Солнечная Сторона

И во снах я все ближе и ближе приближался к ним. Да, только во снах! Но это приближение ото сна ко сну было уже неотвратимым. Наяву я утопал в Юнне глазами, купался в ее смехе и играющих огоньками улыбках, а во снах оказывался все ближе и ближе... к ней...

И однажды... во сне я, наконец... коснулся ее...

Коснулся... и... не-ве-ро-я-тно обжегся...

Солнце!...

...В ее губах, глазах, бровях, щеках, ресницах, в каждой клеточке ее волшебной кожи оказалось жгучее Солнце!... В моих снах наше Светило неотрывно слилось с Юнной. Потрясающе красивое золотистое Солнце — и изумительнейшая девушка.. Я горел жгучим пламенем, но уже не мог оторваться. Я сгорал без остатка, но ощущал в прикосновении к ее огню неповторимейшое наслаждение. Касаясь Юнны, я разбивался ее пламенем на крохотные частицы и смешивался с бушующей плазмой огромнейшего светила. И, наверное поэтому наяву, оказываясь с Юнной в солнечных просторах, я подпадал под двойное наваждение: девушка и Солнце — Солнце и девушка. Это уже было нечто единое. Мне уже не нужны были никакие уроки, чтобы постичь наше Светило. Оно вливалось меня с каждым взглядом на девушку, бездонный солнечный мир проникал в мою душу с каждой ее улыбкой. И уже, оставаясь без Юнны, я видел в солнечных далях, плазменных ураганах, рвущихся протуберанцах, везде-везде-везде — Юнну. Ее образ виделся в каждом всполохе, в каждом огненном вихре, в каждой самой малой солнечной лакушке и самом долгом трубчатнике. Я до безумства любил в эти минуты... наше Светило!

Поглощенный Юнной, я совершенно потерял счет времени, а оно неумолимо двигалось. И вот настал день отъезда. И только тогда, когда нас собрали, чтобы погрузить на цибели, до меня, наконец, дошло, что я стою перед фактом неминуемого отбытия. Словно сильный удар грома разразился среди ясного неба. Эйфорию сдуло в одно мгновение.

"Юнна! — во мне все взорвалось. — Нет, это невозможно! Я никуда не полечу! Мне нельзя! Нельзя без Солнца! Я остаюсь здесь!!!"

Я вырвался из круга одноклассников и, взвившись над ними, помчался к лаборатории, где сейчас должна была быть она. За моей спиной раздались крики удивления.

Я влетел в лабораторный корпус и ворвался в ее комнату. Юнна сидела одна и ничего не делала. Мое появление нисколько не удивило ее. Она грустила.

— Я никуда не улетаю! — вскрикнул я, вмиг оказавшись очень близко от нее.

Она не отшатнулась. Подняв на меня свои изумительнейшие глаза, она разгладила рукой мои волосы.

— Лучик ты мой, — сказала она ти...

Дар запнулся. Он быстро отвернулся в темноту, а я успел заметить блеснувший на краешке его глаза прозрачный шарик.

— Лучик ты мой, — продолжил Дар после паузы, — я буду по тебе скучать.

— Я никуда не улетаю! — в отчаянии повторил я.

Она посмотрела на меня и, еще раз проведя рукой по моим волосам, сказала:

— Тебе надо улететь.

— Нет! — воскликнул я.

Она приложила свой палец к моим губам, останавливая меня.

— Если ты хочешь быть со мной, тебе надо улететь. Ведь ты пока еще даже не юноша. На Земле время летит быстрее, чем здесь. Через несколько лет ты догонишь меня в возрасте. Будешь не настолько меня моложе.

Я замолк, пораженный этой мыслью.

— Да-да... — продолжила она, — ты прилетишь через семь земных лет, и будешь взрослым и мужественным. За это время на Солнце пройдет совсем немного времени, я буду такая же, какая я есть сейчас.

— Семь лет? — переспросил я. — Но это же так долго! Я прилечу раньше.

— Нет-нет! Только через семь!

— Ну почему?

— Этого я тебе сейчас сказать не могу.

— Я не выдержу столько.

— Дай мне обещание, что не появишься здесь, пока не истекут эти годы.

