Радужные крылья (общий файл)

— Паша, Олли...

— Сань, подожди, сейчас меня Зая уколет, и я тебя спокойно выслушаю. Пока я не в состоянии.

— Хорошо.

Мы замерли, слитые в объятии, боясь отпустить друг друга. Всё как в тот раз, и такая же равнодушная луна за окном... Бесшумно вернулась Зая. Шприц мелькнул перед глазами. Пашка слегка зажмурился, и облегчённо выдохнул. А меня затопил стыд. Бедный Пашка! Всё так же прижимаясь к его плечу, я благодарно кивнула:

— Спасибо, Зая.

— Зоя.

— Ага, я помню. Зая, спасибо тебе.

Я зашарила по карманам. Пальцы дрожали, карманы не находились. Никотина хотелось просто до одури.

— Паш, у тебя сигареты есть?

— Тебе нельзя сейчас. Малейшая нагрузка на сердце и приступ может повториться.

Ну твою ж мать! Повторения не хотелось, и я снова кивнула:

— Понятно. Спасибо, Зая.

— Зоя.

— Ага. Спасибо тебе. Гос-споди. Кошмар какой-то. — Я потёрла глаза. Курить хотелось немилосердно. — Съездили, называется, отдохнули. Если б не ты, Зая...

Лисицына почесала переносицу и вздохнула:

— Я боялась, что это случится. Всё к тому шло. Саша, тебе надо к врачу.

Я заторможено хмыкнула. К врачу. Ага.

— Паша?

— Решим, Зая. Спасибо тебе большое, очень выручила. Мы ещё посидим немного. Чаю вон попьём. Чай-то нам можно? — Зоя кивнула. — А ты бы шла отдыхать. И так уж вон полвторого.

Зая опять кивнула и тихо ушла.

— Ну что, Гриднева, курить пока нельзя. Пойдём хоть чаю попьём? С мятой. Я тут вчера целый куст ободрал. Думал тебя с утра порадовать.

Я обречённо вздохнула. Можно и мяты, раз сигарет пока не предвидится.

— Пойдём, Паш. Порадуемся сейчас.

Мы соскребли себя с пола и двинулись на маленькую кухоньку. Ну это я конечно себе польстила. И отскребал и двигался Пашка, а я так, была лишь приложением, с трудом переставляя ноги.

А потом был чай с мятой. И грея ледяные пальцы о горячие бока кружки, я рассказала Пашке обо всём. Про горы. Про барона. Про страховидл. Про то, как Олли упал...

Пашка вертел в пальцах свою кружку, молчал и думал.

— Не знаю, Сань, нафига была нужна вся эта история, если он просто умер.

— Паша, Олли не!..

— Гриднева, он летел на камни, с очень приличной высоты, если я тебя правильно понял. Так что других вариантов я тут не вижу.

Я пила чай, давя в себе слёзы и постукивая зубами о края кружки.

— Но, — тут Пашка многозначительно поднял вверх палец. — Не всё так просто.

— В смысле?

— В смысле, ты целый год лазила в чужой мир, оберегала этого Олли, и всё это должно вот так просто закончится? Так не бывает, Гриднева. Во всём есть смысл. Во всём и всегда. Просто мы его не видим, — он глотнул чая и весомо добавил. — Но это не значит, что его нет.

— Да?

— Да.

— То есть ты считаешь, что я не крышей поехала, а реально в чужой мир моталась?

Пашка пожал плечами.

— Кто его разберёт, Сань? Но всё это очень странно выглядит. Я думаю, вернёмся, надо будет к Ильиничне сходить. Деревенские заговоры вещь хоть и не научная, но работает. Может она что дельное подскажет. А в дурку-то всегда успеем, я полагаю.

Громкий хохот с улицы заставил меня поморщится. Гулянка и не думала заканчиваться. А мне их радостные вопли были сейчас как пилой по сердцу.

— Паш, давай сегодня домой вернёмся, а?

Пашка вздохнул и согласно кивнул.

— Давай. В обед как раз мимо рейсовый автобус проходит. Тормознём, к вечеру дома будем. Но чур вещи теперь ты собираешь. Я вчера их как придурок по всем шкафам и полкам раскладывал, так что твоя очередь хозяйствовать.

