Мастер белого шума (общий)

Глаза у сержанта тоже постепенно округлялись и шалели.

— Не тараторь, как девка, — попытался он пресечь безобразие.

— Да я вообще могу молчать! — обиделся я. — Не хотите рассказывать, не больно и надо. Только я вот подумал, если к вам дар не вернулся, то и мне не светит, да? Как хреново-то!

Мужик смягчился:

— Не то слово, Рик. Короче, ты меня не сбивай. Расскажи, как долго ты блуждал и кого встретил?

— А хряксу видели когда-нибудь? Вот ее и встретил.

— Храксу, — поправил он.

— Одна хрень. Пасть во! — я показал, максимально широко раздвинув ладони. И изложил события в суровой редакции старика Стивера.

— А больше никого не встретил? — заскучал сержант. Видно, уже осведомлен о подробностях, и версии совпали. — Может, товарищей по несчастью видел? Не помнишь?

Так. По такой настойчивости ясно, что кто-то из ребят страдает провалами в памяти, что мне на руку.

— Не помню. Голова болела жутко, и я плохо соображал. А что, потерялся кто?

— Экий ты любопытный. Что еще из особенностей самочувствия помнишь? — и этак прищурился.

Не подловишь. Я об этих особенностях наслушался, пока среди ребят толкался.

— А чего тут помнить, когда и сейчас — то же самое? И захочешь — не забудешь. Шум в ушах, головокружение и все такое. Сами ведь знаете, если не врете, что с вами такое же было. А почему вы в армию пошли?

— А куда еще? Строевую подготовку нам давали, оружие мы изучали не только магическое. В рядовых полгода, потом взводным, сейчас вот — сержант. Может, и до лейтенанта дослужусь, — горькая усмешка искривила сухие губы. — Ничего, говорят, дар возвращается. Только не такой уже.

— Как не такой?

— К примеру, был черным, стал белым. Или стихия сменилась. Так что, будь готов к изменениям. Ладно, иди. Позже еще поговорим. Если что вспомнишь, скажи вашему куратору. Позови там следующего.

Я кивнул и вышел в глубочайшей задумчивости. Еще раз кивнул — беловолосому парню лет семнадцати, с несчастным видом подпиравшему стену.

— Чего им надо от нас, а? — всхлипнул он. — И без них тошно!

* * *

Полковник покосился на Микаэля Эспансу, скучавшего, сидя в кресле за магическим стеклом.

— Ну, шустёр, пацан! Не он?

— Не смешите меня, полковник. Как я узнаю внука, если никогда его не видел?

— Ну как же не видели, — упрекнул безопасник. — Кристаллы вам регулярно присылали. К тому же, вы специально ездили к нему в деревню как раз той весной накануне событий в Пашбе. Встречались и даже говорили.

— Кто так ловко вас обманул? — удивился академик, скользя взглядом по вошедшему в кабинет с той стороны стекла светловолосому парню. — Я той весной находился за тридевять земель, о чем ваше ведомство досконально осведомлено.

— Верно, запамятовал. Вы пересеклись с Даниэлем летом, когда экспедиция ехала в Пашбу. Некий бродяга подсел в машину к парнишке на каких-то пару часов.

— Полковник, вы вашими выдумками отвлекаете меня от дела. Каждая минута моего времени задокументирована, и этого фантастического эпизода с бродягой там быть не может. Сосредоточьтесь лучше на абитуриенте, мы-то с вами и потом можем подумать, кому и зачем нужно вас дезинформировать. Это второй случай, значит, налицо система.

— А что на нем сосредотачиваться? Мы хорошо знаем этого блондинчика. Да и вам он знаком. Выкормыш аристократической семьи, потомственный маг. Был. Не Даниэль, гарантирую. А случай есть и третий, профессор. Еще нам стало известно, что вы примчались в изолятор, когда ваш внук погорел на воровстве.

— Почти верно. Разминулся на полчаса. Мальчика уже отправили в интернат, и он сбежал до моего туда приезда.