Я смешался. Я ничего не мог понять.

— Ты же хочешь, чтобы я стала твоей девушкой. А чтобы это случилось, ты не должен ни о чем больше спрашивать. Ты должен пообещать мне то, о чем я сейчас прошу.

Комок подкатил к горлу. Я почувствовал, что глаза защипало от слез.

— Я не выдержу, — вырвалось у меня.

— Выдержи, я прошу тебя.

Она взяла в ладони мое лицо.

— Выдержи... а я обещаю тебя до-ждать-ся.

Она приблизила к моему лицу свои губы.

Я замер, ожидая поцелуя. Но она остановилась и не поцеловала меня.

Так близко ко мне ее губы еще ни разу не приближались. Я ощутил тепло ее дыхания и почувствовал, что проваливаюсь в бездонную, бесконечную пропасть.

— Иди, — словно далеким отзвуком прозвучал ее шепот. — Я не пойду тебя провожать.

Она провела пальцами по моим ресницам, убирая с них влагу, и я, не помня себя, перехватил ее руки. Она не отдернула их, и я... испытав от оказавшихся в моих руках ее ладоней неожиданное потрясение, словно во сне бросился жадно целовать ее пальцы. Это были неописуемые минуты. Ведь это было не во сне, это было наяву!!! Она позволила целовать свои руки! Я окунулся в них. Я перецеловал каждую их клеточку, каждую дурманящую ямочку, каждый игривый бугорочек, я перецеловал каждый кончик ее божественных ноготочков.

Громадное Солнце полыхало вокруг нас своим ослепительным огнем, бурлило раскаленной плазмой, извергалось гигантскими протуберанцами, а я целовал... целовал... целовал... ее пальцы...

Дар замолчал, недвижно глядя на огонь. По его застывшему взгляду видно было, что он целиком погрузился в те невероятные минуты.

И вдруг боль!

— Нет! — воскликнул он. Его голос исказила неожиданная боль.

— Не там! Не за горизонтом бушевало раскаленной плазмой Солнце. Оно было в Юнне! Солнце — то самое Солнце, которое я боялся как огромнейшее жутко раскаленное светило, перед которым я трепетал, как перед всемогущественнейшим божеством, теперь жило в образе девушки. В ее руках...! В ее руках мне чудился огромный солнечный мир! Его!... Его я касался своими губами! Я падал в него, поглощался им, безвозвратно и навеки терялся в нем...

— Солнце! — воскликнул он с озадачившей меня болью. — Я не понимал тогда, что для меня Солнце окончательно слилось с образом Юнны.

Я удивленно смотрел на Дара. Неясный комочек тревоги пробежался по моей душе. Я напрягся, ожидая от Дара объяснение неожиданной горечи. Однако мой собеседник замкнулся...

...Костер стихал. Я сидел, боясь проронить хоть одно слово.

Неожиданно Дар наклонился к костру и опустил пальцы в огоньки. Я инстинктивно вздрогнул, однако дальше произошло невероятное: Дар начал задумчиво играть язычками пламени, а те огибали пальцы, не причиняя им никакого вреда.

— Дар! — воскликнул я. — Вас не жжет огонь?!

От моего возгласа Дар словно очнулся.

— Извините, — проговорил он. — Я совсем забылся.

Он снова отодвинулся от огня, продолжая на него смотреть.

— Да, — сказал он, — после моего путешествия на Солнце огонь не трогает меня.

— Невероятно!

— Да, невероятно... У меня осталось ощущение, что меня все еще окружают остатки грависилового поля.

— Оно сохранилось во мне, — продолжил он после некоторой паузы, — хотя... — он на мгновение словно запнулся, — оно должно было исчезнуть в том моем сне...

— Мне в этих огоньках, — тихо проговорил он, — видятся пальчики Юнны.

— Но и ведь меня Юнна, — Дар снова улыбнулся, — часто сравнивала с солнечным лучиком. А однажды она даже шутливо спросила, не от Солнышка ли я родился. Тогда я ответил ей отрицательно, но на днях вдруг вспомнил, — Дар рассеянно и со слабой иронией усмехнулся, — что в первые секунды после моего рождения Солнце коснулось меня лучами.

