Вышивальщица и топор Ларны

— Отмели там, — ус выра указал направление. — Едва вы закончите круг, как раз встанем на курс, да. Хороший курс. Там живет мой брат. Надеюсь, он в здравии, мокр и сыт.

Малек притащил бадью с печенью, сунул поближе к хвосту выра найденную в трюме вторую бутыль тагги. И ревниво отобрал свой барабан. Поцарапанный, сразу утративший даже жалкие остатки внешнего лоска. Выр виновато фыркнул и подцепил печень верхними руками. Человечьей ладони у выра не имелось, все пальцы росли из общего основания фаланги пучком — отметили любопытствующие, продолжая глазеть на выра вблизи, безнаказанно. На выра, сосущего и перетирающего печень! Между тем, за едой повелители мира якобы несносны и чужих глаз не терпят: вырывают. Порой говорят, потому они и выры... Им лишь бы кого изуродовать.

— Вкусно, да, — радовался Шром. — Не солили потому что. Вы всё солите! Это разрушает мою веру в разум людей. Зачем готовить еду впрок на теплом берегу? Чтобы отравиться понадежнее, да! Рыбий яд ужасен. Особенно для вас, сухопутных. Тант — рыбий яд. Безумие ваше, да. Наше — тоже... Зачем вырам повелевать сушей? Один кланд знает ответ. И мой брат Борг, пока еще живой. Но я этим займусь. Да, обязательно.

— Кландом или братом? — уточнил Ларна.

— Я буду думать. Не надо спешить в таком важном течении мыслей, — Шром быстро всосал очередную порцию печени, не растирая её пластинчатыми подобиями зубов. — Много рифов вижу на пути раздумий, да. Нет знания вод и скрытого, донного. Но есть намерение разобраться... Я довольно слабо сыт, но уже могу двигаться. Поплаваю, да. Много рыбы там и там. Хорошей рыбы, полезной. Без танта. Ты, недоросший, бери мешок. У вас для рыбы — мешок?

— Сеть, — предположил Малек. — И я зовусь Малек, а не какой-то недоросший.

— Бери сеть, — согласился Шром. — Цепляй к ней пузырь. Будем сразу выбирать полезную рыбу. Ты и я, да. Малек... Смешно. Никогда не учил мальков. В моем бассейне, — тут Шром загрустил и поник усом, — нет мальков. Нет готовых зародышей братьев. Только трое нас, настоящих ар-Бахта, в замке, и еще один на отмели. Все взрослые. Нельзя новых братьев будить.

Шром резко поднялся на лапах, получилось непривычно: не вверх вытянулся всем телом, а вдоль палубы, только головогрудь слегка наклонена и приподнята. Люди заинтересованно предположили, что такой способ передвижения для выров удобен. Они бегут, не напрягают нелепо выгнутую спину. Топочут своими множественными лапами слитно и ловко. Но — недостойно властителей суши. Сейчас глаза Шрома едва выдвигаются на один уровень со взглядом Малька.

— Залезай, — в шевелении ворсинок были очевидны приязнь. — Буду воспитывать личного малька... человечьего, да. Ну и что? Смешно. Годится. Ты и капитана дергаешь за усы, я вижу. Ты всех извел, да. Пусть отдохнут. Только ныркий малек доживет до отверждения панциря. Залезай уже, да. Голодный выр опаснее шторма. А голодный выр в шторм... да.

— На спину? — шепотом уточнил потрясенный Малек.

Ус насмешливо хлестнул его по руке, подгоняя. Мальчишка взвыл от восторга и полез, цепляясь беспорядочно за выступы панциря и скользя по его гладкой влажной поверхности. Странным образом он забыл сразу и окончательно, насколько плохо пахнут выры и как сам еще недавно звал их гнильцами. Рыбак подал сетку с привязанным поплавком, пожелал удачи — и выр прыгнул за борт, фыркая и азартно пощелкивая клешнями.

— Ему солнцем напекло затылок, — успокоил себя пожилой моряк, наблюдая удаляющегося от галеры Шрома с седоком на спине. — Свихнулся. Хорошо так, удачно и вовремя. Жрать нам, дело ясное, вовсе нечего. И сегодня, и завтра. Но для нас охотится безумный боевой выр. Здоровенный. Я так прикинул, еще пополудни: багром не взять. Брэми Ларна, как вы умудрялись давить их, и не соображу. Не для людей дело.

