Проклятье шаманки. Повесть (Общ. файл)

Когда таким образом съел две банки тушенки и две консервов, тогда почувствовал

хоть какую-то сытость и уже не спеша сходил к ручью и набрав воды в найденный

чайник поставил ее на разогретую буржуйку, чтобы попить горячего чая.

После еды и тепла, идущее от печки я впервые расслабился и меня начало клонить

в сон.

Проснулся от озноба и холода, проникшего в избушку. Меня всего не по-детски трясло. Сил хватило только сходить к ручью и набрать ведро воды и поставить его

у изголовья полатей. Затем затопил печку и подняв, лежащую на полу шкуру, то ли

лося, то ли оленя, накрылся с головой и вновь уснул в забытьи, чувствуя внутренний жар во всем теле.

Наверное я бы там и умер в тайге от болезни и голода, если бы не начался охотничий сезон и избушку не посетил ее настоящий хозяин. Охотник-промысловик и

по совместительству нештатный егерь Богатырев Ерофей Трофимович. Трофимыч, как

его все звали, а за глаза леший. Почему, потому что в войну он воевал в разведке

и там же эту кличку и заработал, так как двигался всегда бесшумно и появлялся

внезапно как леший.

Так вот, он осторожно зашел в избушку, приготовив ружье, заряженное патронами

с пулями, чтобы посмотреть, кто это хозяйничает в его домике, наверняка косолапый.

Каково же было его изумление, когда на деревянной кровати он нашел в беспамятстве девушку, да еще с цепями на ногах!

— Как же так, как же так — все приговаривал егерь, пытаясь привести лежащую

девушку в чувство, но она ни на что не реагировала. Она умирала. Он приложил

палец к ее шее и нащупал слабый пульс, жилка еле-еле дрожала, показывая что женщина еще не покинула этот свет.

Тогда охотник кинулся быстро растапливать печь и сбегав к ручью набрал полное

ведро воды и поставил его на печь греться. Затем лихорадочно начал копаться в

своем рюкзаке, доставая из него аптечку и шприцы. Пока буржуйка согревает избушку,

он побежал к лодке и стал выгружать вещи, привезенные с собой и таскать в дом.

Когда вода нагрелась, он быстро раздел девушку и вымыл ее всю и сделав два

укола, накрыл ее принесенным из лодки теплым одеялом, полез на лабаз, там на

лето он складывал весь свой инструмент.

Было там и зубило, и небольшая кувалда, с маленькой наковальней. Весь этот инструмент ему необходим, для мелкой починки капканов. Все охотники смеялись,

и говорили

— Трофимыч нахрена ты чинишь капканы? Выкинь их и выпиши себе новые.

Но старый охотник не привык разбрасываться добром и всегда их чинил сам.

У него в лесном домике всегда лежала маленькая походная кузня, вот теперь как никогда пригодилась. Он поставив ногу бедной девушки на наковальник, сбивая зубилом с

нее цепи и приговаривая:

— Ох! Девонька и какой же варвар тебя так приковал? Такие здоровенные цепи

на такую хрупкую ногу.

Приходил в себя очень долго. Только неделю был в беспамятстве, между жизнью и

смертью. Как потом я узнал, Ерофей Трофимыч всю неделю не отходил от меня, утром

и вечером делал пенициллиновые уколы и поил теплой водой. Целую неделю он вырывал

меня у смерти. К концу недели я очнулся, ну как очнулся, только мог открывать

глаза, а все остальное не двигалось, не было даже сил поднять руку.

До конца сентября, так и лежал как бревно без движения. Приходить в себя начал

где-то недельки через три. К тому времени я уже мог самостоятельно вставать и

ходить в туалет, а то было стыдно, что на старое ведро, меня всегда сажает егерь.

