Чистовик Истории

Гарри отрицательно мотает головой.

— Не помню. — Грустно улыбается. — Уж извини.

— Найдем, — задумчиво хмуришься.

Празднование постепенно организовывается. В гостиной становится шумно, весело. Команду, особенно ловца, славят, приводя Гарри в смущение.

Радуешься вместе со всеми. Смотришь на лучащегося счастьем Гарри — и замираешь.

"Я слишком тебя любил. Твоё счастье и спокойствие заботили меня куда больше всего остального, я позволил себе на время забыть и о страшной правде и о своих намерениях".

Невидящим взглядом скользишь по лицам. Никто еще не догадывается, что ждет их всего через несколько лет.Хочется кричать. И плакать. Рассказать все.Но ты знаешь ещё слишком мало. Уверена ли ты, что твое вмешательство не приведет к еще более чудовищным последствиям? Нет. Пока — нет.

Сможешь ли ты суметь сохранить для Гарри иллюзию детства — одновременно помогая ему? Не сломается ли он, открой ты ему правду? Кто знает...

Отчаянно, нужна информация.

— Ты в порядке? — Присаживается рядом Гарри.

— Да... — тянешь неопределенным тоном. — Просто задумалась.

— О чём, если не секрет?

— Надо навестить на каникулах Олливандера. Может, он знает о палочках что-то интересное.

— Если не он, то кто же? — Соглашается мальчик с тобой.

Если не ты, то кто же? Кто не будет закрывать глаза на проблемы, кто разорвет порочный круг, кто вместо вечного повторения прошлых историй сможет сделать шаг вперед?

Пора забыть, что время — колесо. Время — стрела.

Страшно...

Отчаянно, до дрожи пробирает страх...

Не справиться, не получить возможности, не успеть...

До ужаса боишься не успеть.

— Гермиона? — Гарри внимательно смотрит на тебя. Что он сумел увидеть в твоих глазах? О чем он подумал?

Заправляешь за ухо выбившийся локон. Отводишь взгляд, смотришь на вечеринку.

Да пусть произойдет хоть что-нибудь! Гарри должен отвлечься, он не успокоится, пока не поймет, что у тебя на уме.

Твои молитвы были услышаны. В гостиной появляется Минерва МакГонагалл.

Веселье на мгновение стихает, но декан окидывает своих подопечных взглядом — и улыбается. Демонстративно смотрит на часы.

— Что ж, до отбоя еще полтора часа...

Все расслабляются. Нагоняя не будет. МакГонагалл находит взглядом Гарри и жестом подзывает его к себе.

Смотришь, как она что-то ему говорит. Наблюдаешь, как меняется выражение его лица — от взволнованного любопытства — к удивленной радости.

Напоследок МакГонагалл пристально смотрит на близнецов и, погрозив им пальцем, покидает вас. Сияющий Гарри возвращается на диванчик.

— Сириуса Блэка оправдали. — Выдыхает он. — На Рождество, я смогу поехать к нему, познакомиться.

— О. Рада за тебя.

Время. У них будет чуть больше времени, чтобы лучше узнать друг друга. Хорошо это или плохо? Как повлияет на него Сириус?

Слишком уж все неопределенно...

— Гарри, Гермиона. — Подходит к вам Невилл. — Вы Тревора не видели?

Гарри, улыбнувшись, мотает головой — и замирает. Невилл, вздохнув, уходит, а ты наблюдаешь за Гарри, практически видя промелькнувшую у него в голове ассоциативную цепочку: Невилл ищет жабу — поездка в поезде — шоколадные лягушки — вкладыш.

— Я вспомнил, — тихо подтверждает он твою догадку. — Это имя было на вкладыше в шоколадных лягушках, когда мы только ехали сюда.

— Она у тебя сохранилась?

— Мм... кажется, нет. Но я помню, там было что-то про алхимию.

— Фламель. Алхимия. Фламель... Алхимия... Фламель! — Взволнованным тоном восклицаешь ты. — Если это тот самый Фламель...

