Задрапированная в меховой капюшон девушка отскочила от меня, как от грязного бродяги. Я всё-таки обернулся, чтобы посмотреть на фейерверк. Мелкие снежинки царапали лицо и лезли в глаза. Сердце успело сосчитать до десяти, когда меня сильно схватили за руку чуть выше локтя.

— Какого хрена-а-а? — Я опустил голову, так и не догадавшись закрыть

рот.

— Привет, — сказали хитрые карие глаза.

— Ч-чего? — промычал я, пытаясь освободиться от хватки. — Ч-чего тебе

н-надо?

— Пойдём, — сказал он и, по-хозяйски толкнув меня в спину, повёл к стоявшей рядом многоэтажке.

В тёплом подъезде голова закружилась, словно на карусели. Замёрзшие мышцы оттаяли, расслабились и сладко заныли. Я очнулся на втором этаже, когда его бёдра прижали меня к стене, а губы коснулись шеи, оставляя на коже горячий след.

Я думал, что кончу прямо в штаны, когда он отстранился, расстегнул свой

пуховик, потом проделал ту же операцию с моей курткой, раздвинул её полы

и залез руками под свитер.

Через секунду он снова прижался ко мне всем телом, поцеловал в щёку, потом в губы. От него пахло морозом и дорогим алкоголем. Мы не произнесли ни слова, но дышали, как два несущихся на полной скорости паровоза. Я уже вовсю хозяйничал на его спине, оставляя на память синяки, словно мстил за следы, которые он сам оставил на моём теле. Его тело прогибалось под моим нажимом, мышцы упруго перекатывались под тонкой кожей.

Горячая ладонь скользнула по боку, расправилась с ремнём и молнией на

джинсах, забралась под трусы и обхватила напряжённый член. Я чуть не взвыл и почти тут же почувствовал, как он улыбается. Ну уж хрен тебе! Опомнившись, я схватил его за затылок и стал целовать с такой яростью, что на миг он даже перестал дышать. В блестящих чёрных глазах застыло удивление — и это был момент моего триумфа!

— Как тебя зовут? — Я едва слышал собственный голос. Он был хриплым и

прерывистым.

Такой активности с моей стороны он точно не ожидал. Мне же, разморённому водкой, которая наконец-то начала действовать, и теплом его ладоней, было уже всё по плечу. Я смотрел на него с усмешкой, будто не было никакой руки, сжимающей мой торчащий член. Он мялся около минуты, потом всё-таки ответил:

— Алексей... — Потому была пауза в несколько вдохов и выдохов и вопрос: — А тебя?

— Сергей.

Продолжения диалога не последовало. Похоже, названных имён хватило нам обоим. Для другой информации просто не было места. Да и кому она тогда была нужна?!

Когда он опустился вниз и взял мой член в рот, я почти забыл, где нахожусь и какой сегодня год. Вся эта пространственно-временная чепуха стала бесполезной. Вся моя жизнь сосредоточилась во рту едва знакомого парня, делающего минет в тёплом подъезде с зелёными стенами, синими облупившимися почтовыми ящиками и трубой мусопровода, разинувшей свою грязную пасть.

Густые жёсткие волосы скользили между пальцами, щекоча и согревая ладонь. Одной рукой он массировал мошонку, другой — ласкал бёдра, иногда

поднимаясь выше, чтобы с силой сжать ягодицы. От его прикосновений дрожало всё тело. Я метался по стене, словно мотылёк, попавший в паутину. Его ласки были неумелыми, но ещё никогда я не испытывал такого блаженства. В его руках нежность мешалась с силой и откровенным желанием безраздельного владения. Он будто не сомневался в своей неотразимости и том, как на неё реагируют. И не только я, а вообще все.

Не знаю почему, но меня не покидало мерзкое чувство: он сосал мой

член, но при этом оставался совершенно бесстрастным. Будто быстрый минет в

полутёмном подъезде был его капризом, а я — средством его выполнения.

Нет, он тоже был возбуждён, тяжело дышал и смотрел мутными глазами, но всё это было чистой физиологией. Естественным фоном обычного секса. Эти мысли пронеслись в моей голове пьяной орущей толпой и исчезли за поворотом улетающего в оргазме сознания.

