегчение работы довоенным системам распознавания текста, карандашом от руки было написано примерно одно и то же:

"Джереми! Извини, что наш разговор позавчера закончился таким образом. Наверное, я отвык общаться с людьми, да и нервное напряжение даром не проходит. Проблема в том, что мне снова нужна помощь. Лучше, если вы мне поможете вдвоем с твоей подругой. Ни с кем не обсуждай это по сетям цифровой связи, ни текстом, ни голосом. Если согласен помочь, когда будешь ложиться спать, скажи шепотом или даже про себя: я согласен. Ничего больше. Скажешь и ложись спокойно спать. Я свяжусь с тобой и все объясню. Если объяснение тебе не понравится, ты сможешь отказаться. В отличие от позавчерашнего, твое согласие тебе физически ничем не грозит. В худшем случае ты просто увидишь сон, который тебе не понравится."

— И что ты думаешь? — спросила Алиса.

— Не знаю. В прошлый раз-то он помощи в серьезном деле просил. Тем более, сейчас он говорит, что мы можем отказаться.

— А мне все это не нравится. Ты не думаешь, что он все это мог подстроить?

— Что все??? Шагающую аркологию?

— Да.

— Не понимаю. Двигать с места двухкилометровое здание, ставить на уши весь город, чтобы попросить помощи у двух школьников? И в аркологию мы ведь сами прилетели!

— И этот твой, как ты его называешь, ксплойт он мог нам подсунуть

— Подожди. Подсунуть ксплойт он мог, но для этого надо, чтобы было что подсовывать. Ксплойты это же не магия какая-то, это всегда использование ошибки в прошивке. Ошибка должна была там быть с самого начала, когда флаер прошивали на фабрике. И не только в мой, мы же все флаеры прошили, они все уязвимы. Если он может двигать аркологии и подсовывать закладки в защищенные блоки серийных флаеров, он же просто бог какой-то. Зачем ему мы? И зачем ему наше согласие? Он же и так мог бы сделать с нами что хотел бы, без всякого согласия и без всяких спектаклей.

— То есть, ты хочешь согласиться?

— Да. Хотя бы услышу, что он хочет. Ты, если не хочешь Он же не просит, чтобы мы соглашались вместе!

— Ерема! Ты же помнишь, во что мы вляпались в прошлый раз!

— Ну да. Но я же говорю, он же не просит, чтобы мы соглашались вместе!

— Я тебе одному не позволю!

— А как ты мне запретишь?

— Я тогда тоже соглашусь!

Джереми вздохнул, потом хихикнул:

— Ну да, логично. Но тут-то я тебе помешать не смогу!

— Можешь. Ты можешь не соглашаться!

— А это уже не логично. Я правда думаю, если он хотел и мог бы нам сделать что-то плохое, он не нуждался бы в нашем согласии. Поэтому я не вижу смысла отказываться даже ради тебя.

Джереми показалось, что Алиса ждала какой-то другой реакции. Она вдруг поглядела на часы на стене:

— Ерема, извини, у меня мама может с работы пораньше прийти. Мне лететь надо. Но я серьезно. Если ты согласишься, я тоже соглашусь.

— Значит, будем помогать ему вместе.

— Как знаешь.

Алиса свернула свою бумагу, встала и вышла на двор. Джереми пошел за ней, помог отцепить флаер и развернуть его, и даже прошел за флаером до начала полосы и подержал за хвост, пока она раскручивала винт.

Перед сном Джереми вспомнил инструкции незнакомца. Сказать "я согласен" и ложиться спать? Но как он свяжется? Утром? Джереми решил выполнить инструкцию буквально и сказал шепотом: "Я согласен". Ничего не произошло. Некоторое время он лежал в постели, глядя в окно, но по-прежнему ничего не происходило. Он сам не заметил, как заснул.

Джереми стоял на площади перед зданием из стекла и обшарпанного бетона. Откуда-то он знал, что он в Барнауле и ему нужно в Новосибирск. Площадь была залита ярким солнечным светом и покрыта снегом, где-то грязным и утоптанным, где-то собранным в кучи. И на площади было много народу и машин, люди куда-то спешили, машины подъезжали и отъезжали. Джереми не знал, почему он выбрал этого человека, но почему-то подошел к нему. Он не понял разговора и не понял, что они с этим человеком сделали, но откуда-то знал, что он этому человеку заплатил.

Человек подвел его к машине. Машина была четырехместная, но коротенькая, как карт для гольфа, почти без моторного отделения и без багажника, с высокими, как в аэробусе, узкими креслами. И у нее не было руля. Джереми сел в правое переднее кресло, захлопнул дверь, и без каких-либо дальнейших указаний машина тронулась с места.

Она некоторое время петляла по узким и забитым транспортом улочкам среди старых зданий, часто рывками останавливаясь, то перед светофором, то перед резко затормозившей машиной впереди, и еще более резкими рывками трогаясь. Потом вдруг она вырулила на эстакаду, окруженную пластиковыми противошумовыми щитами. Дорога была свободна, и машинка начала разгоняться. Судя по звуку, мотор у нее был электрический.