— Я называл имя? — расстроился капитан.

— Настоящих выровых наемников не так уж много, — лениво усмехнулись с передних лавок. — Северян и того меньше, затопило вас слишком сильно еще два века назад, последние ваши селения опустели на землях за проливом, что севернее Горнивы. Мы прикинули и не ошиблись. В общем, хватит лохматостью всех стращать.

— Особая примета, — насмешливо сообщили с задних лавок, — на шее шрам от клешни выра. И второй под правым глазом, ухо же правое внизу порвано. Обманул нас прежний капитан. Вы стоите дороже галеры, брэми. Вы самая интересная сказка нашего времени. Во всяком трактире, напившись, считают ваших лично убитых выров. И гадают, почему вы еще живы.

— Потому что убивать выров меня нанимают выры, — оскалился Ларна. — Полагаю, больше не наймут, не вижу смысла гордиться содеянным. Разве что Шром попросит разобраться с братом. Знать бы, почему они все — братья? И насколько соответствует смысл слова нашему, людскому?

Капитан задумчиво прочесал бороду пальцами. Поморщился: душно и противно быть столь лохматым... Сидящий на веслах почти рядом пожилой моряк буркнул, что прежде недолго брадобрействовал. И взялся точить нож. Ларна не возразил, ушел на нос галеры, всматриваться в светлеющую малой глубиной воду. Дважды он давал поправку курса и рассеянно скользил взглядом по ряби волн, пытаясь найти выра и Малька. На тучу, выросшую до угрожающих размеров полумира, не глядел.

— Брэми, что дальше? — посмели осторожно спросить из-за спины. — Отсидимся мы, непогода минет.

— Проще простого, — отмахнулся Ларна. — Подделаю пергамент на имя нового капитана. Того, которого вы выберете. Шром тиснет свою клешню, и пойдете вы дальними плаваньями работать, как наемный корабль рода ар-Бахта. Славный род, богатый, только больших галер у него — до двух сотен... кто их считает? Скоро брату Шрома и вовсе недосуг станет заниматься этим делом. Дальние перевозки хороши. Не рабы, а тагга с южных островов, северный камень для облицовки полов, прочий дорогой товар. Недурственная жизнь будет у вас. И спокойная, если по пьяни лишнее в порту с языка не соскочит.

— А вы не с нами?

— Я? Сам по себе, как всегда, — поморщился Ларна. — Хотя нет, я со Шромом. Надо ведь разобраться, насколько сошел с ума этот выр. Или все прочие безумны? Я смотрю на него и понять не могу: как мы дошли до нынешнего состояния, если прежде в большинстве выры были неущербны? Они же не склонны воевать. Они вон — усы сами себе рвут... и оружие отдают людям. Кто нас поссорил? Очень я хочу понять это.

— Говорят, на одиноком пустынном острове есть место, куда нельзя войти, — буркнул моряк. — Древнее место, люди его укрепили еще до рабства вырского. Только никто не находил того места.

— Знаю эту сказку, — кивнул Ларна. — Не верю, но, может статься, проверю...

Воронка брызг с оглушительным грохотом раскрылась у самого борта. Шром — сытый разыгравшийся боевой выр — взвился над палубой и рухнул вниз, щедро рассыпая воду и пену. Малек визжал от восторга все там же, на спине. Свалился на охнувшую палубу, снизу вверх глянул на капитана. Таким детским, счастливым и благодарным взглядом — Ларна даже задохнулся. Попытался вспомнить, когда в последний раз видел столь беззаботно смеющегося ребенка и был ли хоть однажды, в забытом голодном детстве, сам таков. Но память растопырилась вырьим хвостом — и отдала только боль невозвратности ушедшего.

— Я ныркий! — визжал Малек, азартно стучал по палубе кулаками и хохотал. — Ой, какой ныркий! Дядька Шром меня едва догнал. Правда, ну честно! Я рыбину зубами поймал.

