И размышления, и поиски Трофимова были прерваны деликатным стуком в дверь. Получив разрешение, в кабинет скорее просочился, чем вошел, лейтенант Иванов с блокнотом в руках, который после молчаливого жеста Трофимова сел на стул, преувеличенно аккуратно положил блокнот на стол и с загадочной полуулыбкой негромко обратился к своему куратору.

— Товарищ бригадный комиссар. — В свете вновь открывшихся обстоятельств, у меня есть для Вас предложение, от которого, очень надеюсь, Вы не сможете отказаться.

Трофимов, и так пребывавший в не самом лучшем расположении духа, нутром почуял, что лейтенант принес с собой очередные проблемы, поэтому набычился и резко спросил:

— Ну, что ты там еще задумал, лейтенант?!

— Это не я задумал, товарищ бригадный комиссар, — успокаивающим тоном и опять с легкой улыбкой произнес Сергей. — Это фашисты задумали, а у нас с Вами есть очень неплохие шансы им эти их задумки поломать.

— Излагай, — уже чуть мягче сказал Трофимов, привычно открывая свой блокнот и готовясь помечать отдельные моменты беседы.

— Я только что из медсанбата, где разговаривал с раненым немецким командиром роты, который вместе со своей ротой так неудачно для него подвернулся под сапог нашей группе при возвращении в Сокулку...

— Подожди, лейтенант!!! — Как это ты с ним разговаривал!? Он же из-за переломов челюсти разговаривать не может — его сегодня мои особисты допросить пытались, так он, сволочь, только мычит что-то непонятное.

— Виноват, товарищ бригадный комиссар, — снова улыбнулся Сергей. — Я с ним письменно разговаривал — писать то он может. Вот я ему вопросы и задавал, он ответы на них вот в этом блокноте записывал, а моя знакомая — военфельдшер Татьяна Соколова, которая, помимо того, что хороший врач, так еще и в совершенстве знает немецкий язык — написанное немцем читала и мне переводила.

— Вот же хитрый пройдоха! — невольно вырвалось у Трофимова. — Нет, ну ты посмотри — и тут он свои необычные штучки измысливает. Придумал ведь, шельмец, даже как у временно немого врага информацию получить, а моим специалистам по допросам нос утер!

— Кстати, твоя знакомая Татьяна Соколова — это случайно не та девушка-врач, что ты из рейда по немецким тылам привез? — хитро прищурился Трофимов, угрюмость и задумчивость которого в ходе столь необычного диалога как то постепенно улетучились и перестали давить на нервы.

— А впрочем, ладно, о твоей знакомой позже. — Продолжай про немца.

— Продолжаю про немца, товарищ бригадный комиссар. — Помимо прочей интересной и важной для нас информации о системе снабжения и организации работы тыловых служб Вермахта, немецкий гауптман сообщил, что в населенном пункте Суховоля, точнее, на его окраине, немцы организовали временный сборный пункт, по типу концлагеря, для приема советских военнопленных. Там уже сейчас собраны больше двух тысяч наших пленных бойцов и командиров — причем пока и бойцы, и командиры собраны в одном месте, только содержатся в разных отделениях сборного пункта. Помимо функции сбора пленных, этот пункт выполняет также функции временного рабочего лагеря — в нем собрано много специалистов строительных участков 68-го Гродненского и 66-го Осоветского укрепрайонов, а также значительное количество личного состава строительных батальонов, которые перед войной перебросили к границе для ударного строительства этих самых укрепрайонов. Теперь эти специалисты и остальные пленные временно, до момента их отправки в постоянные концентрационные и рабочие лагеря на территории Польши и Германии, используются немцами в качестве рабочей силы для различных работ, в том числе для работ по демонтажу объектов и сооружений укрепрайонов, сбору нашей и немецкой битой техники.

Трофимов выслушал Сергея и задумчиво уставился на карту, отыскивая на ней Суховолю.

— Странно, почему концлагерь, пусть и временный, немцы организовали именно там? Железной дороги там нет, сам населенный пункт небольшой, даже сразу и не скажешь, это маленький городок или очень большая деревня.