Он проглотил всю сперму, словно был моим давним любовником. От этого защемило сердце, а потом в душе поднялась волна злости: зачем он играет со мной в эти игры?! Меня словно разрывало надвое. Одна половина таяла от счастья, другая ощерилась вспыхнувшей обидой. Понять природу этой обиды я не мог, как ни старался. Но тем пакостнее становилось у меня на душе.

Совершенно обессилев, я опустился на пол, прислонившись к стене спиной, кое-как застегнул джинсы, откинул голову назад и закрыл глаза. Он зашуршал рядом, потом я почувствовал его губы на своих губах — и вкус собственной спермы. Поцелуй был нежным и успокаивающим. Он сел рядом, прижавшись плечом, достал сигарету и закурил. Как в дешёвом американском фильме.

— Откуда ты такой взялся? — выдавил я через силу, потому что ни говорить, ни двигаться не хотелось.

— А разве это важно?

— Наверное, нет. Просто... Я таких ещё не встречал.

— Я тоже.

Я вытаращил глаза и повернулся к нему. Он спокойно

докуривал сигарету, будто этого диалога никогда не было. В кармане вдруг

зазвонил мой мобильник.

— Тебе звонят, — сказал он, посмотрев на меня из-под ресниц.

— Знаю.

Я снова прислонился к стене и закрыл глаза. Пусть звонят! Плевать я хотел!

Он неожиданно перегнулся через меня, залез в карман и достал мой телефон. Потом раскрыл его и отдал мне. Я замер от удивления, но он только

ухмыльнулся и сунул мне трубку. Из динамика понеслись встревоженные

вопросы: "Серёга-а-а! Ты где?". Звонила Светка. Наверное, искала меня. Дурак!

Конечно, искала!

Я выхватил из его рук телефон.

— Всё нормально, Свет. Я в магазине. Тут очередь просто. Тебе чего-нибудь купить? — Разговаривая, я отвернулся в сторону. Не хотел, чтобы он видел моё лицо.

— Господи! Тебе чего не хватало-то?! Чего ты покупать собрался?

— Пива, — соврал я.

— Извращенец! Ладно, ждём тебя под стэндом. Давай быстрей!

— Хорошо.

Всё это время он смотрел на меня и, кажется, внутренне смеялся. Его губы оставались неподвижными, но он смеялся надо мной. Так яростно блестели его глаза.

— Девушка? — спросил он лениво.

— Нет, сестра.

— Понятно.

Несколькими этажами выше со скрипом открылась дверь. Послышался звон ключей и женский голос. Кому-то не сиделось дома в два часа ночи. Я почувствовал, как он дёрнулся.

В шахте лифта раздался шум, потом сверху, усиливаясь с каждой секундой, полилось ровное гудение.

Он резко встал, отряхивая одежду. Смотреть на него снизу было немного

непривычно, но открывавшаяся картина заставляла забыть о маленьком неудобстве. Мускулистые ноги, широкая грудь, подбородок с маленькой ямкой, чёрные, будто влажные, глаза. Я не удержался и дотронулся до него. Погладил ногу, скользнул выше, сжимая тут же напрягшееся бедро. Под грубой джинсовой тканью таилась сила, которую неудержимо хотелось приручить.

— Не надо, — он сжал моё запястье.

— Извини...

Я обречённо опустил руку, продолжая смотреть в его глаза. В них не было ни усмешки, ни даже следа возбуждения, будто десять минут назад он не сжимал мои бёдра, не высасывал последние капли из дёргающегося члена, не дышал рвано, словно после десятикилометровой пробежки...

Он отвёл взгляд:

— Ну ладно... Пока.

И это всё?! И это, мать твою, всё?!!! От удивления я даже не нашёлся с

ответом. Он застегнул молнию на пуховике, по-детски вздёрнув подбородок. Да он и был ребёнком! Чёртовым эгоистичным ребёнком. Тогда я, наверное, был самым заядлым педофилом. Всё ещё ошалело хлопая глазами, я смотрел, как он спускается по лестнице. Когда чёрная макушка скрылась из вида, меня разобрал истеричный смех.

— Пока... — выдавил я шепотом.

