"Хрупкий мир" (Война стариков 7)

Ран покачал головой. — Обычно мы бьемся до десяти, — сказал он. — А я в кои-то веки победил и хочу насладиться этой победой.

Я улыбнулась. — Вполне справедливо.

— В знак моей победы, возможно, ты расскажешь мне, что тебя так расстроило, — сказал Ран.

Я немного помолчала. — Речь идет об информации, которую мне предоставили и делиться которой я не имею права, — начала я.

Ран поднял пальцы. — Я больше не буду спрашивать, — сказал он.

Я подняла свою руку. — Все в порядке. Я просто пытаюсь придумать, как это сформулировать, чтобы не навлечь на нас обоих неприятности. — Я задумалась еще на мгновение, пока Ран ждал.

Наконец, я спросила: — Ты когда-нибудь был влюблен, Ран?

— Нет, — ответил Ран и прикоснулся к своему ошейнику сознания. — Эти новейшие технологии улучшают нашу способность справляться с сильными эмоциями, но они все еще очень трудны, даже такие приятные, какими могла бы быть любовь. Кроме того, наша биология этого не требует.

— Я имею в виду, что наша биология тоже этого не требует, если уж на то пошло, — сказала я.

— Да. Но я понимаю, что это может помочь.

— Что ж, это правда, — сказала я. — Но это не помогает мне объяснить тебе, о чем я думаю. — Я подумала еще немного. — Хорошо, как насчет следующего? Ты помнишь, как иногда считаешь, что я на тебя злюсь и делаю такое же лицо.

— Да, ты сделала это всего несколько минут назад, — услужливо подсказал Ран.

— Ты меня раздражаешь, но не принимаешь это на свой счет, потому что знаешь, что люди такие.

— Люди такие, — сказал Ран. — Не все люди такие.

— Поправка принята к сведению, — признала я. — Люди такие. Но это единственная причина, по которой ты терпел это от меня?

— Нет, — ответил Ран. — Мы также коллеги и, я думаю, друзья.

Я кивнула. — Да, мы такие, — согласилась я. — Это значит, что мы оба можем немного раздражать друг друга, прежде чем возникнет проблема.

— Это интересное определение того, что такое быть другом, — заметил Ран.

— Да, это не просто так, — согласилась я. — Но суть в том, что друзья заботятся друг о друге, даже когда бывают моменты, когда они раздражают друг друга. Или выводят из себя. Или даже не очень нравятся друг другу.

— Хорошо, — сказал Ран.

— Ну, у меня есть друг, — сказала я. — Больше, чем друг. Человек, в которого я была влюблена и который тоже любил меня. А теперь он ушел и совершил что-то очень, очень глупое, и я злюсь на него за то, что он позволил себя уговорить, хотя ему следовало бы быть благоразумнее. Я злюсь на него, и в данный момент не знаю, что делать с этим гневом. — Я помахала Рану. — Кроме, знаешь ли, попыток подраться с тобой.

— Плохо, — заметил Ран.

Я посмеялась над этим.

— Мне жаль, что твой друг разозлил тебя своей глупостью, — сказал Ран, когда я отсмеялась.

— Спасибо, Ран, — сказала я. — Мне тоже жаль.

— Предложение о целительном объятии все еще в силе.

Я снова рассмеялась, но потом остановилась. — Это напомнило мне, что ты должен присмотреть за моим котом.

— Люцифером?

— Да, моим единственным котом.

— Я с удовольствием присмотрю за твоим котом, — пообещал Ран. — Надолго ли?

— Пока не знаю, — ответила я.

— Это как-то связано с твоим глупым другом? — спросил Ран.

— Не могу ответить на этот вопрос.

— Конечно. Я буду наблюдать за Люцифером столько, сколько потребуется тебе, чтобы разобраться с тем, что может иметь или не иметь никакого отношения к твоему глупому другу.