— Что думаешь, лейтенант?

— Я думаю вот что, товарищ бригадный комиссар. Вот, посмотрите, по карте видно, что Суховоля, а здесь он указан как небольшой город, расположен примерно в центре неправильной трапеции, в углах которой Белосток, Гродно, Августов и Граево, а стороны образованы железными и шоссейными дорогами. Примерно посередине этой трапеции проходит почти параллельно границе рокадное шоссе Осовец — Домброво, и Суховоля находится также примерно посередине этого шоссе. Более того — от нижнего левого угла трапеции, из Белостока, через Суховолю к ее верхнему правому углу, Августову, и далее в Польшу, на Сувалки, тоже идет шоссе, причем идет почти по прямой, с небольшими изгибами. Думаю, немцы просто сочли для себя удобным собирать пленных в этом центре со всей округи, чтобы потом их было удобно транспортировать дальше пешим порядком, не загружая лишний раз и так сейчас перегруженную снабжением их наступающих войск железную дорогу.

— Ну, хорошо, лейтенант, допустим, это так. — Что дальше?

— Дальше рассудите сами, товарищ бригадный комиссар:

— Немцы сейчас, фактически, делают за нас нашу работу — собирают личный состав разбитых и потерявших управление подразделений со значительной территории в одну кучу и в определенном месте, о котором нам стало известно. Осталось только уже собранных людей оттуда вовремя забрать.

— А хлебнув немецкого "гостеприимства", и прочувствовав на собственной шкуре идеологию обращения высшей расы с остальными малоразвитыми народами, в особенности со "славяно-азиатскими дикарями", даже те из них, кто не был захвачен в бою, а сдался в плен сам — по различным причинам, но сам, добровольно — уже сейчас наверняка кардинально пересмотрели свои убеждения. И, если их сейчас освободить, вооружить и поставить в строй — более беспощадных к немецким захватчикам бойцов трудно будет найти.

— Еще момент. Наши бойцы и командиры там обретаются пока недолго — два-три дня. Злобы и ненависти к фашистам, как я только что сказал, у них сейчас уже через край. А вот физические кондиции от тяжелой работы, скудного питания и бесчеловечного обращения с ними со стороны лагерной охраны, серьезно снизиться не успели. Соответственно, и боевая эффективность после освобождения у них будет максимальна.

— И последнее. Подумайте, товарищ бригадный комиссар, какой моральный и идеологический эффект произведет появление бывших пленных в составе наших частей, и их рассказы о плене и освобождении. Вот Вам две темы обсуждения в солдатской среде навскидку. С одной стороны — мы своих не бросаем, специально вернулись за ними аж в немецкий тыл. С другой стороны — после рассказов бывших пленных об условиях содержания и обращении с ними там, вряд ли кто захочет сдаваться туда добровольно.

— Согласен, лейтенант. — Со всем, что ты сейчас сказал — согласен! Что конкретно предлагаешь?

— Так вот, товарищ бригадный комиссар. — Вы сейчас сами подтвердили, что необходимость освобождения советских пленных не вызывает у Вас никаких сомнений или возражений. Но есть обстоятельства, которые требуют сделать это как можно быстрее — именно поэтому я и прибежал к Вам, на ночь глядя. Дело в том, что раненый гауптман сообщил о двух моментах, которые вынуждают нас очень поторопиться с атакой лагеря и освобождением наших пленных.

— Первое. — Сейчас охрана концлагеря относительно небольшая, да и в самом Суховоле немецких войск немного — максимум, пехотный батальон. Ну, может быть, еще какие-нибудь части усиления типа артиллерийского дивизиона из состава пехотного полка, или приданной из резерва командования роты легких танков. Не факт, что потом охрану не усилят или не расквартируют дополнительные части — в Суховоле ведь был дислоцирован стрелковый полк нашей 27-й стрелковой дивизии, так что места для дополнительного размещения своих частей немцам хватит.