Естественно я согласилась. Собрать барахло не великая печаль, тем более спать совсем не хотелось. Так что к обеду мы стояли на пыльной остановке. Пашка курил и трепался с каким-то местным мужичком о рыбалке. Зая задумчиво трогала молоденькие побеги на ветках ёлочки, что выросла совсем близко к дороге. Трогала, нюхала ладонь и робкая, неуверенная улыбка изгибала уголки её губ. Такое чувство, что девчонка забыла, как это делается. Даже стыдно на минутку стало, что лишили её отдыха на природе. Но что уж теперь, да и не оставлять же её в чужой компании. Тем более пьянка только набирает обороты, а в кемпинге полно парней, охочих до таких вот нежных зайцев.

Старенький ЛиАЗ сначала оглушил шумом (видать глушитель так и остался в советском прошлом), обдал нас пылью и убил все обонятельные рецепторы адской смесью бензина, солярки и похмельного выхлопа самого водилы. Так что я искренне засомневалась в благополучии нашего возвращения. Однако, несмотря на все вышеперечисленные неудобства, всё оказалось не так и плохо. Народу было немного, человека три-четыре, так что устроились мы свободно. Ветер, врываясь в люк на крыше, успешно проветривал салон, дорога предстояла длинная, скучная, леса-поля да ёлки, так что я привалилась к Пашкиному боку и отрубилась ещё на первом километре. Мне ничего не снилось.

А вот проснуться выпало совсем нескучно. Похоже, мы попали в грозу, мало того, в самый её эпицентр. Практически без остановки грохотал гром, с таким треском и оглушительными раскатами, что казалось, небо сейчас развалится на куски и рухнет нам на голову. Дождь остервенело барабанил по крыше, зло бил в стёкла, заливая их сплошным потоком. Автобус швыряло, заносило и волокло куда-то со страшной силой, едва не переворачивая на поворотах. Блеск молний острыми ножами резал черноту за окном. Автобус сотрясался под ударами ветра, натужно скрипел и едва не разваливался на ходу, но продолжал ломиться сквозь бурю. От визга двигателя закладывало уши. Казалось, что молнии бьют совсем рядом, а от каждого удара грома, хотелось нырнуть на пол и забиться под сиденье. И только Пашкина рука не давала мне сойти с ума от страха и удерживала от падения.

В салоне было темно как в волчьей пасти, и после острых вспышек молний тьма казалась лишь гуще. Испуганные вскрики людей иногда заглушали раскаты грома, кто-то пронзительно взвизгивал. И вдруг всё это перекрыл басовитый непрерывный, абсолютно мозговыносящий гудок клаксона.

Очередной удар грома и такой ослепительно-белый свет, что глазам было больно даже сквозь веки, жуткий скрежет металла и... И внезапно всё кончилось. Автобус замер, словно воткнулся рылом в песчаный бархан. Клаксон резко заткнулся, и обрушившаяся тишина оглушила похлеще грома. Мир окончательно поглотила тьма. Гроза, глухо ворча, уходила в сторону, оставляя нас до мокрых штанов испуганных мощью стихии.

Я сидела, судорожно вцепившись в Пашкину руку, безуспешно пытаясь рассмотреть хоть что-то в полной темноте. Где-то справа тихо подвывала какая-то женщина, с всхлипами и причитаниями. А потом все заговорили разом, будто тишина пугала гораздо больше грозы.

— Что за херня?!

— Что, вашу мать, такое?!

— Почему темно?! Водитель! Водитель?! Что происходит?!!!

— Мама! А-аа!!!

— Водила? Чё за дела?!!

Руки ходили ходуном, сердце билось где-то в горле, готовясь выпрыгнуть из груди. Тьма тяжело давила на плечи, хотелось орать в голос, а получался почему-то только едва слышный хрип.

— Ты как, жива? Посиди, я пойду, гляну, что случилось.

Я смогла лишь кивнуть и судорожно вцепиться в спинку сиденья. Пашка отправился к водителю. Судя по теням, там столпилась целая толпа. Они чем-то шуршали, переговаривались вполголоса. И тут...

Зажегся свет. Маленький фонарик от мобильного высветил высоченного мужика. Вроде в салоне такого не было. Или был?

— Так, народ! Всем тихо. Мы кажись, приехали. Водитель у нас помер.

Бабий вопль перекрыл общий шум:

— Ой, боженьки, да что ж это делается?!! Как помер?!