— Вот это меня и удивило, магистр Эспанса. Это и удивило. Как вы пронюхали, что какой-то очередной воришка в какой-то богозабытой дыре — ваш внук? И почему с такой же скоростью не помчались по свежему следу в интернат? Я уже боюсь спрашивать о том, как истощенному до прозрачности пацану удалось так быстро, через какой-то час после прибытия, бежать из закрытого и охраняемого заведения? Уж не с вашей ли помощью?

— Вы не поверите, полковник, но у меня точно такие же вопросы. Как ему удалось? И предлагаю отложить эти выяснения и сократить процесс тайного знакомства с мальчишками. Их девяносто восемь. Если на каждого тратить по полчаса, это грозит затянуться до утра. Пожалейте хотя бы детей, если вам себя и меня не жалко. Даниэля среди них наверняка нет. Он не дурак, чтобы затесаться в число поступающих.

— Вот как раз не-дурак и мог такое сотворить. Намеренно лишить всех магии и примкнуть с невинным видом, — процедил офицер. — Не переживайте, профессор. Основных подозреваемых мы уже почти всех посмотрели. Группа из тридцати человек. С запасом, так сказать. Это те, чья биография вызвала у нас вопросы. И те, кто прибыл без сопровождения или в сопровождении невыясненных личностей. И те, кого обнаружили в самых неожиданных местах Академии. Возможно, пытались спрятаться. Подгруппы частично пересекаются. Мы разбавили 'группу икс' совсем невинными овечками, чтобы ваш выродок не насторожился, если он тут.

— Аккуратнее, полковник. Мое терпение не безгранично.

— Учту, — ухмыльнулся вояка, блеснув серыми глазами. — Давайте уж досмотрим еще десяток. Остальных допросят без нас.

* * *

Кураторы разбили нас на четверки и выдали ордера на заселение в общежитие — еще более обшарпанную трехэтажную развалюху, через скверик от здания, где нас держали весь день. Не думал, что маги так бедно живут.

Внутри оказалось попригляднее, без трещин на штукатурке и рассохшихся половиц, но очень пыльно, как будто здание давно не использовалось.

Поселили меня в четырехместную комнату. Одного из соседей я вспомнил: рыжеватый парень, что стоял в зале со Стеной Памяти у меня за спиной, его мать — магиня. Была. Рыжего звали по-идиотски — Антариун, имя тут же подверглось обрезанию до Анта.

Вторым оказался блондин с благородной страдающей физиономией. Аристократический хлыщ по имени Ланнерт. Тоже потомственный маг. Был. Стал просто Ланом.

Третий — чернявый и худенький пацаненок откуда-то с юга. Он так невнятно представился, что я не разобрал ни его имени, ни названия местности.

Я сразу занял лучшую с моей точки зрения койку у окна, бросил рюкзак на пол, скинул ботинки и завалился на унылое серое покрывало, прикрывавшее голый матрац и подушку без наволочки. Стопка белья лежала на тумбочке.

Остальные последовали моему примеру. Шевелиться никому не хотелось, разговаривать тоже.

Ужин нам выдали армейским пайком в фольге. И поставили армейский термос с чаем. Стаканы забыли выдать.

— Кто пойдет? — оглядел я соседей.

Никто не подхватился. Ну и фиг с ними. Я не гордый.

— Ладно. Я разыщу посуду, а ты, — ткнул я в блондинчика, — потом вымоешь и отнесешь.

— С какой стати ты раскомандовался?

— Кто-то должен принимать решения. Тут слуг нет, значит, будем по очереди себя обслуживать. Сегодня твоя очередь.

— А не пошел бы ты.

— А и схожу, разведаю, где тебе вечно жить, — не обращая внимания на недовольных, я отправился на разведку. Обломаю еще этого прынца, никуда не денется.

По коридору бродил не я один. Кто-то спрашивал, где взять ложки-вилки, кому-то забыли выдать термос, третьи потеряли ключи от комнаты, еще один шизик искал маму.

Пятые оказались стражей. То бишь, дежурными по этажу. Они и выдали мне стаканы. С армейской меткой.

— Не понял, — говорю. — Я куда попал вообще? В храм науки или в казарму?