— Ты что-то про него знаешь?

— Да. Я читала про него ещё до того, как узнала о магии. Фламель, предполагается, создал философский камень и его, якобы, неоднократно видели после смерти.

— Якобы? — Уточняет Гарри.

— Это маггловская легенда. Но не исключено, что у нее окажется реальная подоплека. — Киваешь сама себе. — Я даже уже знаю, где это можно уточнить.

* * *

— Вверх!

Презрительно игнорируя тебя, метла даже не шевелится.

— Вверх!

Поддразнивая, она чуть перекатывается набок и возвращается в исходное положение.

— Вверх!

И вновь ей просто плевать на тебя. Не шевелится и не собирается. Приходишь в бешенство.

— Уверенней, Гермиона, — наблюдает Гарри привычную картину. Каждый раз у тебя уходит по несколько минут и десятка два-три команд, чтобы заставить метлу влететь в твою руку.

"Ты опасаешься ее — и уговариваешь, — сказал как-то Гарри. — Просто прикажи ей. Уверенно".

Вздыхаешь и закрываешь глаза. Да как смеет этот чертов кусок деревяшки, не имеющий и тени сознания, игнорировать твои команды? Сжечь, уничтожить, запустить в Дракучую Иву...

— Вверх! — Рявкаешь со злостью.

Отставленную в сторону ладонь подбрасывает, когда метла на скорости врезается в нее. У тебя получилось! Все прошлые разы она поднималось нехотя, делая одолжение после долгих уговоров. Кажется, тебе удалось понять принцип!

Вот только этот принцип никак не поможет тебе на метле удержаться.

Садишься на метлу и, после одобрительного кивка Гарри, чуть тянешь ее на себя, заставляя ее немного подняться.

Ноги сами собой сжимаются в коленях в попытках удержаться на тонкой жердочке. Руки намертво вцепляются в метловище — и разжать их вряд ли получится.

И как только игроки умудряются держаться одной рукой — а то и вовсе без рук? Это не велосипед, здесь нет такого удобного сидения. Да и велосипед не свалится с высоты, лишь свернет чуть в сторону, но времени всегда хватает схватиться за руль и компенсировать. А без седла, когда надо контролировать и высоту полета, и держать в руках биту или мяч? Да идите вы полем, лесом и торфяником со своим квиддичем, адреналиновые наркоманы! Тут просто летать-то бы научиться. И то боязно.

Медленно наворачиваешь круги. О том, чтобы подняться повыше или ускориться и речи быть не может.

Когда ты останавливаешься, Гарри задумчиво тебя изучает. Про рожденных ползать он, в отличие от Малфоя, не пошутил ни разу. Добрый он мальчик.

* * *

Постепенно приближается рождество. Снега нет довольно долго: первый выпадает только к середине декабря, когда все уже как на иголках, предвкушают рождество и каникулы. Со странной тенью ностальгии вспоминаешь гораздо более снежные Соловецкие зимы. Все ученики высыпают из замка, по-детски радуясь зиме. Близнецы, когда вы наседаете на них после их наказания, подробно объясняют, как именно они зачаровали снежки для бомбардировки квиррелловского тюрбана. Втайне умираешь от хохота.

Каменные стены замка вытягивают тепло. Передвижения по коридорам замка сводятся к минимуму, огонь в каминах разжигают сильнее, из гостиных выходят, одеваясь как на улицу. Особенно мерзкий климат в подземельях. Немного сочувствуешь Снейпу и всем слизеринцам оптом.

Малфой нашел новую тему для издевательств над Гарри, неоднократно прохаживаясь на тему не до конца отсидевших преступников. Гарри стоически игнорирует его нападки, милостиво не напоминая, что Сириус приходится самому Драко гораздо более близким родственником.