— НЕ ОРАТЬ! Не знаю я, как он помер, но пульса точно нет.

— Почему темно?!

— Автобус заглох намертво. Не заводится, и аккумулятор сдох, кажись.

— Господи! Да что же это?!

Какая-то девчонка плакала навзрыд, что-то силясь спросить. Мужики столпились впереди салона, что-то выясняя. А рядом со мной плюхнулась Зая.

— Саша, как ты?

Я вцепилась в неё двумя руками.

— Нормально, только шишку набила на лбу.

— Кожу не рассадила?

— Нет, вроде бы. Сама как?

— Руку ушибла, но не сильно. Что вообще происходит?

Тут к нам протолкнулся Пашка.

— Зая, жива? Сань, глянь телефон, сеть есть?

Сети не было. Ни у кого. Мало того, батарейки садились моментально, будто их высасывало. Телефонного фонарика хватило минут на десять от силы. За окном всё так же лило, и тьма была всё такой же густой и липкой. Автобус всё так же содрогался под ударами ветра. Парни с трудом растолкали 'гармошку' двери и высунули наружу носы, так их чуть не смыло. Осмотреться не удалось.

— Это всё гроза. Хорошо, что мы в автобусе были. Он — как клетка Фарадея. Безопасная хрень. А то бы поджарило нас, как нефиг делать.

Я недоумённо обернулась, голос был настолько знакомый... эти тягучие гласные, полностью отъехавшие интонации...

— Верига? Ты откуда здесь?!

— От верблюда, Гриднева. Я тоже у Вальки-верблюда был. Только эти жвачные парнокопытные мою заначку распотрошили, пока я вечером в бане мылся. Выкидыши выхухоли. Ну вот. А я ж не могу, когда совсем ничего. Пришлось в город ехать. Только кто ж знал, что всё так... У тебя покурить есть?

— Верига, ты охренел? У нас тут авария, водила помер, гроза чуть не угробила, а ты 'покурить'?!!

— Ну а что? Я что, от этого курить меньше стал?

Колька Верига как обычно смотрел куда-то в свой космос, светлый хаер его как обычно стоял дыбом, и лишь во рту не было привычного косячка. Естественно сигаретами мы поделились.

— Как курить-то пойдёшь, дождина вон какой?

— У меня зонтик с собой.

Верига ушёл, а я хмыкнула. Есть в этой жизни что-то неизменное. Ну да, зонтик. А почему бы и нет? В этом весь Верига. Дождя не было уже с месяц.

— Сань, у нас в сумках есть что-нибудь тёплое? Автобус как гроб на колёсах, вообще не подаёт признаков жизни. Хотя ума не приложу, как такое могло случиться. Может, конечно, гроза что перемкнула. В любом случае. Темно, дождь, связи нет... будем ждать, пока всё утихнет. Сейчас даже не понять, где мы. Не видно ни хренищи. Вокруг темень, хоть глаз выколи.

Охренеть, что у нас за поездочка выдалась. Я устало потёрла гудящую голову и принялась потрошить сумки, доставая кофты, полотенца. Ну что ж, деваться всё равно некуда. Будем ждать. Интересно, до города очень далеко? И вообще, где мы?

Глава 5. Где?

Через пару часов дождь стих. И едва небо посветлело, мы высыпали из автобуса, как горошины из стручка. Сидеть внутри уже не было никаких сил. Мало того, что всё тело затекло, так ещё эта ржавая консервная банка протекала в самых неожиданных местах. Зябко кутаясь в кофты, мы стояли, хмуро обозревая окрестности.

— Ну и что это за херня?

Первым, как ни странно, высказался Верига. Остальные в молчаливом шоке оглядывались по сторонам. А посмотреть было на что. Родные леса-поля и близко не наблюдались, а до самого горизонта тянулись скалы, ущелья, небольшие плато, поросшие ельником, да широкая горная дорога, на которой собственно и встал почти у самого обрыва наш пепелац. В общем, ничего похожего на Центральную Россию. Автобус закопался в грунт по самые обода колёс, позади него пьяно петляла колея вздыбленного щебня, впереди зиял крутой обрыв, а далеко внизу ворочала камни стремнина. Однако удачно мы остановились. Ещё бы пара-тройка метров и...

