Без объяснения причин он объявил, что больше не будет играть. Поскольку он уже делал подобные заявления в прошлом, никто не воспринял его всерьез. Но в 1952 году игры не было, хотя журнал опубликовал статью о Балларде, в которой сообщалось, что у того ухудшилось здоровье в Бэмберри-Пойнт.
После этого он вообще перестал появляться в новостях.
* * *
Глубокая река Пайк протекает по центру Бэмберри-Пойнт, примерно в двадцати пяти милях к юго-востоку от Трентона. В центре города, среди множества кирпичных торговых точек, я нашел аптеку, на витрине которой золотыми буквами был выгнут логотип "Баллард". Аптекой управлял типичный молодой полузащитник, в глазах которого застыло постоянное недоумение.
— Я не знал, что он играет в шахматы, — сказал он. — Может быть, немного в бридж. Но он не большой любитель игр.
— Играет? Он еще жив? — Мое сердце бешено колотилось.
— Дядя Уилл? Вы только что разминулись с ним.
* * *
Я связался с Джуди. Она была в ярости. — Вейсманн продолжает названивать. Он думает, что ты пытаешься сбежать из страны с его деньгами.
— И Джордж Колтановски тоже звонил. Он хочет купить четыре билета на матч с Баллардом. Сказал, что я должна передать тебе, что уже давно пора.
Я покачал головой. — Ты восстановила игры?
— Да, Майк. Я отправила их экспресс-почтой.
— Хорошо. Джуди, у меня есть новости. Судя по всему, этот парень все еще где-то бродит. И еще кое-что, что ты можешь сделать: продиктуй мне первую партию Капабланки, ту, которую выиграл Баллард.
* * *
Игра проводилась в 1918 году. Я мог представить себе эту сцену: будущий чемпион мира и местный мальчишка сидят за деревянным столом на сцене ратуши. (В музее шахмат, согласно журналу, не было соответствующего оборудования, а средняя школа еще не была построена.) Капа, находившийся на пике своей карьеры, не проиграл ни одной партии в течение двух лет и не проиграет еще в следующие шесть. И все же в этот апрельский день, когда огромные армии, обессиленные, лежали в грязных канавах по всей Франции, молодой Уилл Баллард, играя белыми в ферзевом гамбите, удерживал свою позицию в течение пятнадцати ходов, а затем ввел в центр построения Капы пешку, которую кубинец не осмелился взять. Это незаметно подорвало его игру.
Мне стало интересно, какая погода была в то далекое воскресенье. И еще мне стало интересно, многие ли из зрителей осознали грандиозность достижений мальчика.
* * *
Уилл Баллард выглядит вполне заурядно. Он примерно среднего роста, слегка худощав, с седыми волосами. Двигается грациозно, почти как двадцатилетний юноша. Его губы естественно изгибаются в улыбке, хотя ее наполовину скрывают пышные серебристые усы. У него поразительно ясные голубые глаза. Они ничего не скрывают: в них легко читаются смех и гнев. Ясно, что он не игрок в покер.
Его жена Энн принесла сыр и пиво, и мы втроем расслабились под оригиналом Уайета. — Приобрел его еще до того, как о нем узнали, — сказал Баллард. — Сейчас я не мог бы себе позволить это.
Я глубоко вздохнул. — Сэр, вы тот самый Уилл Баллард, который участвовал в шахматных турнирах в Дип-Ривер?
Его челюсть напряглась, а дружелюбие исчезло из его глаз. — Чего именно вы хотите, мистер Катворт?
Старинные часы "Марбери", изящные и изогнутые, в черном корпусе, безмятежно тикали на каминной полке. — Мистер Баллард, вы замечательно играете в шахматы. Я хотел бы понять, почему тот, кто делает то, что умеете вы, никому не известен.
— Понимаю. — Он изо всех сил пытался нахмуриться, но бросил это занятие. Наконец он пожал плечами и улыбнулся. — Меня знают там, где это важно.
— Каково было победить Капабланку?
— Мне понравилось. Знаете, он был довольно хорош.