— Спасибо, Ран, — сказала я и посмотрела на часы. — У меня есть пара часов до встречи с заместителем посла. Собираюсь принять душ и уладить кое-какие дела, которые мне нужно завершить. Пока я этим занимаюсь, мне нужно, чтобы ты проверил, какие у меня могут быть нерешенные вопросы, чтобы я могла разобраться с ними до того, как уйду, или поручить тебе разобраться с ними, пока меня не будет. Если ты сможешь передать мне это, когда я вернусь со встречи с Клоком, это было бы здорово.

— Есть одно осложнение, — сказал Ран.

— Какое?

— Помнишь, перед предложением провести спарринг я сказал, что у меня есть для тебя сообщения.

— Да, — сказал я.

— Одно из сообщений было от заместителя посла Клока.

— В чем дело? Не хочет ли он снова отложить нашу встречу? Если да, то эта встреча, вероятно, не состоится.

— Он не хочет откладывать встречу, — сказал Ран. — Встреча состоится в это же время.

— Так в чем дело?

— Он сказал, что хочет, чтобы я присутствовал на встрече с тобой.

— Мы знаем о вашей миссии, — сказал мне заместитель посла Клок, обменявшись лишь минимумом дипломатических любезностей, когда я села перед его столом в офисе посольства Обина в Колониальном союзе.

Я кивнула в ответ, но больше ничего не сказала, ожидая продолжения.

Офис Клока был похож на любой другой офис в посольстве Обина, абсолютно пустой, за исключением абсолютного минимума брутально функциональной мебели. Это было не потому, что обиняне предпочитали брутально функциональную эстетику, а потому, что у обинян вообще не было эстетики. Чтобы создать эстетическое представление, нужно было вложить в него некоторое количество сознательных мыслей, а обиняне, несмотря на то, что их цивилизация была по меньшей мере такой же древней, как и у человечества, обладали сознанием всего три десятилетия. У них было слишком мало времени для развития эстетики или особого интереса к ней.

Насколько понимаю, когда обиняне только планировали строительство своего посольства в Феникс-Сити, Союз колоний предложил им несколько дизайнеров интерьера. Предложение было отклонено.

Итак, я сидела в пустом кабинете, на удобном, но скучном стуле, перед стандартным, непривлекательным столом, за которым сидел заместитель посла Клок. Там был стул, и у меня был стул. Ран, который также присутствовал на встрече, стоял позади меня. Казалось, он не возражал.

Я оглянулась на своего помощника, а затем снова на Клока. — Я не уверена, как реагировать на это заявление, — сказала я. — За исключением, возможно, того, что тема, о которой вы говорите, не из тех, которые следует обсуждать в присутствии моего коллеги.

— Я знаю, что вам сказали, что миссия была засекречена, — сказал Клок. — Однако вы должны знать, что, поскольку мы, обиняне, обеспечиваем вас транспортом до места назначения и обратно, мы также осведомлены о миссии.

— В этом есть смысл, — признала я. — Но вы должны понимать, что без разрешения я не могу обсуждать или даже официально признавать, что мне что-либо известно по этому вопросу.

— Мне не нужно, чтобы вы подтверждали или опровергали что-либо о миссии, — ответил Клок. — Если будете так добры, я попрошу вас выслушать меня.

Я кивнула на это и подождала, пока Клок продолжит.

— Систему, в которой находится колония Юнити, мы называем Карна-Хлавен, или Шестьдесят третья, — сказал Клок. — Это была последняя система, которую обиняне пытались колонизировать до того, как Конклав объявил мораторий на новую колонизацию любыми видами. Астероид, на котором находится Юнити, никогда не задумывался обинянами как официальная колония, а как передовая база для планирования будущей потенциальной колонизации нескольких спутников Карны — крупнейшей планеты Хлавена. Однако Конклав решил, что передовой базы было достаточно, чтобы для его целей считаться колонизацией. Это было важно, как вы понимаете, когда была основана Юнити. С технической точки зрения, колония Юнити не противоречит запрету Конклава на колонизацию или действию трехстороннего договора. Это не новая колония, а всего лишь... расширение предыдущей. Это сделало ее удобной и полезной для всех вовлеченных сторон.