Иногда у тебя даже появляется жалость к мальчику: он так хочет обратить на себя внимание, понравиться Гарри. Не научили его дружить, а объект для тренировки он выбрал крайне неудачный, еще и сразу поставил себя неправильно... В итоге это выльется в непрекращающуюся школьную вражду и многолетнюю ледяную неприязнь после нее.

Разок у тебя (о, чудо!) возникло робкое желание попытаться помирить их. Впрочем, перегорело оно необычайно быстро. Что поделать, слизеринец успел взбесить и тебя. Особенно если сравнить его с его сестрой.

Как же тот-Гарри был потрясен, когда чем-то знакомая блондинка лет сорока представилась как Элеонора Люцисоевна Малфоева. Ту дикую смесь изумления и едва подавляемого истерического хохота от вида насквозь обрусевшей, почти позабывшей родной язык сестры своего давнего недруга Гарри не испытывал больше никогда. А много позже, узнав ее получше, вернулся к напрочь выброшенным из головы в момент представления мыслям закрутить с ней интрижку.

Каникулы близятся. В последние дни Гарри пребывает в радостном возбуждении: не терпится познакомиться с Сириусом. А у тебя есть на каникулах своя цель.

Все когда-нибудь случается. Наступил и Этот День. Первый день каникул.

Складываешь в сумку абсолютно необходимые вещи и покидаешь ставшую уже привычной комнату. Не терпится вернуться домой, обнять родителей. Но ты знаешь, что уже завтра начнешь считать дни до возвращения сюда.

По прибытии на Кингс-Кросс вас встречают двое мужчин, почти одновременно направившиеся к вам, едва вы вышли на перрон. Виснешь на шее у отца, пока Гарри осторожно знакомится с Сириусом, которого он пока видел только на фото. Сириус знакомится и с тобой и твоим отцом. Вы с Гарри желаете друг другу счастливого рождества и прощаетесь.

Несколько дней тебя будут расспрашивать, ахать и кормить домашней едой. Праздник... Выждать еще день-два — и можно наведаться в Косой переулок.

* * *

В глубине магазина кратко звенит колокольчик, скоро подойдет хозяин.

— Добрый день, мисс Грейнджер. — Как всегда из ниоткуда выныривает Олливандер.

— Здравствуйте, мастер. — Киваешь ты.

— Помню, виноград и жила дракона. Какие-то проблемы с палочкой?

— О нет, что вы. — Качаешь головой. — Я всего лишь хотела задать вам несколько вопросов.

— Всегда рад помочь, — ободряюще улыбается Олливандер.

— Я хотела спросить... — мнешься под его внимательным взглядом. — Мистер Олливандер, как работают палочки? Как раньше обходились без них?

— Ох, — счастливо вздыхает Олливандер, — порадовали старика. Редко кто задается таким вопросом, а ведь вопрос-то правильный. Что ж это я, — внезапно спохватывается он, — пойдемте внутрь, разговор-то будет непростой.

Маленькая комнатка, куда проводит тебя Олливандер, является, судя по всему, одновременно спальней, гостиной, столовой и мастерской. Узкая кровать с небрежно брошенной на нее мантией. Низенький круглый столик, на котором лежат деревянные заготовки палочек, позавчерашняя газета, тарелка с недоеденной пиццей и полупустой стакан.

— Прошу, присаживайтесь, — приглашает он за стол. — Простите, я сейчас уберу.

Один росчерк палочкой — и стол пустеет. Но это явно не было простым заклинанием исчезновения. Догадываешься, что Олливандер куда-то все спрятал. Садишься на подозрительно пошатнувшийся под тобой стул.

— Да, очень правильный вопрос, — повторяет он. — Вы хотите знать, как все начиналось?

Киваешь.