Подавленно молча пассажиры неприкаянно бродили вокруг автобуса. А меня терзало чувство смутного узнавания. Как будто я уже видела раньше эти изломанные линии скал, эти гордые силуэты сосен, что казалось парили над пропастью, это чуть розоватое небо... И ещё запах. Удивительно знакомый свежий запах смолы, непередаваемо чистого воздуха и ещё чего-то. Как в горах Олли.

В полной прострации я опустилась на валун, что так удачно оказался поблизости и закурила. Взгляд мой ошарашенно скользил по сторонам, мимолётно отмечая необъятную тётку в таком же необъятном синем сарафане и жёлтой панамке, что заполошно причитала у автобуса; вторящую ей голоногую барышню; скрюченного дедка в светлом пиджаке, с которым Пашка целую вечность назад обсуждал особенности подлёдного клёва.

— Что обо всём этом думаешь?

Присев рядом, Пашка курил, мрачно глядя по сторонам. Я пожала плечами.

— Не знала, что в Ярославской области есть горы.

— Их и нет.

— А это тогда что?

Пейзаж вокруг явно не был обманом зрения, да и камень, на котором мы умостились, был очень... вещественным.

— Это — определённо горы.

— И-и?

— И значит, мы явно не в Ярославской области.

Я затянулась дымом, пытаясь уложить эту новаторскую мысль в голове. Мысль не укладывалась, царапая реальность острыми гранями. Да и в мозгах моих царил дикий хаос. Сны, явь, мои размышлизмы — всё сплелось в тугой, путаный комок, так, что периодически я сама себя теряла в этом кошмаре. А теперь ещё и это. С другой стороны, Пашкины выводы звучали логично.

— А где мы тогда? И как здесь оказались?

— 'Где' — пока неясно. Вот разведаем территорию, возьмём 'языка' из местных аборигенов, тогда и узнаем — где. А 'как и почему' — это вообще сейчас из разряда космофилософии. У нас нет данных, чтоб выстроить более-менее живую теорию.

— Угу. Паш, то, что мы попали неизвестно как неизвестно куда, это я переживу. Сигареты вот на исходе — это печаль, и до магазина мы похоже ещё не скоро доберёмся.

— Да, — Пашка кивнул. — Это проблема. Сань, я что спросить-то хотел... Тебе пейзаж знакомым не кажется?

Я отвела глаза и молча затянулась. Пашка же, наоборот, не сводил с меня пристального взгляда. Он выдохнул дым и продолжил:

— Я это к чему... Ситуация и так полный сюр, я бы даже сказал, глубина нашего попадалова весьма и весьма существенна. Но, как говорится, всегда можно копнуть глубже. На такой случай, ну мало ли... вдруг тебе что-то покажется знакомым, скалы там воспоминания какие навеют или ещё что... Молчи об этом. — Взгляд его из пристального стал очень тяжёлым. — Не подавай виду, Сань. Может, всё гораздо проще и безобиднее, и вообще у меня разыгралась паранойя, но пока ситуация не прояснится, чтоб была тише воды, поняла? Ни к чему раскачивать всеобщую истерию. И давать повод людям для глупостей тоже не надо.

Я кивнула. Пашка ушёл, а я докуривала сигарету и всё думала. Поняла, чёж не понять-то? Даже если немножко сойти с ума и допустить такую мысль... Даже если это действительно так, подставляться и объявлять себя причиной случившегося (а как ещё это воспримут попутчики? если это мой мир, то и виновата я, правда?), это ж надо совсем спятить. Сердце, бросившееся было вскачь, от одной мысли, что возможно, это тот самый мир, в котором живёт Олли, вновь затихло. Мир может и тот же, только вот Олли... Да и не чувствовала я ничего. Только легонько тянуло в груди.

Я решительно затоптала окурок и поднялась. Снежные шапки укрывали далёкие острые макушки гор, но здесь голые скалы были искусно драпированы растительностью. Небольшой ельник перемежался с редкими соснами, местами уступая скудную землю густому кустарнику. И это радовало. Будет из чего развести костёр, чем, как оказалось, и занялась мужская часть нашего нечаянного сообщества. Это они правильно придумали, после грозы ещё прохладно, а в автобусе сыро. Опять же, костёр может привлечь внимание каких-нибудь спасателей, да хоть пастухов или туристов на худой конец! И вообще, соседство с покойником — это не то, чего бы сейчас хотелось.