— В рай! — обрадовал парень с капральскими лычками на рукаве.

— С таким раем никакого ада не надо. Этот стакан замени, он с трещиной, — я щелкнул ногтем по бракованному сосуду. — Из такого пить — плохая примета.

— Бери, что дают, и отвали.

— Жалко тебе, что ли?

— Не нарывайся, малец. Надо, сам сходи. Склад на первом этаже.

Склад я искал долго. На всех этажах. Вот эти гады поржали над доверчивым простаком!

Зато разведал, где тут вход в подвал, засек пару темных местечек типа кладовок — с ломиками, метлами и лопатами. Теперь буду знать, куда за оружием бежать. Обнаружил лестницу на чердак, снял и повесил обратно замок на люке. На всякий случай. Мало ли, что ночью случится, а путь отступления уже готов. На третьем этаже познакомился с заплаканными девчонками, подбодрил, как мог. На своем втором присмотрел, где взять утюг, и занял очередь в душ.

Треснувший стакан случайно кокнул. Поскользнулся, бывает. Я не я, если за день ничего не сломал. Хаос, он дани требует. Сегодня, правда, он нажрался под завязку. Вон, сколько судеб сломанных. Если тот сержант не врал.

Осколки стекла выбрасывать не стал. Я ведь тоже гад, мстительный.

— Прости, но твой стакан оскорбился, что ты не хочешь его мыть, и отказался работать, — я ссыпал стекло на тумбочку блондина. Получил в награду ненавидящий взгляд и с чувством исполненного долга расположился на своей койке и налил себе чай. — Вот видишь, Лан, ты и перестал страдать. Сильную боль можно приглушить только более сильным раздражителем. Например, злостью.

— Так ты специально меня провоцировал?

— На самом деле мне конкретно на тебя плевать. Но тут сейчас полторы сотни страдальцев. Слишком много. И одного-то меня — уже много. А если все будут стонать, то это не та музыка, какую хочется слушать вечно.

— Ты откуда, Рик? — спросил рыжеватый.

— Из Тьмы.

Блондинчик брезгливо поморщился, но снизошел:

— Тогда тебе нас с Антом не понять. Мы потомственные маги. Я — белый маг в седьмом поколении! А теперь...

Начинается.

— А теперь ты, может быть, станешь черным магом и всех утрешь. Плохо, что ли?

— Как — черным? — побледнел он, хотя куда уж больше. И так фарфоровый.

— А вам тот рыжий сержант не сказал?

— Он говорил только, что магия вернется, — ожил черненький, робко жавшийся в своем углу.

— Ага, — я отхлебнул остывший чай. — Вернется. Только другая. Было белое, станет черное, к примеру. Это его слова.

— А огненные? — рыжий отставил опустошенный стакан и придвинулся ближе.

— Не знаю, у него спроси.

— Меня отец проклянет, — простонал блондин, взявшись за виски. — Он ненавидит черных магов!

— А не рано тебе об этом-то переживать? Мне тоже не улыбается каким-нибудь ботаном стать. В Темном таких в салаты крошат на завтрак. Но я же нюни не распускаю, заметь. Неизвестно, как оно повернется. Может, изменение зависит от внутреннего настроя? Сержанта я не успел раскрутить на подробности, завтра дожму.

— Дожмешь? — рыжий глянул на меня, как на сумасшедшего, и вдруг хихикнул. Слава Хаосу. Настроение в комнате сменилось с монотонного на... разное. Хоть что-то питательное для моего заскучавшего от всеобщей тоски то ли дара, то ли анти-дара. Теперь можно и поспать. Тьфу, у меня же еще одно дело!

— Поели-попили? Идем в душ, — скомандовал я. — Я там очередь занял на четверых.

— А стаканы? — дернулся черненький.

— Потом помоются. Может, тут добрые и честные домовые водятся? У которых еще совесть гордостью не выело.

Фыркнув, парни похватали смену белья и побежали к душу вперед атамана. Спасибо тетке Мафизе, научила меня строить ее разнокалиберное потомство. Роненята почему-то искренне считают, что их законное место — на шее у ближних. Тут только раз допусти на себя сесть, и кранты. И этот белобрысый 'принц' от них мало чем отличался.