— Второе. — Раненый гауптман сообщил, что в сборный пункт постоянно прибывают новые партии пленных, вследствие чего он уже переполнен, а расширять его не планируется. Поэтому, со дня на день, значительное количество пленных большой колонной и пешим порядком погонят из Суховоли в Августов, и далее через границу в Польшу, в Сувалки. Там крупный транспортный узел и центр снабжения 3-ей танковой группы Вермахта. И уже оттуда их будут по железной дороге отправлять дальше, в различные постоянные концлагеря на территории Польши и Германии.

— Как видите, товарищ бригадный комиссар, действовать необходимо немедленно, и планируемый на послезавтра выезд придется перенести на сегодняшнюю ночь, в крайнем случае — на утро.

Трофимов вновь почувствовал раздражение. Да, пленных освобождать надо, это даже не обсуждается. И резоны лейтенант Иванов привел правильные, и описал все очень точно. Но вот как и каким образом их освобождать... Ведь сейчас по создаваемой группе лейтенанта Иванова ничего еще толком не готово — ни техника, ни транспорт, что он просил, ни личный состав для прикомандирования и обучения... Сейчас уже вечер, если выезжать в ночь — осталось всего несколько часов! Авантюра, по-другому не скажешь. А ведь эту авантюру еще надо согласовывать с Титовым и как то обосновывать личное участие в ней лейтенанта Иванова, которого ему приказали всеми силами оберегать от всяких опасных авантюр...

Попутно, вкупе с раздражением, к Трофимову припожаловала и профессиональная подозрительность, которая сформулировала закономерный вопрос — откуда это раненый командир обычной немецкой пехотной роты так много знает о концлагере, и вообще о размещении немецких войск в Суховоле? Уж не ловушка ли это? Лейтенант Иванов об этом не подумал?

— Подумал, товарищ бригадный комиссар, — ответил на вопрос Трофимова Сергей. — И по результатам беседы с гауптманом могу с весьма высокой степенью вероятности сказать, что если немец и врет, то в мелочах. А знает так много о концлагере и немцах в Суховоле потому, что его рота как раз входила в состав батальона 329-го пехотного полка 162 пехотной дивизии 20-го армейского корпуса Вермахта, который, после отступления частей нашей 27 стрелковой дивизии от границы и оставления Суховоли, был направлен для занятия этого населенного пункта. И этот же пехотный батальон попутно должен был обеспечить охрану организованного там временного сборного пункта военнопленных. А рота нашего бравого гауптмана первоначально была выделена командиром батальона именно для охраны лагеря. Но гауптман, вероятно, слишком сильно захотел поиметь славу непобедимого арийского героя, и уговорил командира батальона разрешить его роте вместо охраны лагеря преследование отступающих от Суховоли в сторону Сокулки дезорганизованных частей Красной Армии. Преследовал, догнал и приступил к уничтожению. А тут вдруг сзади мы — дальше эту историю Вы знаете. В результате, надеюсь, этот бравый арийский гауптман если и станет когда-нибудь героем, то только героем перевыполнения плана лесозаготовок где-нибудь на Колыме. Ирония судьбы — концлагерь от него все равно никуда не денется, только роль в процессе поменяется — вместо охраняющего гауптман охраняемым будет.

— Ну, хорошо, лейтенант. — Допустим, ты меня убедил в необходимости срочно выдвигаться в немецкий тыл и освобождать пленных. Но как — какими силами и средствами — ты собираешься это делать?

— Ничего невозможного, товарищ бригадный комиссар. — Я тут прикинул — мне не так уж много людей понадобится. Возьму свою группу, взвод броневиков старшего сержанта Гаврилова, транспорт, что мы с Вами сегодня оговаривали, да и пойду. Вот только нужно будет с собой дополнительно пару медиков взять — они нам там понадобятся, поскольку, сильно подозреваю, раненых в лагере будет много, а вопросами медицинского обслуживания советских пленных немцы не занимаются принципиально. И, к слову, раз уж речь зашла о медиках и медицине... Пользуясь случаем, хотел попросить Вас, товарищ бригадный комиссар, прикомандировать к нашей группе в качестве врача в пункте постоянной дислокации военфельдшера Татьяну Соколову и...

Договорить Сергей не успел — его речь прервал рев Трофимова, чье копившееся в течение дня раздражение, наконец, нашло удобный повод и вырвалось наружу.