Потом ткнул голову в колени и обхватил их руками. Внизу запищал домофон, потом раздался глухой стук закрывшейся двери.

Козёл! Да что ж это со мной?! Что ты со мной творишь, урод?!

Дрожь утихла минут через пять. В подъезде вдруг стало

холодно и неуютно, хотя совсем недавно обшарпанные стены и раскуроченные

малолетними акселератами почтовые ящики казались родными.

Вырвавшись на улицу, я жадно вдохнул морозный воздух, но не почувствовал себя лучше. Внутри по-прежнему горел болезненный огонь. Он не находил выхода и сжигал внутренности. Живот скрутил мерзкий спазм — я согнулся пополам, думая, что сейчас меня точно вырвет... Лучше бы вырвало.

Выходя на площадь, я задел плечом какого-то парня. Он едва не упал, но я пошёл дальше, не разбирая дороги. В спину понеслись отборные ругательства. Я уже приготовился к тому, что меня догонят и попытаются дать в морду. Господи, с каким удовольствием я бы ввалил кому-нибудь! Пускай потом пришлось бы лечить сломанные рёбра, но, может, тогда меня не мучила бы липкая злость на... На... Блядь! Я же теперь знаю его имя! Алексей. Лёха... Сука!!!

Меня так никто и не догнал. Жаль.

— Ты где ходил-то? — Светка смотрела на меня округлившимися от удивления глазами.

— Я же сказал: в магазине был.

— А пиво где?

— Выпил.

Она махнула на меня рукой и отвернулась. Я помню, как Мишка отвёл меня в сторону и спросил:

— Серёг, у тебя всё нормально? Что-то случилось?

Нет, Миш. Всё в порядке. У тебя водка есть?

Сейчас будет.

Неудивительно, что продолжение новогодней ночи чудесным образом улетучилось из моей памяти.

1 января, воскресенье

Я проснулся от того, что тело испытывало два очень сильных и противоречивых чувства. Одновременно хотелось пить и сходить в туалет. Человек вообще часто хочет всё и сразу, причём ещё чаще не понимает, что же ему нужно больше.

Шерстяное одеяло скользнуло на пол. По спине пробежал холодок — в комнате было чересчур зябко. Окно и, по всей видимости, дверь на балкон скрывались за зелёными занавесками. Снизу их слабо колыхал прорывающийся через щели ветер. Хорошо, что на полу был ковёр, иначе я бы не рискнул опустить ноги. Из одежды на мне были только трусы. Остальной гардероб был заботливо сложен на кресле рядом с диваном, на котором я и обнаружил себя утром первого января.

Почесав лодыжку, я потянулся за одеждой. Голова противно гудела, превращая каждое движение в пытку. Всё ещё не понимая, что это за квартира, я кое-как оделся и направился к двери в поисках туалета и ответов на вопросы: где я? и как я сюда попал?

Туалет нашёлся по коридору направо. Его расположение, как и всё в этой квартире, было классическим: справа — ванная, слева — туалет.

Минуть пять я просто слушал, как вода стекает в раковину, струится по трубам, уходя вниз. Потом умывался, выкручивая синий вертушок на максимум и припадая к нему ртом. Тупая боль в висках постепенно отступала. Вытеревшись махровым полотенцем, я вышел из ванной в гораздо лучшем настроении. Оставалось выяснить, кому эта ванная принадлежит.

Стараясь не шуметь, я подобрался к последней не изученной двери и аккуратно заглянул внутрь. Рассмотреть детали мешал лёгкий сумрак, создаваемый тяжёлыми занавесками. Потом глаза привыкли. Словно из серого плотного тумана появилась широкая двуспальная кровать, на ней — очертания двух тел: сильная спина, мускулистая рука, согнутая в локте и закинутая наверх, за голову. На этой спине — другая рука: изящная и тонкая, с аккуратными длинными пальцами, отливающая молочным цветом. Во сне Светка казалась настоящим ангелом. Мишка спал, уткнувшись лицом в подушку. В голову пришла странная мысль: "И как он только не задыхается?".

Я был у Мишки дома. Эту квартиру он недорого снимал по знакомству. Значит, это они со Светкой притащили меня сюда, а потом наверняка долго возились с моим бездыханным телом, стаскивая одежду...