Над дорогой сверкало по-земному голубое небо, необыкновенно яркое и чистое. Машин было мало. Края полос движения, отбойники по краям эстакады и разделительный барьер по центру были окаймлены полосами грязного укатанного снега. Пластиковые экраны по бокам дороги посверкивали, то ли сами по себе, то ли из-за выпавшего на них инея.

Потом впереди над дорогой появился гигантский пилон вантового моста. Он тоже был покрыт инеем и сверкал на солнце. Вдруг на приборной доске машинки заморгали какие-то красные лампочки. Машина начала снижать скорость и внезапно свернула на съезд с трассы. Судя по тому, как долго она катилась по закрученному дугой понижающемуся пандусу, дорога была поднята над грунтом очень высоко, может быть на полсотню метров или больше.

Внезапно шумовые экраны по краям пандуса закончились. Машинка оказалась посреди какого-то поселка из обшарпанных двухэтажных домов, отделанных охристой штукатуркой. Поселок выглядел вымершим. Улицы, тротуары и подходы к домам были заметены чистым белым снегом. Окна домов были целы, но за ними не было заметно никаких признаков жизни.

Машинка остановилась. То ли она просто застряла в снегу, то ли неисправность, из-за которой она съехала с трассы, взяла свое. Джереми выбрался наружу. Над крышами домов возвышались эстакада и пилон с веерами вант, по-прежнему сверкавшие на солнце, но выглядящие отсюда как-то призрачно. Откуда-то он знал, что ему нельзя пользоваться мобильной связью.

У ближайшего дома не было дверей, выходящих на улицу. Проваливаясь выше колена в снежные заносы, Джереми попытался обойти дом. За углом он увидел навес из потемневшего земного дерева, а под навесом на веревках тесными рядами что-то висело. Джереми сначала не понял, что это, но потом, приглядевшись, понял, что это рыбы или, наверное, точнее сказать, тушки земных рыб, крупных, почти полметра длиной, с отрезанными головами, выпотрошенные и раскрытые вдоль хребта, как книга. Они висели, покачиваясь на ветру, иногда стукаясь друг о друга. Судя по звуку, они промерзли до полного остекленения.

Пройдя мимо навеса, Джереми наконец-то увидел дверь, такую же деревянную, потемневшую и покосившуюся, как и навес. Он толкнул дверь, и она открылась, пришлось только преодолеть сопротивление заедающих петель. Он вошел в темное помещение прихожую? Тамбур? Подъезд? и с ужасом понял, что в здании почти так же холодно, как и на улице.

Джереми толкнул наугад еще одну дверь ему вспомнились двери и комнаты в аркологии, и от этого воспоминания ему стало нехорошо. На этот раз он попал в освещенную окном комнату. Комната была заставлена мебелью, напоминавшей доисходные фильмы: облезлые фанерные шкафы, аккуратно заправленная железная кровать с пирамидой подушек у изголовья, стулья со спинками из гнутого дерева, застеленный скатертью стол. Куда и почему делись хозяева, было совершенно непонятно, но, уходя, они не создали никакого беспорядка.

Джереми оглядел комнату в поисках телефона, но не нашел ничего похожего. Зато на столе лежала книга в твердом, обтянутом серой тканью, переплете. Надписи на переплете стерлись, и вообще книга выглядела изрядно потрепанной. На углах ткань истерлась и обнажила темный картон. Джереми сел на стул только сейчас он заметил, что одет в тяжелую и объемную, но, наверное, теплую одежду снял рукавицы и открыл книгу.

Бумага была пожелтевшая, но прочная. Почему-то Джереми показалось важным, что на срезе она пожелтела гораздо сильнее, чем на внутренних частях страниц. Книга была отпечатана по какой-то странной технологии. Даже профессиональный принтер на 2400 DPI не мог бы дать таких тонких и ровных линий на графиках и острых засечек у букв.

В книге было множество формул и графиков, которые Джереми не мог понять. Его взгляд зацепился за фразу: "Ядерный магнитный резонанс — это прецессия магнитного момента атома, одетого на магнитное поле." Что-то в этой фразе показалось Джереми неправильным, но он не мог понять, что.

И тут он проснулся.

Он стоял посреди зеленой лужайки, похожей на поле для гольфа, под голубым по-земному небом. Оглянувшись, он сначала увидел Алису. Она стояла рядом с ним, одетая в те же шорты и футболку, в которых прилетала днем, и выглядела растерянной, как будто ее тоже внезапно разбудили.