— Что?!! — Молчать!!!

— Ты что, лейтенант, считаешь, что война вокруг тебя — это игрушки?! — С нами сейчас что, дети несмышленые воюют, которых ты, играючи, одной левой, побеждать собрался?! — Или ты бессмертный?! — Или тебе успех пары удачных диверсий в голову ударили — и ты вообще перестал обстановку адекватно оценивать?!

Чуть успокоившись, Трофимов продолжил.

— В общем, так, лейтенант. — Если не хочешь до конца войны сидеть в глубоком тылу под усиленной охраной, ты со своим шапкозакидательством заканчивай. Я вообще считаю, что риск предстоящей операции по освобождению пленных слишком велик, и тебе лично там делать совсем нечего. Но очень уж ты, засранец, повод важный нашел — советских людей из плена вызволять. А я просто не представляю себе, кто, кроме тебя, с твоей удачливостью и опытом из будущего, сейчас это сделать сможет. Поэтому и не отказываю тебе в этой попытке.

— Но ты не наглей! И количество бойцов для рейда я сам определю! И в рейд с тобой, как уже говорил, лично пойду, а то, боюсь, ты решил всех немцев один победить.

И уже совсем успокоившись, добавил.

— А военфельдшера Соколову, твою, гм..., знакомую, я к организуемому отряду прикомандирую, раз уж ты так сильно хочешь, чтобы она поближе к тебе была. Это как раз не сложно будет сделать. И пару санинструкторов ей в помощь найдем. — Может быть, хотя бы ради нее ты перестанешь в немецких тылах на рожон лезть.

Потом Трофимов снял телефонную трубку и принялся сыпать распоряжениями.

А Сергей в режиме "ошпаренной кошки" помчался готовиться к экстренному выезду сам и готовить своих бойцов, технику, вооружение и все остальное, попутно нет-нет, да и размышляя на втором плане сознания о том, как там все сложилось сегодня у генерал-майора Хацкилевича в Белостоке.

Глава

Небольшая колонна в составе автомобиля командующего 6-го мехкорпуса генерал-майора Хацкилевича, пары средних пушечных броневиков и двух грузовиков с бойцами взвода охраны, медленно ползла по ямам и воронкам основательно разбитого немецкой авиацией шоссе, вдобавок ко всему весьма плотно загроможденного брошенной на нем техникой, как сгоревшей в результате налетов немецкой авиации, так и просто оставленной в результате поломок. И эта медлительность перемещения по всего лишь сорокакилометровому отрезку дороги между Сокулкой и Белостоком Хацкилевича весьма сильно раздражала. Раздражала потому, что сейчас был дорог каждый час, и сам он, на своем вездеходном автомобиле ГАЗ-61— специальной модификации "Эмки" для высшего командного состава Красной Армии со всеми ведущими колесами — мог бы даже по этому, разбитому и загроможденному шоссе, ехать значительно быстрее. И, наверное, уже с час назад был бы на месте. Но вот охрана... Приданные броневики охраны еще могли бы угнаться за его вездеходом по такой дороге, а грузовики с бойцами — уже никак.

На обязательном и отныне постоянном наличии охраны, да еще не только в виде пары броневиков, но и целого взвода бойцов на транспорте и с автоматическим оружием, вчера и сегодня утром упрямо настаивал все тот же неугомонный лейтенант Иванов — ну прямо все уши прожужжал. А бригадный комиссар Трофимов и дивизионный комиссар Титов, после того, как прослушали короткий, но эмоциональный рассказ лейтенанта Иванова о том, что сейчас вытворяют в советских тылах переодетые в форму Красной Армии диверсионные спецгруппы 800-го "учебного" полка особого назначения "Бранденбург", прониклись. И единым фронтом выступили в поддержку идеи выделения для новоиспеченного командующего Белостоцким укрепрайоном постоянной охраны в целях обеспечения его безопасности. Хацкилевич выслушал заинтересованные стороны, внял объективным доводам, и вот теперь, в компании Титова, и в состоянии сильного раздражения, медленно тащился по разбитой дороге.