— Вряд ли вы найдете это в какой-либо книге, — предупреждает он. — Мы уже никогда не узнаем, кто первый сумел структурировать магию и — вместо сгустка энергии — создал первое заклинание. Конечно, палочек тогда еще не было, но и заклинания были предельно простые. Несколько силовых линий, два-три активных узла. Самым сложным было научиться их выплетать, а уж запомнить и, впоследствии, создавать было просто. Шло время, проводились исследования, и началось то, чего все ожидали и опасались. Сложнейшие из придуманных заклинаний многие маги были просто не способны повторить. Те, кто мог, создавали артефакты, куда вкладывали эти заклинания — для остальных. Совершенствовать стали и артефакты. Вкладывали два заклинания, три, еще больше. В итоге, была разработана концепция универсального артефакта. Артефакта, который может создавать любое заклинание, информация о котором в него вложена. И тут столкнулись с другой проблемой. Артефакт должен быть достаточно компактен, чтобы его было удобно постоянно носить с собой. Там должна быть защита от случайной активации. И должен быть механизм идентификации заклинания, которое хочет использовать владелец. Так были изобретены волшебный палочки и нынешняя концепция сотворения заклинаний, когда волшебник знает ключ — слово и жест — а палочка создает заклинание.

Он тяжело вздыхает.

— Это был прорыв. Изначально не способные к сложному колдовству маги получили доступ к высшим заклинаниям. Большая часть магов перестала пытаться творить заклинания самостоятельно. Зачем, если можно просто махнуть палочкой, вместо того чтобы напряженно создавать энергетический конструкт. Очень немногие продолжали разработку новых чар. Но и они оценили удобство палочек и использовали их в повседневных делах. Разработанные заклинания они продавали мастерам палочек. Мастера конкурировали между собой в погоне за самым полным набором заклинаний... Настал момент, который должны были предвидеть. Никто уже не учился по-настоящему творить волшебство. Энтузиасты-исследователи забросили свою работу, когда поняли, что все необходимые для жизни заклинания придуманы и воплощены. Именно тогда, когда было придумано последнее заклинание, начался закат Магии.

— Кто был последним? — осторожно спрашиваешь ты.

— Мерлин. Великий Мерлин. — С горечью говорит Олливандер, — который так и не сумел вытащить магов из трясины, куда они погружались.

Полторы тысячи лет...

— Я знаю, что я сделаю, — внезапно сияет старый мастер. Он достает из шкафа прошитую стопку разноразмерных листов и бережно кладет ее на стол. — Это дневник нашего рода за последние шесть столетий. У меня нет наследника, мисс Грейнджер. Возьмите их и сделайте то, что не удалось Мерлину. Я не сомневаюсь: вы станете великой.

* * *

Разложив на столе, вдумчиво изучаешь дневник Олливандеров. Магия — гораздо более сложная и интересная штука, чем кажется при поверхностном взгляде. Когда-то давно и не тебе попалось на глаза сравнение магических заклинаний (конструктов!) и компьютерных программ. Фэнтезийные истории о бравых попаданцах-программистах, проникающих в суть магии и использующих прежние наработки для повергания в прах архимагов.

Чушь, конечно. Программа выполняет одну команду за другой (если не учитывать условных и безусловных переходов). Но в любой момент времени команда только одна. В конструкте же сотни и тысячи узлов (и это для относительно несложной магии!), сложным образом связанные друг с другом и непрерывно друг на друга влияющие. Скорее, это нейропрограмма.

А палочка, таким образом, универсальный нейрокомпьютер. Который "в железе" не изобретут и через сорок лет. Даже гордость берет.

Но и на конструкты можно, при желании, распространить адаптированные процедурный и объектный принципы. Что, в общем-то, и использовалось разработчиками чар. Если у нас есть конструкт для нагрева и конструкт для определения температуры, то вполне возможно создать "термос" взяв их и навертев сверху управляющую сеть. А в заклинании потом отразить названия базисов — просто так, для памяти.

Александр, помнится, жаловался, что объектно-ориентированный подход — это минное поле. Код множится и дублируется, мешая нормальной работе. Да, проще писать. Но — дольше выполнять. Вот и прогрессирует год за годом вычислительная мощность процессоров.