— И вы победили Алехина, когда он был чемпионом мира.
— В эту игру почти не играли, — сказала Энн. — Они всегда назначали их, эти игры, на День семьи. Но у Алехина было турне, и в последнюю минуту он добавил несколько городов. Он настоял на том, чтобы приехать пораньше, выступив за день до этого, и предупредил нас только за два дня. Мы были в Чикаго, навещали мою сестру, когда пришла телеграмма. Уилл много ворчал, но мы сели на поздний поезд и вернулись сюда за полчаса до начала игры.
— Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, — сказал Уилл, — мы бы остались в Чикаго.
— Ты наслаждался каждой минутой. — Энн рассмеялась, ее глаза сияли. — У Уилла возобладал инстинкт кавалериста. Он был великолепен. Мы приехали на такси в сопровождении полицейского эскорта, под вой сирен и радостные крики людей. Это было чудесно. Такие вещи, — задумчиво добавила она, — больше не случаются.
— Ваша первая игра была против Маршалла. Какова была его реакция, когда вы выиграли?
— Удивление. Они всегда удивлялись. И мне показалось, что он был немного смущен. Но пожал мне руку и, похоже, был доволен. Он сказал, что надеялся снова получить от меня весточку.
— Но так и не дождался.
— Нет, думаю, что нет. Он вернулся примерно через шесть лет. И спросил меня об этом.
— Что вы ему сказали, мистер Баллард?
— Меня зовут Уилл. — Он обмакнул полоску сыра в горчицу. — К тому времени я перестал играть, за исключением ежегодной игры. И просто объяснил, что у меня были другие дела.
— Вы больше ни в какие шахматы не играли? — Я, конечно, не поверил.
— К 1922 году? Нет.
— Когда вы вернулись к регулярной игре?
— Я никогда этого не делал.
— Но вы необыкновенно играли в шахматы еще тридцать лет!
Он выглядел удивленным. — Я был довольно хорош, не так ли?
Все это не имело смысла. — Почему вы бросили это?
— Хотите знать правду? Шахматы — это скучно.
Меня нелегко шокировать. Я прошел через две войны и некоторое время водил такси в Филадельфии. Но это было все равно что подбросить дохлую кошку по церковному проходу.
— Шахматисты не общаются друг с другом, — продолжил он. — Есть только вы и работа на доске. Геометрия интригует, головоломки — это увлекательно, но кого это на самом деле волнует?
— Это, должно быть, оставило ужасную пустоту. Вы смогли найти способ заменить шахматы?
— "Подковы". Замечательная игра. Здесь борьба один на один. Ты знаешь, с кем играешь. Все эти годы я дурачился с шахматами: они увлекают слабые умы, вы же понимаете. Обычно я возвращался домой после вечера, проведенного в клубе, и ничего не знал о человеке, с которым играл. О, я мог бы знать, что у него были симпатии к французам, или что он раздражался, когда не выигрывал, или что-то в этом роде. Мы с Энн поженились в 1920 году. И однажды вечером в клубе, когда я рассказал им об этом, мне пожали руку и спросили о защите Каро-Канн.
— Но вы продолжали участвовать в ежегодной игре?
— Это стало традицией, и люди более или менее ожидали этого. Они не давали мне уйти, пока, наконец, я просто не отказался играть дальше.
— В газете писали, что у вас ухудшается здоровье.
— Да, — усмехнулся он. — Энн сказала им, что меня это достало.
Когда представилась возможность, я рассказал о результатах проекта "Капабланка". — Анализ данных показывает, что вы лучший из всех, кто когда-либо жил на планете.
— Приятно слышать. — Его взгляд был устремлен куда-то поверх моего плеча. — Может быть, вы и правы насчет векторов. Что такое ладья или слон, как не пули? Главное — знать, как заряжать и наводить ружье.
— Уилл, не сыграете ли вы еще одну игру? Выставочную?
Его глаза остекленели. — Я не хочу начинать это снова, Майкл. Нет, большинство людей уже давно все это забыли. Я бы предпочел оставить все как есть.