— Хорошо, — сказала я, решив, что признание того, что я что-то слышала, в данном случае не является проблемой.

— Возможно, это также создало проблему.

Я немного посидела в тишине, ожидая от Клока продолжения. Его не было. Наконец, я спросила: — Как же так?

— Мисс Трухильо, вы знаете об особых отношениях между обинянами и консу, — сказал Клок.

Это привлекло мое внимание. Консу были тяжеловесами в нашей области космоса, видом разумных существ, настолько сильно отличавшимся от всех остальных в округе, что сравнивать нас с ними было все равно что сравнивать кроманьонцев с людьми, летавшими в космос. Они не просто были в другой лиге по сравнению с нами и всеми остальными видами в этой части галактики; они играли в другой, бесконечно более сложный вид спорта.

Это не значит, что они не интересовались нами, низшими существами. Консу интересовались нами, как ребенок с увеличительной линзой интересуется муравейником. Они играли с нами в своих собственных непостижимых целях, а затем на некоторое время уходили, пока не решали снова достать свои увеличительные линзы.

Ни один вид не знал этого лучше, чем обиняне. Тысячи лет назад консу высадились на спутнике, которая должна была стать родиной обинян, нашли вид, обладающий базовым интеллектом броненосца, и развили в нем разум, но без сознания, просто чтобы посмотреть, что произойдет.

Произошло то, что произошло с целым видом, который, даже не обладая индивидуальным сознанием, был настолько сильно затронут его отсутствием, что на протяжении тысячелетий это определяло почти все в их жизни. Расовое посттравматическое стрессовое расстройство у обинян было с самого момента их создания.

Консу, со своей стороны, вообще почти не думали об обинянах. Представьте, что вы знали бы о существовании своего создателя, но ему было бы на вас наплевать. Это плохо скажется на вашей расовой психике.

— Да, я в курсе, — сказала я Клоку.

— Тогда, возможно, вам будет интересно узнать, что примерно за последние двадцать ваших лет консу снова заинтересовались обинянами.

Услышав это, я нахмурилась. — Почему?

Заместитель посла Клок склонил голову набок, глядя на меня. — Я думаю, вы, возможно, знаете об одном событии почти двадцатилетней давности, в котором участвовали обиняне и консу.

Я тупо смотрела на Клока около трех секунд, прежде чем до меня дошло. — Роанок, — сказала я.

— Роанок, — согласился Клок. — И инцидент с вашей подругой Зоей Бутен-Перри.

Моя подруга Зоя была биологической дочерью Чарльза Бутена, ученого-гуманиста, который придумал, как наделить обинян искусственным сознанием. Она также была приемной дочерью Джона Перри и Джейн Саган, первых руководителей колонии Роанок. Как дочь расового героя нации обинян, Зоя была кумиром всего народа. Когда колонии Роанок угрожало нападение, именно Зоя отправилась за помощью, убедив обинян попросить консу предоставить ей технологию, которая позволила бы предотвратить нападение на колонию.

Как ей это удалось, — это потрясающая история.

Но в конечном итоге это потребовало ужасающего количества жизней обинян.

— Почему Роанок должен иметь значение? — спросила я.

— Почему что-то имеет значение для консу? — в свою очередь спросил Клок. — Ответ невозможно получить, не задавая вопросов, а консу всегда требуют высокую цену за то, чтобы задавать вопросы. Что мы знаем, так это то, что после Роанока, после тысячелетий забвения, мы, обиняне, заметили, что консу следят за нами в наших системах. Вы должны понимать, что если мы видим, как консу делают это, то это потому, что они хотят, чтобы мы их увидели.

— Вы не пытались связаться с ними?