— Ты что! Меня стесняешься? — видя мое смущение, спрашивал Трофимыч —

так ты меня не стесняйся, у меня внучка твоего возраста — потом грустно

добавил была — Утопла она, купались с девчатами на реке и попала в браконьерские сети, там течение сильное, и затянуло ее в водоворот. А через год ее родители, мой сын с невесткой в автомобильной аварии погибли. Так, что один я на всем белом свете остался.

Я с сочувствием смотрел на охотника и мычал, что-то жалостливое. Когда Трофимыч узнал, что я была в рабстве и к тому же немая, то его жалости не было предела. Свою историю, немного подредактированную мной, я изложил ему на бумаге.

Когда он начал спрашивать, как моя фамилия и где находится заимка бандитов, то

я прикинулся и написал ему не помню.

А, что удар был и мне лучше прикинуться, что у меня частичная амнезия. В рассказы про шаманку и мое превращение в девушку никто не поверит, в лучшем случае отправят в психушку. Так что лучше про это надо молчать.

Пока не выпал первый снег, Трофимыч ходил на охоту, кабана надо добыть на еду или лося, говорил он. К вечеру он приходил и приносил, то зайца, то глухаря, затем чистил или

потрошил добычу и вечером мы ели обалденное жаркое из зайчатины или вкусный мясной глухариный бульон.

Однажды Трофимыч собрался в поселок, где он жил и сказал

— От моей внучки много вещей осталось, поеду за ними съезжу, а то негоже тебе

на зиму оставаться совсем голой, к тому же к участковому надо зайти.

Это ж надо в наше время взять девушку в рабство, совсем сволочи совесть потеряли.

Я умоляюще сложил руки перед охотником и взяв карандаш и бумагу, быстро, быстро

написал, что не надо ничего, никому рассказывать.

Егерь только крякнул и недовольно покачал головой, но согласился со мной.

Когда придет время я сам должен с ними рассчитаться, для этого мне надо набраться

сил и умений. Богатырев еще не знал, что ему предстоит обучить меня всему, что он

знает сам. Я отсюда никуда не уйду пока не научусь ухваткам охотника, в этом

твердом намерении, обучиться я буду просить охотника и бывшего разведчика, если надо встану перед ним на колени, мне это надо.* _____________________________________________________________________________________________________ Глава 6 Ученица

Егерь, Ерофей Трофимыч, приплыл обратно на моторке через три дня и привез для

меня целый ворох зимней одежды и нижнего белья, даже в отдельной упаковке гигиенические пакеты, ну это он наверное специально за ними заходил в аптеку.

Я посмотрел и усмехнулся про себя, такие пакеты наши девчонки уже давно не берут

у них для этого есть тампоны, они ими пользуются когда у них критические дни бывают. И я тут сам себе задал вопрос, а почему у меня они никогда не шли, я же

вроде тоже как бы девушка.

И тут меня бросило в настоящий жар, а не беременное ли это тело и почему до сих пор нету месячных? Они же меня без всякой контрацепции ?

Я лихорадочно стал шариться в привезенной Трофимычем женской аптечке, нет ли там?

Есть, нашел. Так теперь к эти полоскам еще и инструкцию надо, слава богу тоже нашел. Все сделал как написано в инструкции. Тест на беременность ничего не показал и пока тошноты нет, что еще там у женщин должно быть? Какие признаки?

Но дни проходили за днями, а у меня все было в порядке, т.е. не в порядке, не было

критических дней, вообще.

Я было обрадовался, видать шаманка не до конца сделала меня девушкой и есть надежда, что колдунья все может вернуть обратно. Вот только мне надо найти ее как-то и попросить прощения. Нет не попросить, а в ножки кинуться и покаяться.

Простит ли?

А Трофимыч предусмотрительный человек, привез даже внучкины лыжи и несколько блокнотов и много карандашей.

Вот я и улучив момент, написал ему на листочке блокнота свою просьбу, научить меня таежной жизни. Он сначала удивился, а потом согласно закивал головой.