— Вы могли бы стать чемпионом мира.
— Я жил своей собственной жизнью. Но, признаюсь, об одном сожалею: мне хотелось бы сыграть с Бобби Фишером.
* * *
Утром я позвонил Вейсманну. — Где ваш шлемиль, Катворт? — спросил он без предисловий.
— Балларду нездоровится.
— Жаль это слышать. Можете прислать чек мне в офис.
— Вы это несерьезно. Он уже не молодой человек, Вейсманн.
— Послушайте, Катворт, вы поставили меня в неловкое положение. Так или иначе, вы и ваш "танковый городок-торнадо" заплатите за это. Но я не безрассуден. Вот что скажу вам: я сам туда съезжу. Убедите меня, что он действительно болен, и я сниму вас с крючка. Если нет, вы сразу же заплатите. Увидимся в субботу. — Он рассмеялся и повесил трубку.
* * *
Так что я с раскаянием вернулся к Балларду, чтобы признаться и отдаться на его милость. Он обивал панелями свою столовую.
— Прошло слишком много лет, Майк, — сказал он. — А если мне повезет и у меня все получится, кто будет следующим? Гарри Каспаров?
— Этого бы не случилось, Уилл. На самом деле, этого бы не случилось. — Но я знал, что это не так. — Как вы думаете, ясно видно развитие болезни, приводящей к инвалидности?
Он старался не рассмеяться. — Майк, у меня есть свои недостатки. Вряд ли можно наслаждаться жизнью, не совершив небольшого греха. Но я просто не очень убедительный лжец. — Он выглядел уставшим. — Давайте подышим свежим воздухом. Это всегда помогает.
Десять минут разговора привели его в чувство. Но на меня это никак не повлияло.
* * *
— Государственный департамент заинтересован, — сказала Джуди. — У нас были и другие звонки, некоторые из-за пределов страны. Люди хотят знать, когда он собирается выступать, и хотят купить билеты.
— Какие люди? Кто звонил?
— Бент Ларсен, Борис Спасский, Анатолий Карпов, Ларри Эванс, Лайош Портиш. И Каспаров. На самом деле, похоже, что у вас может быть российская делегация. Когда игра?
Я закатил глаза и объяснил. — Простите, — сказала она. — Но, босс, я не понимаю, что происходит.
— Следовало бы знать его. Балларда. Но я думаю, что все те люди, с которыми он играл все эти годы, признали в нем гения, которого они раньше не видели. Это могло ускользнуть от более слабых игроков. Но Рети и Решевский, и подобные им, знали бы. И сцена после этих игр, должно быть, всегда была одной и той же. Они бы начали с того, что попытались убедить его использовать свой талант, играть серьезно, а закончили бы уважением к его личной жизни.
— Теперь они думают, что он наконец-то выйдет на публику. Они рады за него, распространяют информацию, и будет всеобщее празднование. За исключением того, что его там не будет.
* * *
Мне принесли записи партий, и я проанализировал пару его побед над Маршаллом и партию с Рети. Он был безупречен. Окружил короля Рети и безжалостно атаковал его, пожертвовав ферзя и ладью, чтобы получить преимущество в позиции. Слон и конь были готовы к решающей атаке, когда великий чех сдался. Во второй партии с Маршаллом Уилл использовал жертвенную комбинацию из двенадцати ходов. У чемпиона США было три лишних фигуры, когда он сложил своего короля.
Я показал Уилла в шестичасовых новостях и в газетах, надеясь оказать на него некоторое давление.
Сообщалось, что Бобби Фишер из Лос-Анджелеса был заинтересован в участии в турнире. Я поговорил с местными политиками, указав им на финансовые преимущества этого матча. Они обещали помочь. Я передал "Дип-Ривер Кристл", преемнику "Журнала", слова Вейсманна о "танковом городке-торнадо", которые они с радостью перепечатали. Журналисты собрались у дома Балларда, и Уилл с удовольствием высказывал свое мнение о Заире и Ближнем Востоке. Однако по поводу игры он остался непреклонен: играть не будет.