— Они никогда не общаются с нами. Если мы пытаемся вступить с ними в контакт, они игнорируют нас. Если мы приближаемся, они отступают. Иногда они возвращаются, когда мы больше не преследуем их. Иногда не делают это.

— Хорошо, — сказала я. — Какое отношение это имеет к колонии Юнити?

— Потому что за несколько недель до исчезновения колонии мы заметили консу в системе Карна-Хлавен, — ответил Клок.

Я наклонилась вперед на своем удобном и функциональном стуле. — Вы думаете, они имеют какое-то отношение к ее исчезновению?

— Мы не знаем. Я рассказываю вам все, что нам известно.

— Вы, должно быть, рассказали об этом другим в госдепартаменте, — сказала я. — Я не слишком высокопоставленный сотрудник, чтобы быть единственной, кому вы рассказали.

— Мы проинформировали ваш госдепартамент, — сказал Клок. — Они попросили нас сохранить эту информацию в тайне.

Я открыла рот, чтобы спросить почему, но тут же захлопнула его.

С тех пор, как Союз колоний продолжил исследования Чарльза Бутена по наделению обинян сознанием, у них сложились особые отношения с нами, которых у них не было ни с Конклавом, ни с Землей. Мы знали об исчезновении Юнити кое-что, чего не знали два других участника.

Какова может быть ценность этой информации, на тот момент было неизвестно. Но, очевидно, пока что это стоило сохранить в секрете.

Кроме...

— Зачем вы мне об этом рассказываете? — спросила я Клока. — Я могу на сто процентов гарантировать вам, что если они приказали вам держать это в секрете, то не хотят, чтобы я знала. Ранее сегодня я была на встрече с несколькими руководителями государственного департамента и моим отцом. Об этом не было ни слуху ни духу.

— Я не рассказываю вам об этом, — ответил Клок, а затем указал за мою спину, на моего помощника. — Я рассказываю Рану. Вы просто случайно оказались в этом помещении.

Я вытаращила на это глаза. Это был уровень бюрократической белиберды, которого я никогда бы не ожидала от почти до боли буквального обинянина. — В этом нет никакого смысла, — сказала я Клоку. — Ран — мой помощник. У вас нет причин что-либо рассказывать ему. — Я повернулась к Рану. — Без обид.

— Не обижаюсь, — сказал Ран.

— У меня не было бы причин что-либо рассказывать Рану, если бы он не собирался идти с вами на задание, — сказал Клок. — Но Ран отправится на миссию вместе с вами. Сегодня днем мы обратились с просьбой об участии в ваш государственный департамент, и они согласились на это.

Я повернулась к Рану. — Ты знал об этом?

— Нет, — сказал Ран. — Я в таком же замешательстве, как и ты. — Он перевел взгляд на Клока. — Это сложно. Я уже обещал посидеть с котом.

— Если не будет найдено другого решения, я предлагаю вам принести кота ко мне, — сказал Клок Рану.

— Забудьте о коте, — сказала я.

Оба обинянина выглядели шокированными этим заявлением.

— С Люцифером все будет в порядке, — заверила я их обоих. — Другая няня для кота уже назначена. Я хочу знать, почему Ран так важен для миссии. Я не должна признаваться, что мне что-то известно, — добавила я, но было уже слишком поздно.

— Ран имеет решающее значение для миссии, потому что в ней участвуете вы, — сказал Клок.

— Не понимаю.

— Мисс Трухильо, Ран — это ваша охрана.

Я рассмеялась.

— Простите, — сказала я через минуту. — Не то чтобы я не ценила ваши чувства. Но я могу победить Рана в половине наших спаррингов.

Клок подсказал Рану. — Скажи ей.

— Сказать мне, что? — спросила я, посмотрев на Клока, а затем на Рана.

— Я сдерживался, — обратился ко мне Ран.

— Сдерживался?

— Да.

— Когда мы дрались?

— Да.

— Насколько?

— Намного, — сказал Ран.