— Как знать? — продолжил он, и снова легкая боль пробежалась по его глазам. — Не пестовало ли тогда меня Солнце?... И не случайно ли мне вся эта история приснилась?...

— Впрочем, — проговорил он после недолгой паузы, — я прервался на школьные воспоминания, но вернусь к Бэрбу...

VI

...Итак, мы летели на небольшом квоце по городку... В те минуты мое сознание было переполнено воспоминаниями о Юнне, а Бэрб что-то рассказывал мне. Я почти не слушал его. Я отвлекся от своих мыслей только тогда, когда услышал, что он уже дважды переспросил меня о моих видениях на подлете к Солнцу, о том, что мне виделось в тот момент, когда включалось поле грависила.

Я машинально ответил ему, что слышал голос матери, рассказал, как, погружаясь в парасон, я вместо пульта вдруг увидел простой деревянный стол, бумаги на нем, перед столом окно, а за окном земной ландшафт, рассказал про раннее утро и восходящее из-за горизонта Солнце.

Бэрб заметил мне, что все, кто подлетают к Солнцу, при погружении в поле грависила начинают созерцать необычные видения. У каждого всплывают картины как бы из другого мира.

Эти его слова вернули меня из забывчивости. Я задумался. А ведь, действительно, был такой миг, когда я ощущал словно раздвоение. Будто в этот момент во мне жил какой-то другой человек. Я вспомнил прозвучавший тогда в моем сознании голос матери, и только теперь сообразил, что он был очень странным. Самым странным было то, что в те мгновения она как бы рассказывала мне о миге моего рождения, об акушерке, взявшей меня на руки, и о первых лучах Солнца, упавших на мое маленькое тельце. А я ведь хорошо помню ее рассказы о моем рождении. Оно происходило совершенно в иной обстановке. Ни о какой женщине-акушерке не шло и речи...

— Поверишь ли, — сказал мне Бэрб, — я в парасне увидел, будто дремлю в каменной пещере. Увидел перед собой прямо в пещере костер, а за костром на стене — недорисованного мамонта...

Я рассмеялся. Бэрб тоже усмехнулся (что бывало с ним редко) и поведал высказанную здесь кем-то версию, что грависил каким-то образом будит в подсознании историческую память.

— Скорее, — сказал я ему полушутя, — он смешивает времена.

— Очень похоже, — ответил Бэрб. — Может, и вправду, он осуществляет какой-то временной сдвиг, ведь он пучкует гравилинии, а те неразрывно связаны с Мировым Временем.

Мне тут вспомнилось, как в момент погружения в грависил я почувствовал, что ощущаю бесконечность пространства, я описал свои ощущения Бэрбу, и мы сошлись с ним на том, что неплохо было бы, если бы кто-то занялся этим вопросом специально.

Я снова вспомнил Юнну, Бэрб тоже отвлекся на свои мысли, и мы на какое-то время замолчали. Я следил за движущейся внизу знакомой улицей. Когда вдали показался домик Юнны, у меня невольно дрогнула лежащая на подлокотнике рука.

Это не прошло мимо внимания Бэрба, но он ничего не спросил. И тут я с удивлением заметил, что он тоже смотрит на домик Юнны.

Это вдруг взволновало меня. Обуреваемый сомнениями, я начал искоса посматривать на него. Бэрб сидел, замерев на месте. Неожиданно наши взгляды встретились, и я прочел в них то, что боялся прочесть...

Не один я охвачен мыслями о Юнне!

Я резко тормознул квоц.

— Мне надо зайти в гости, — буркнул я.

Бэрб ничего не ответил и лишь молча проследил, как я выбрался из кабины.

Как только я оказался снаружи, квоц дернул с места и быстро помчал прочь, исчезнув в плазменном тумане.

Меня это немного успокоило. О моих отношениях с Юнной Бэрб знал еще на Плутоне. Ее снимками была заполнена вся моя комната. Полудымчатые объемные изображения Юнны Бэрб видел неоднократно, и я не скрывал своих чувств к ней.

"Значит и он! — подумал я. — Значит и он!"

Это открытие начало меня теребить. Бэрб был здесь без меня с Юнной и достаточно долго!

Я в волнении заспешил к Юнне.