Ларна старательно улыбнулся и громко похвалил. Принял у Шрома из рук веревку: выр исправно притащил за собой полную сеть рыбы. Надо поднять и разделать, надо распорядиться насчет ужина. Надо и про шторм не забывать, рядом уже, вон как море выглаживает, на большой ветер готовит парус поверхности... Много дел. За ними удобно прятаться от своей растерянности. Утром, увидев Шрома на палубе, выродер Ларна зло подумал: неплохо бы прибавить этого здоровяка к тем одиннадцати. Последним, зато — до дюжины. Никто из наемников не может похвалиться таким роскошным списком клешнятых. Боевого выра завалить — дело интересное. Требует обычно длительной подготовки. Заетм сам процесс убивания: он растянется на семь, а то и десять, дней. Думать подобное казалось нормально. Еще кому напекло голову, вот вопрос... Он, Ларна, самый успешный убийца выров за многие годы. Он губил — теперь это страшно и больно признавать, но вряд ли есть ошибка — он губил лучших. Хотел разобраться, думал поймать в сеть своих замыслов загадочную третью силу. И умерщвлял лучших по приказу подлецов. Как один из подобных ему травил Шрома на берегу и готовил к казни.

Выр простучал броней лап по палубе, встал рядом и вцепился в канат.

— Сам вытяну, мне удобнее, я тяжелее тебя, да, — весело булькнул он влажным носом. — Я знаю весь косяк твоих мыслей, Ларна. Не туда он плывет. Ты убивал выров. Плохо, без чести. Я убивал выров. Хорошо, с честью. Я убил пятнадцать. Но со всей своей честью я служил орудием тех же, как вы говорите, гнильцов. Честь, месть... Похожие у вас в звучании слова, да. Опасные, они туманят макушку и жгут спинной ум сильнее тагги. Надо нырнуть поглубже и успокоиться. Прошлое там, за кормой. Буря минет, мы немного поумнеем. Гнильцов много и у вас, и у нас. Хватит им служить.

— Тогда они всерьез займутся нами, — заинтересовался Ларна, помогая тянуть канат.

— Нет, мы займемся. Сами, зачем ждать, да? — Клешни азартно щелкнули. — Я знаю, куда нам плыть, да. Точно знаю. Ты слышал о золотых книгах глубин?

Рыба с шорохом перевалилась через борт, всей сеткой жидкого плеска и блеска шлепнулась на палубу. Ларна отступил в сторону, давая место мастерам разделки. Голодным мастерам: вон как ножи двигаются, только росчерк виден, не само лезвие...

— Никогда не слышал о золотых книгах, — удивился капитан. — Что это такое?

— Единственная причина интереса неущербных выров прошлого, еще до времен рабства людского, к ценному у вас, сухопутных. Золото не стареет и не вымокает, не ржавеет и не ссыхается. Мы покупали его всегда. Раскатанное в тонкие листы, да. На них записывали важное. Глубинное и нестираемое, да. — Шром прилег на палубу, поскольку капитан в задумчивости сел и приготовился слушать. — Мы утратили многое, когда желтая смерть украла нашу жизнь в мире без суши. Но часть книг цела. Кланд боится памяти. Он вырывает листы и переплавляет в монету. Он запретил хранить книги в одном бассейне. Некоторые забрал и увез в городские крепости. Я знаю, где искать. Можно попробовать. Нужно, да. Мне, тебе и Мальку.

— Его не дам втягивать в...

— В пасть бед? — фыркнул выр. — Поздно, мы все проглочены, разве ты не ощущаешь вонь гнильцов и их мыслей? Я выр и знаю, где находятся книги. Ты опытный наемник и можешь отвлечь других выров. Но пройти по стеклу сторожевого зала не способны ни я, ни ты. Малька оно выдержит, да.

— Нельзя рисковать детьми. Разве ты не понимаешь? Малек еще слаб и мал.

— Глубины не делают поблажек. Давно, когда не было желтой смерти, из нереста в тысячу мальков до первого окостенения панциря доживали двое, самое большее — пятеро. Это делало нас неущербными. Мы ничуть не боялись смерти, да... Когда пересчет идет на тысячи и сотни тысяч, можно так жить. Но, знаешь, я думаю: даже теперь нельзя жить по-иному. В полсилы.

— Но мы-то не нерестимся и не обзаводимся тысячами мальков, — отчаялся объяснить разницу в продлении рода Ларна.