— Вот, что девонька! — внушительно сказал он — надо сначала на твои косточки

немного мясца с жирком нарастить, а уж потом будем тренироваться, а то ты ж

настоящий выходец из *Бухенвальда*, слышала? В войну у немцев такой концлагерь

был?

Я удивленно на него посмотрел и отрицательно покачал головой.

— ИЭх деревня! — в сердцах тот чертыхнулся — ладно потом расскажу. А пока

временно будешь помогать мне по домашнему хозяйству.

Я согласно кивнул головой. Иногда это бывает очень удобно быть немой, иногда

бесит до белого каления, когда не можешь полно выразить свои эмоции словами.

Как и сказал егерь, я теперь отъедался и накапливал жирок. Но мне было скучно и

я всегда что-то делал, чтобы хоть как-то отрабатывать хлеб, что тут ем у охотника. Вот уже и рассуждать стал как нормальный человек, а ведь раньше посчитал бы , что так и должно было быть, чтобы на меня кто-то работал, да еще и

ухаживал.

Мои ценности постепенно менялись и под вечерние разговоры с Трофимычем, мои

желания и взгляды на жизнь кардинально меняли свои полюса.

Вот и выпал первый снег, и по реке пошла шуга, середина ноября, Трофимыч говорит,

что все по реке ходить нельзя, потом только по льду, когда река встанет и то не

сразу.

Пока он начал меня приучать к бегу, благо снега выпало пока немного. Дыхалка у меня ни к черту, задыхаюсь на первом же километре.

Трофимыч сочувствует и успокаивает, что не боги горшки обжигают, постепенно придешь в норму и все наладиться, он то видит, что я не сачкую а стараюсь.

Но потихоньку, полегоньку у меня стало что-то получаться и по снегу я к концу

ноября стал вполне проходить за день не меньше— пяти семи километров.

Трофимыч мне опредилил маршрут и я набил по нему уже коллею, не заблужусь, а

егерь пошел по своему участку устанавливать соболиные капканы и кулемки, снаряжая

их добытым недавно лосем. Вообще лосятина очень вкусна, особенно когда ее приготовит Ерофей Трофимыч с картошечкой и специями, я так не могу, у меня не получается.

К середине декабря я делал уже за раз по несколько кругов, а это примерно где-то

восемнадцать-двадцать км по снежному насту.

По рассказам Трофимыча, чтобы обойти четверть участка, надо пробежать за день примерно тридцать— сорок километров

— А ежели ты за день отмашешь пятьдесят верст — дополнил он — почитай ты

можешь считать себя почти таежником, а если еще научишься всем таежным премудростям, то никогда в тайге не пропадешь. Поняла?

Я молча кивнул и тут же написал охотнику *Научишь?*

Тот тоже молча вздохнул и сказал

— А куды ж я денусь!

И пошла моя учеба. Я день за днем старательно постигал эту премудрую науку, под

названием таежная жизнь. Видя мое искреннее желание и старательность, он стал

брать меня с собой в тайгу, на постановку и проверку капканов. За день мы с ним

отмахивали до тридцати— сорока километров, иногда нас заставала ночь посреди тайги, тогда егерь учил меня строить временное укрытие и как устраивать на ночь

нодью, чтобы костер не погас, а всю ночь тлел и давал тепло, дабы не замерзнуть.

И вот настало время, это уже было под самый новый год. Я поймал Трофимыча под

хорошее настроение и написал на бумаге.

Когда он посмотрел на мою писанину, то сначала просто изумился, а затем к нему пришло понимание и он только покачал головой.

Вот как может человек своими одними бровями, без слов сказать столько много,

что и говорить ничего не надо.

— Я понимаю тебя Оля — это я ему так назвался, тоже Олей как и тем браконьерам

— ты хочешь научиться и отомстить своим насильникам? Так? Ты девушка, а кошмары тебя потом не будут мучить?