Ее небольшой домик, переливающийся слабыми розоватыми оттенками, немного напоминал нераскрывшийся бутон розы. В окружении других жилищ он приятно радовал глаз и чем-то неуловимым манил к себе. Юнна первая на Солнце сотворила такое жилище, и, глядя на нее, другие тоже начали фантазировать со своими домами. В результате их городок стал похож на цветочную поляну. Однако изящнее Юнны свой домик никому не удалось построить.

Я, подобно жучку, влетел в ее лепестки (такое сравнение всегда приходило мне в голову, когда я посещал ее) и оказался внутри.

Небольшие овальные комнаты с простой невычурной мебелью тоже переливались розоватым цветом. Впрочем, ныне во всяком помещении цветовая гамма легко и плавно меняется в зависимости от настроения хозяев или их гостей. Сейчас мною овладевала радость, и потому стены празднично играли розовыми бликами

Юнны дома не оказалось. Я, помявшись немного в нерешительности, прошел в гостиную и присел в кресло. Мой взгляд упал на столик, стоящий перед креслом. На нем лежал небольшой пульт с единственной клавишей, на которой светилась надпись "Здравствуй, Дар!"

Это было видеопослание мне. Я коснулся клавиши.

По другую сторону столика в кресле появилось стереоскопическое изображение Юнны. Она, улыбаясь, смотрела прямо мне в глаза.

Горячий комок прокатился внутри меня. И, хотя я понимал, что передо мной всего лишь изображение, волнение перехватило дыхание. Я чуть не кинулся обнимать полупрозрачное свечение.

— Здравствуй, Дар! — сказала, улыбаясь, Юнна. — Вот ты и прилетел.

Я отодвинул в сторону разделяющий нас столик и придвинулся поближе.

— Прости, — продолжила она, — что я не встречаю тебя, мне пришлось вылететь на экстренный случай. Только что нас, практически всех, кто остался в городке, подняли по тревоге. Через несколько минут мы отправимся в глубинный рейд. В солнечных недрах зонды зафиксировали гигадомен. Он очень быстро движется к поверхности, и по расчетам наша лайкуна оказывается на его пути. Необходимо это уточнить и исследовать его...

У меня все оборвалось внутри. Гигадомены (их здесь еще называют Гигами) всплывают на поверхность Солнца в зонах его высокой активности. Они несут в себе сильнейший заряд излучения. Их выход на открытое пространство сопровождается мощной вспышкой, которая и наблюдается из космоса. Гигантские протуберанцы взлетают вверх, в пространство уносится ударная волна солнечного ветра. Перед Гигами грависил бессилен. Если Гиг пройдет через городок, он его просто уничтожит.

Я, не дыша, слушал Юнну.

— Но ты же не пугаешься, Дар, — сказала она и рассмеялась. — Гиг еще не обследован. Может, ничего страшного не произойдет.

— Дар! — продолжила она, немного подавшись мне навстречу. — Как жаль, что я сейчас не могу дотронуться до тебя. Я же совсем не так хотела тебя встретить, не те слова сказать.

Она протянула вперед руку. Я поднял свою ей навстречу. Мои пальцы утонули в ее. На меня нахлынули воспоминания о минутах нашего расставания. Я прикоснулся губами к пустому воздуху, в котором сейчас витал отсвет ее ладони.

— Дар, милый! Я же знаю, что сейчас ты целуешь воздух. Милый-милый Дар! Ты не забыл наше расставание? Мои пальцы еще помнят твои губы. Я тогда не могла тебе ответить тем же. Я просила тебя поскорее улететь. Ты спрашивал, почему. Сейчас я могу тебе сказать.

Все эти годы ты присылал мне свои снимки. Дар, прости, но я не вскрывала их. Нет, Дар, ты не подумай, что я хотела забыть тебя. Пойми меня, милый. Меня тронула любовь мальчика Дара ко мне. Я видела, как ты мучаешься. Но я не могла ответить тебе тем же. Все, что я испытывала тогда к тебе, было только нежной жалостью. Твоя боль передавалась мне. Мне хотелось тебе чем-нибудь помочь, но для меня ты был всего лишь четырнадцатилетним школьником. Я хотела, но не могла любить тебя во всю силу своей любви.