— О да, это я знаю, — длинный ус обвис и стукнул по палубе. — Это была первая наша ошибка, так сказал мой брат Шрон, очень умный выр. Мы не поняли, что для вас дети — не мальки. Не осознали разницы суши и глубин... Мы не знали, что вы обретаете разум сразу и под опекой. А мы — только после окостенения панциря свой развиваем, да... Мы захватили порты, полагая вас мягкотелыми трусами, недостойными моря.

— Порты? — удивился Ларна. — Вы захватили всю сушу.

— Ты повторяешь слова других, не читавших книг, — фыркнул Шром. — Я тоже не свои говорю, но брат читал нашу книгу. Порты мы захватили сгоряча, семь веков назад, может и больше. Давно, совсем давно... Тогда и началось непонимание, хотя мы поделили с людьми побережье и мир вернулся. Вот второй раз мы пришли на берег по иной причине. Просто не стало выбора у нас, да... Желтая смерть поднялась к самой поверхности.

— Откуда еще эта напасть взялась, — вздохнул Ларна. — И не уходит, не рассасывается. Точно как туманы на холмах. Знаешь о них? Злые туманы, тоже по-своему ядовитые. Убивают посевы, и люди уходят ниже, к берегу. Словно некто нас сгоняет в кучу, стравливает. Третья сила.

— Не обижайся, капитан, — ус презрительно лег вдоль тела выра. — Не верит боевой выр в невидимого врага. Да, так вот. Если вижу — бью. Если не вижу, нет врага. Это моя слабость, знаю сам, но меняться больно и трудно. Мой брат Борг — третья сила и гнилец. Твои наниматели тоже все таковы, да.

— Тогда что ты хочешь высмотреть в книгах глубин? — задумался Ларна.

— Есть у нас большое горе, мы вымираем, — тихо, едва слышно, отозвался выр. — Причину я понимаю. Но как сломать её? Как нам желтую смерть одолеть, да... Это моя цель.

— Может, назовешь причину? — в голосе капитана скользнула вкрадчивость опытного сборщика сведений, нашедшего новое подтверждение своей идеи о тайном и могучем владыке зла.

— Не назову, нет! — выр рывком вскинулся на лапы. — Пойми верно и не злись. Ты человек. Хороший по-своему, но человек. Ты убивал выров и тебе это нравилось. Я не дам тебе тайны, годной для уничтожения рода. Не дам. — Шром снова лег и замолчал надолго, клацая броней по палубе, не успокаиваясь ни на миг. Потом сник и затих. — Объяснять надо слишком долго, да... Это тоже важно. Совсем мы разные. Может, потом поговорим. Совсем потом, нескоро. Одно добавлю. Это нас травят, нас хотят стереть из жизни. Вас только краем задело. Да, и не спорь. Нет третьей силы. В глубинах у нас нет великого врага, не было никогда. Но именно оттуда нас и выжили.

— Так это и людям не к пользе, тащить вас силой на поверхность, — обрадовался своей правоте Ларна. — Значит, есть еще кто-то. И я прав, признай. Может, кто-то начал с вас, но не остановится он. Это мое убеждение.

— Убеждения хуже панциря, — Шром потер клешни о бока. — Когда их взламывают, бывает очень больно. Главное — не умереть и принять новое. Когда я прошел через возраст и достиг поры перемен... не важно, да. Это было больнее всего. Знаешь, сколько живут неущербные?

— Нет.

— И я толком не знаю. Но еще лет сто у меня в запасе, — без тени радости отметил Шром. — Сто лет пустоты. И боль, которую не унять боем. Мы — взрослые — деремся, чтобы хоть на время стать прежними, да, ... молодыми и глупыми. Сегодня был хороший день. Бой. Много радости, еще больше глупостей. Я отдохнул и стал собой прежним. Цельным и вполне даже выром, да...

Ларна покосился на Шрома с некоторым сомнением. В словах выра нашлось немало странного. Как может выр не ощущать себя "вполне выром"? Тогда кем же? Ясно ведь, что тут и лежит разгадка многих невысказанных вопросов, на которые выром не будут даны ответы...

— Дядька Шром, — в голосе Малька звучала несвойственная ему ласковость, совсем не колючяя. — Я тебе печени набрал. Будешь?