Я сжав губы, упрямо смотрел перед собой и ничего не отвечал. Потом достал блокнот и написал всю мою историю, кроме той, когда шаманка превратила меня из

парня в девушку. Он сочувственно смотрел и кивал мне, затем что-то решив для себя

потащил меня на улицу и взяв с собой нож начал показывать хваты и перехваты им.

С этого времени пошла моя учеба. Трофимыч учил меня всему, что знал сам, как

подкрадываться к противнику, как бесшумно снимать часового.

— Ты хрупкая девушка — ворчал он — с ножом тебе тяжело управиться со здоровым

мужиком, поэтому тебе лучше научиться метать его на небольшие расстояния.

Он из чурбака сделал человеческую мишень и заставлял меня метать в него ножи.

Научил как отличать ножи и что такое балансировка, и как она влияет на полет ножа. Так что к концу января я более, менее освоил науку метания ножей.

С бегом по снегу на лыжах я освоился и за день мог запросто пробежать хоть все

пятьдесят километров.

Даже иногда Трофимыч отпускал меня одного проверять капканы, когда ему было некогда. Он отогревал и снимал замерзшие соболиные шкурки и обрабатывал их, готовя к сдаче заготовителям.

Трофимыч ставил капканы до конца февраля, а затем я ему помогал их снимать, таща

санки по снегу, куда мы сгружали снятые капканы и попавшихся соболей.

Март месяц егерь не охотился, а только готовил и упаковывал туши убитых лосей и кабанов к транспортировке, только иногда выходил за глухарем или зайца подстрелить, чтобы поесть свежее мясо. А потом и вовсе переложил эту обязанность на меня.

Я теперь не напоминал того, чем обзывал меня охотник, скелет из Бухенвальда, а был,

вернее была уже поджарым и мускулистым охотником. Если бы не мои длинные волосы

и кое-что между ног, то я был бы вылитым парнем.

С каждым днем теплело и веселая капель днем напоминала нам, что близится весна.

Когда однажды я проснулся от страшного грохота. Это пошел по реке ледостав.

— Скоро в путь — сказал Трофимыч — приедем домой, я тебе всем представлю своей внучкой.

Трофимыч еще не знал, но мой путь лежал в город. Одичал я в тайге, меня тянуло

к людям, да и заработать мне надо было.

У меня была цель. Заработать денег и отправиться на поиски шаманки. Мне кажется только она мне может вернуть мой прежний облик. Вот только один вопрос

меня беспокоил. А захочет ли она вернуть меня прежнего, ведь я ее по своей дурости очень сильно оскорбил. Но у меня это оставалось последней надеждой.

Если она не вернет мне прежний облик, я решил, мне незачем больше жить на этом свете.

Когда кончился ледостав и за ним мелкая шуга, воды реки очистились и Трофимыч

сплавал за спрятанной, в ближайшем затоне грузовой лодкой. Мы начали понемногу

загружать лодки, добытым за зиму лесным зверем, соболя погрузим в последнюю

очередь, в день отъезда. А так готовили избушку к следующему сезону. Вычищали и

выметали за зиму накопленный сор. У егеря рядом с избушкой всегда была выкопана

яма, где по весне он сжигал все ненужное и мусор.

Оставшиеся крупы, соль, спички и сахар аккуратно оставляли на полках. В отдельном ящике, не съеденные за зиму консервы и тушенку.

— Надо оставлять все на видном месте — говорил охотник — а то мало ли, кто

заблукает и набредет на нашу избушку, как ты например осенью, это же

спасло тебя от смерти? Так и другой путник спасется. А мы как приедем в поселок

огород надо вскопать, да грядки приготовить для рассады, овощи они со своего

то вкусней всего кажутся.

Не стал я расстраивать старика, что не останусь с ним жить в поселке, но и язык

сразу не повернулся такое ему сказать. Потом скажу попозже.

Когда приплыли в поселок, то до конца мая я даже никуда и не дергался. Честно