Перед ними стоял незнакомец. Джереми откуда-то знал, что это незнакомец из аркологии, но почему-то раньше его представлял иначе, каким-то более благообразным. Человека, у которого он арендовал электромобиль в Барнауле, Джереми совсем не запомнил, а незнакомца он видел, как будто наяву. Незнакомец был грузен и выглядел немолодым, старше своих лет, сколько бы их ему ни было. Лицо его было покрыто седой щетиной, и волосы, довольно длинные, начинающие седеть, торчали в разные стороны неаккуратными космами. Крупные черты лица, скошенные лоб и подбородок, большой рот и густые брови придавали ему сходство с обезьяной. Одет он был в мятую темную футболку с каким-то полуоблезшим рисунком на груди, и в потертые синие джинсы.

Сейчас незнакомец выглядел смущенным, и заговорил он не сразу.

— Извините меня, — наконец-то сказал он. — Моя техника еще нуждается в отладке. Как я понимаю, вы довольно серьезно промахнулись.

— А мы куда-то должны были попасть? — мрачно спросила Алиса.

— Да. Я рассчитывал, что вы сразу попадете сюда. Могу я спросить, что вы видели?

— Холод, снег. Беспилотный электромобиль, шоссе на эстакаде и какой-то заброшенный поселок, — сказал Джереми.

— Барнаул? — неожиданно уточнил незнакомец.

— Да, Барнаул, — согласился Джереми.

— Интересно, — смущение незнакомца, похоже, прошло. — Беспилотные автомобили допускали на дороги общего пользования в очень короткое время до первой волны Исхода и некоторое время после Первого Джихада. Это дает нам очень узкие рамки по t. Но под Барнаулом никогда не было таких виадуков. Похоже, это чистая фантазия.

— Но почему Барнаул?

— А это уже был я. В смысле, моя ошибка в настройках.

— А если бы я там застрял?

— Не застрял бы. Я же вам писал. Все, что вам угрожает это увидеть неприятный сон. Вы всегда проснетесь в своей кровати, без каких-либо биологических повреждений. В самом крайнем случае вас разбудят ваши родители. Я не могу только твердо обещать, что успею вас выдернуть до того, как вы увидите что-то действительно неприятное. Но, конечно, постараюсь.

— А что означает "Ядерный магнитный резонанс — это прецессия магнитного момента атома, одетого на магнитное поле"? — набравшись смелости, спросил Джереми.

— Ты прочитал это в книге? — Джереми кивнул. — Честно, понятия не имею. Подозреваю, что ничего. А ты что видела?

— Тоже холод и снег. Яркое лиловое небо. А потом вдруг у всех зазвонили телефоны, и все попадали, где стояли. А потом деревья и дома стали отбрасывать две тени, а снег испаряться на глазах... А потом я проснулась... Или это вы меня выдернули?

— Валгалла? — спросил незнакомец, не обратив внимания на вопрос Алисы.

— Не знаю. Может быть.

— Скорее всего, Валгалла. Первая Сингулярность. Это лучше, это дает мне точную привязку по всем четырем координатам. Буквально до точки.

— А зачем она вам?

— Чтобы больше так не промахиваться.

— А почему вы думаете, что мы вам вообще позволим нас куда-то посылать? Да еще в Барнаул эпохи Исхода? — зазвеневшим голосом спросила Алиса. — Что вы вообще от нас хотите?

— Сейчас объясню по порядку. Наверное, надо начать с того, что вы не случайно попали в аркологию. Вы как бы это сказать...

— Избранные? — неожиданно для себя спросил Джереми.

— Нет. Просто восприимчивые. Существенно больше, чем средний пилот. Даже больше среднего рлаши. Узлы пространства вероятностей притягивают таких, часто помимо их воли. Поэтому же вы можете помочь мне.

— Помочь что? — прервала незнакомца Алиса.

— Помочь выследить этого вашего друга... как его... Сапрыкин он себя называл? Мы остановили аркологию, но проблема немного глубже и шире. Я даже не могу сейчас сказать, насколько.

— А кто такой этот Сапрыкин? Бог? — спросил Джереми.

— Это я и хочу выяснить, — спокойно ответил незнакомец. — Очень сильно сомневаюсь, что сейчас он бог. Боги не действуют такими методами. Но, скорее всего, он на пути к божественности. И, я думаю, это будет не тот бог, с которым кто-то хотел бы иметь дело. Таких лучше останавливать, пока они маленькие.

— А вы бог? — спросила Алиса.

— Тоже нет. Именно поэтому я не хотел бы пользоваться публичными сетями. А не только чтобы вас не подставить. Я как раз пытаюсь избежать божественности. Впрочем, если это окажется единственным средством остановить Сапрыкина

— А почему вы этого не хотите? — удивился Джереми.

— Почему не хочу? Как бы тебе объяснить. В твоем возрасте, наверное, кажется, что энергия и знание из временных петель это здорово. Но если представить себе, как надо измениться, чтобы овладеть этим Ты готов для этого так измениться?

— Как измениться?

— Хороший вопрос. Никто этого не может толком понять. Не говоря уж о том, чтобы объяснить. Почему-то никто из богов не хочет говорить об этом. Немного говорил только Злотников, но он-то по-настоящему не был богом. И толком ведь ничего не сказал, если вдуматься.