— Не думай, Майкл, — сказал он мне, — что я не знаю, что ты делаешь. Это ничего не изменит.
Но согласился поужинать со мной в субботу вечером.
* * *
Мы прибыли в "Олдстоун-хаус" точно по расписанию. Уилл был подозрителен и, устроившись среди граненого стекла и оплывающих свечей, долго осматривался по сторонам, как какой-нибудь византийский государственный деятель, ожидающий покушения. — Если вы собирались бросить мне вызов, — резко сказал он, — почему не смогли продюсировать Бобби Фишера? Почему связались с человеком, о котором никто никогда не слышал?
Мы заказали напитки, и я предположил, что он не в курсе. Он как раз обдумывал это, когда появился сам инициатор. Одежда Вейсманна была в традициях интеллектуалов: мешковатый твид с заплатками на локтях, серые брюки, без галстука. Уилл закатил глаза, его подозрения подтвердились.
Вейсманн мгновенно оценил ситуацию. Его лицо озарила блаженная улыбка, свидетельствовавшая о его любви ко всему человечеству. Он пожал руку Уиллу, сделал комплимент Энн и заказал бренди.
Мы обсудили актуальные фильмы, сенсационный судебный процесс, о котором тогда писали все газеты, и экономическую политику президента. Вейсманн в целом соглашался с Уиллом на протяжении всего разговора. Он мог по-разному относиться к степени паллиативности, к величине, скажем, налогового стимулирования, но в целом, казалось, разделял принципы пожилого человека.
Такого Вейсманна я никогда не видел. Он излучал обаяние. Энн, как я заметил, испытывала инстинктивную неприязнь к своему неожиданному собеседнику. Но Уилл был поглощен разговором.
Мы покончили со стейками, и Вейсманн заказал еще выпивку. Он попросил разрешения закурить и поднес спичку к пенковой трубке. Это была его знаменитая трубка "победа", которую он традиционно раскуривает после решающего удара. Я понял, что он оценил Балларда по достоинству и нашел, что тот ему не подходит. — Уилл. — Он пососал черенок. — Мне жаль, что вы не можете ясно видеть свой путь. Но я понимаю. Одобряю ваши принципы. — Он бросил на меня косой взгляд, в котором торжествующе смешались добродушие и презрение. Это сбивало с толку своим контрастом с настроением вечера, как будто кто-то щелкнул выключателем.
Энн уловила это и ощетинилась. Она наблюдала за своим мужем, который, по-видимому, ни о чем не подозревая, рассеянно смотрел в свой стакан с водкой. Затем его плечи расправились. — С другой стороны, — медленно произнес он, — есть аргументы в пользу гибкости. Я задаюсь вопросом, не обязан ли я предоставить Майклу честный шанс выиграть его пари.
Вейсманн заколебался. Его веки закрылись, он небрежно осушил свой бокал и пожал плечами. Никто не произнес ни слова. Официант подошел и ушел. Наконец Вейсманн сочувственно посмотрел на старика. — Как вам будет угодно, — сказал он.
* * *
На один прекрасный уик-энд Дип-Ривер снова стал шахматной столицей мира. Пал Бенко и Уолтер Браун присоединились к Джону Ченселору и государственному секретарю. Мотели были заполнены до самого Трентона. Маршировал школьный оркестр, выступали политики, а букмекеры не давали Уиллу Балларду ни единого шанса.
Энн объяснила, как он изменил свое мнение. — Ему не нравится Вейсманн. Вейсманн не воспринимал его всерьез. Его тон, его отношение: он не думал, что Уилл имеет значение, так или иначе. Он просто использовал его, чтобы добраться до вас. — Она пожала плечами. — Итак, Уилл решил, что вас нужно спасти. Это снова инстинкт кавалериста.
— И, Майк, не беспокойтесь о своей ставке. — Она подмигнула. — Эти деньги уже в банке.
* * *
Матч был запланирован в Дип-Ривер. Накануне вечером "Олдстоун-хаус" был переполнен знаменитостями. Уилл исчез рано утром. Ходили слухи, что Фишер был в городе.