Я тихо прикрыл дверь и пошёл на кухню. Безумно хотелось кофе и чего-нибудь поесть. Опохмеляться кофе вообще было моим фирменным стилем. Не представляю, как можно хотеть пива (и тем более водки) по утрам!

В холодильнике нашлись докторская колбаса и сыр. Сделав бутерброды и залив ложку растворимого кофе кипятком, я уселся за белый кухонный столик, стараясь оказаться как можно ближе к батарее. В квартире было тепло, но от озноба почему-то не спасал даже шерстяной свитер.

Забравшись на стул с ногами, я обхватил кружку руками и погрузился в мрачные раздумья. Вспоминая всё, что произошло ночью, я задавал себе один единственный вопрос: "Почему он ушёл?" Этого я понять не мог, как ни старался. Он сделал это уже во второй раз. Но если для первого раза я бы мог придумать хоть какое-то оправдание (он был под кайфом; хотел поэкспериментировать со своей ориентацией; перепутал меня с девушкой...), причин для побега во второй раз я просто не видел. Это казалось каким-то бредом. Сценой из дешевого мексиканского сериала, когда неприступная Хуанита сбегает от влюбленного в неё Хуана, мотивируя это тем, что она порядочная сеньорита и вообще не разобралась в своих чувствах. В моем случае на Хуаниту походил скорее я, поскольку странное поведение любовника удивляло меня до слёз. Он же был даже не Хуаном, а Хулио. Потому что поступить так, как поступил он, мог только человек по имени Хулио!

После первого обжигающего глотка голова окончательно прояснилась. А когда на тарелке остался всего один бутерброд, способность здраво мыслить вернулась окончательно.

Щурясь от яркого света, я смотрел в окно: на искрящийся снег, чистый и хрустящий, словно накрахмаленная простыня; на небо, голубое, почти как летом, Размытое в утренней дымке солнце висело уже высоко над горизнотом, заставляя отводить взгляд.

В дверном проёме появилась заспанная Светка. На ногах — пушистые розовые тапки; начало стройных бёдер скрывает чёрная футболка с надписью "Guess who?". Смешно зевая и потирая глаза, она села за стол, отобрала у меня кружку и сделал пару небольших глотков. Недовольно сморщилась и произнесла:

— Как ты можешь пить такой сладкий кофе?!

— Тебя никто не заставлял.

Она встала и принялась хлопотать у стола. Нарезала остатки докторской тонкими ломтиками. Потом повторила ту же операцию с сыром и хлебом. Достала из холодильника майонез, выложила всё на тарелку и со звоном поставила её на кухонный стол.

— В чайнике вода-а-а есть? — спросила она, сдерживая очередной приступ зевоты.

Я кивнул.

— Ты зачем вчера так напился? — Струя горячей воды ударила в дно светкиной чашки, забурлила, растворяя предварительно насыпанный в неё кофе. — Вёл себя, как свинья. Ты хоть помнишь, что Женьке сказал?

— Какой Женьке? — Я удивлённо заморгал, пытаясь понять, о ком идёт речь.

— Правильно! Нажрался, как хрен знает кто. Какая уж там Женька!

— Да что за Женька-то?

— Наташкина подруга. Там ещё Надя была. Помнишь? Она тебя с ними познакомила. Потом мы пили. Потом тебе стало плохо. Потом ты пропал. Потом вернулся. Потом ты пил, как алкаш. А потом назвал Женьку шлюхой. — Светка прервала свою методичную тираду, впилась зубами в бутерброд и принялась тщательно его пережёвывать. Запив его кофе, она продолжила:

— Чего она тебе сделала?

Я вспомнил, как Женька пила водку едва ли не полными стаканчиками, а потом полезла ко мне целоваться. Пьяная и готовая на всё. От её разваливающегося вида стало не по себе. Когда её холодные губы добрались до моей щеки, внутри что-то сжалось от отвращения, а потом выстрелило тугим словом... Отодвигая от себя ёрзающую девушку, я просто не удержался. Да, в тот момент я поёл себя, как урод. Но и она была немногим лучше. Ничего не могу с собой поделать. Не выношу пьяных женщин.