Вернулся я последним, наплескавшись до одури. Дорвался.

Ага, посуда вымыта до блеска, мусор вынесен. Молодцы! Блондин сделал вид, что спит. Рыжий дрых на самом деле.

— Тут дежурные приходили за термосом, — доложил ждавший меня черненький. — Орали, что четвертый стакан должен быть. Я сказал, что нам подсунули треснутый, и он лопнул от кипятка.

— А они что?

— Сразу заткнулись.

Я забрал чертовы стаканы и поперся к дежурным.

— Вот, я же предупреждал, что трещина — плохая примета.

— Ты меня достал, парень! — прорычал капрал. — Оставь посуду в комнате.

— Не могу. Три вещи на четверых — это постоянный конфликт. Либо ни одной, чтоб никому не обидно, либо полный комплект.

— Откуда ты такой умный?

— Из Тьмы.

— Ладно, держи вот, — капрал, покопавшись в столе, вытащил синюю фарфоровую чашку с вензелями. — Моя личная, под твою ответственность. Завтра поменяю. И чтоб ни одной трещины!

А вензеля-то знакомые, — ёкнуло сердце. Сделал каменную морду, поблагодарил и свалил. Не спрашивать же у него, как армеец стал владельцем чашки с инициалами моего отца. Что они мне в следующий раз подсунут? Мамин носовой платок? И тому парню с погнутой вилкой, интересно, что они выдали? Наше фамильное столовое серебро? Это дед их снабдил, не иначе. Уррод академический. Предатель!

Утренний чай из чашки пил обделенный стаканом блондинчик, гордый своей исключительностью. Пусть порадуется. Я не фетишист. Из-за такой мелочи погореть — себя не уважать.

Глава 4. Нулевой

Не выспался зверски. Ночью вздрагивал от каждого шороха, в полудреме вспоминал и повторял про себя детали моей легенды. Раз уж так повернулось, что она мне все-таки понадобится.

Странную вещь заметил, вспоминаючи. Вроде бы времени у нас было мало, и гадалка не успела меня как следует поднатаскать по фактам моей новой биографии, а стоит задуматься, и подробности всплывают, разворачиваются, как тугой бутон, лепесток за лепестком.

Внешность мне Халия изобрела не случайную — срисовывала с реально существовавшего шестнадцатилетнего парня, коренного жителя Темного города. По счастью, наши имена совпали. Я имею в виду мое придуманное — Фредерик. И фамилия в моих нынешних документах вполне существующая — Милар. Даже если очную ставку с 'родителем' попытаются мне организовать, то провала не будет. 'Папуля' Карел не бывает трезвым и окончательно съехал с катушек от последнего лечения.

Сам Фредди поднялся над мелкой шпаной своего района за счет слабого магического дара, яшкался с бандитами, чуть покрупнее в местной иерархии, и сгинул бесследно как раз в ту неделю, когда я приехал покорять столицу. В Темном люди часто пропадают, и никто их не ищет. Гадалка точно знала, что даже призрак настоящего Фредерика Милара никогда и нигде не всплывет.

Обычные дела и души Тьмы.

Главное — в Темном с моей внешностью не светиться, предупредила Халия. У моего прототипа и дружки еще живы, и долги остались, за которые он и поплатился.

Как же мне не хотелось даже краем касаться этой грязи! Но пришлось.

Документы у меня забрали во время большого шмона. Хорошо, что старик Стивер уговорил меня нож спрятать, а про мини-дрель и прочий металлолом я сам еще раньше сообразил.

После завтрака кураторы объявили, что магические испытания откладываются на неопределенный срок, но тесты и собеседования по сопутствующим наукам мы все должны пройти. Сдавшие будут зачислены на нулевой курс, который зачтется за первый после возвращения дара. Везет мне с нулевыми номерами.

Я решил наглеть до конца. Чтобы они сами меня спокойненько вышибли.

Оторвался по полной.

Сначала нас озадачили сочинением.